Когда он поднял голову, отца уже не было.
В тот вечер, той ночью, второй ночью после возвращения Яна Германа, когда жизнь семейства Трудных стала возвращаться в норму, во всяком случае, так считало большинство его членов - в тот вечер в первый и в последний раз он усомнился в смысле и правоте своего решения.
Человекоидом вошел он в дом, и уже в холле, возле самой двери на него напали Кристиан и Лея. Они схватили его за ноги и начали вопить что-то про разлитый соус. Сразу же сделался ужасный шум и переполох, а в таких условиях Трудному было крайне тяжело соответствующим образом двигать головой и глазами человекоида, чтобы поддерживать впечатление его естественной заинтересованности окружающим посредством обычных, человеческих чувств манекена. Пришлось сбежать и спрятаться в собственном кабинете. Сюда, в свою очередь, пришлепала мать. Она сражу же начала делать театральные жесты и лить слезы прямиком в заранее приготовленный платочек. Он даже не знал, что сказать; мать что-то плела про перст божий, про наследие веков и про унылую старость. Когда же она ушла, он попросту вынул человекоида из дома, слегка подтянув его в подверх - хотя, из-за надетой на человекоида одежды, он не был в состоянии полностью расправить свое четырехразмерное не-тело, которое он, такое болезненно изогнутое и выкрученное, удерживал вот уже несколько десятков часов. И внезапно его молнией прошибла перспектива бесконечного страдания, которое сам себе и уготовил: неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом. В нем поднялся наверх до тошноты сладкий яд цинизма. Самоотверженность, что? Жертвенность? Дерьмо, а не жертвенность. Да что бы они все сдохли! Ведь это приведшее в преисподнюю заклятие я произнес лишь потому, что схватило живот; вот почему, а вовсе не из за какой-то мученической любви к детям! Все равно же - проклят навечно, до самой смерти! Да чтоб их всех!
Но правда была такой, что приходилось прикладывать усилия, чтобы думать подобным образом. Это были мысли показательные, громкие, яркие, служащие для того, чтобы заглушить горечь, бешенство и печаль. Теперь он уже не мог себя обманывать: это не они нуждались в нем, это он сам нуждался в них. Со всех сторон окружало пугающее безумие невозможной вселенной, и хотя он пытался отключать направленные на нее омматидиии, хотя изо всех сил пытался это безумие игнорировать, он ведь прекрасно осознавал надниз и подверх, существующие вокруг его четырехмерного не-тела. Если бы не дом, если бы не человекоид, если бы не они... на него тяжелой волной навалилась бы тишина, которая не знает, что такое жалость.
В спальне Виолетта спросила у человекоида:
- Узнаешь этот запах?
Для Яна Германа это был гром с ясного неба. Человекоид - это всего лишь человекоид, кусок плоти, который ни видит, ни слышит, ни чувствует запахи. Трудны понял, что вот этого недостатка он уже никогда не сможет компенсировать.
- Гмм... нет. А что это?
Она, улыбаясь, сказала ему. Ян Герман понял: она хочет заняться любовью. Он пошевелил человекоидом. Виолетта начала его целовать. Ян Герман глядел на это со всех возможных и невозможных направлений, глядел на это с подверха и надниза, со стен, с потолка, с пола, с ее кожи и с кожи человекоида. Он видел внутренности этой женщины, как можно видеть плавающих в аквариуме рыб. Кости, жилы, мышцы, хрящи, кровь в артерии и воздух в легких...
- Ты не вспотел, - шепнула она с полуулыбкой, постепенно удаляясь уже от всего света.
- Здесь прохладно.
- Вовсе нет. Хмм, а на что это ты смотришь?
- На тебя, на тебя.
- А будто бы совершенно в другую сторону...
- Я люблю тебя, - сказал Ян Герман человекоидом, откровенно и в полном согласии с живущей внутри бестией.
А за окнами была ночь, вся в снегу и лунном сиянии.
ноябрь 1995 - январь 1996
Появляющийся в сюжете гиммлеровский институт Ahnenerbe существовал на самом деле, но вписанная в его структуру таинственная Группа - Die Gruppe является уже моей личной выдумкой, что, само по себе, понятное дело, вовсе не исключает ее исторической реальности. О книжке, которую Конь дарит Трудному, могу сказать лишь то, что она могла существовать в действительности. Математик Чарльз Говард Хинтон, живущий на переломе XIX и ХХ веков, является фигурой абсолютно аутентичной (аутентизм этой личности мне кажется даже излишне большим: гораздо больше, чем своими научными достижениями, Хинтон прославился многократно доказанными двоеженствами, а также как изобретатель машины для бросания бейсбольных мячей; его же отец, преподобный Джеймс Хинтон, аутентичный до боли, был религиозным лидером секты, пропагандирующей полигамию и свободную любовь - за столетие перед хиппи). Тот же самый Чарльз Хинтон задолго перед Первой мировой войной опубликовал в англоязычной прессе - не только чисто научной - множество статей, популяризующих идею четвертого пространственного измерения (Эйнштейна с его пространством-временем тогда никто еще не знал). В то время это была довольно-таки популярная идея, но связываемая, в основном, с духами, спиритизмом и парапсихологией. Так что мне кажется вполне правдоподобным, чтобы такие тексты были собраны и переведены каким-нибудь шустрым польским издателем - отсюда и книжка у Коня. Хинтон выступал как научный авторитет и в качестве такового ввел в английский язык слова, описывающие повороты направления, приложенного к оси четвертого измерения; а именно: ana и kata. Я от них сознательно отказался, точно так же, как сознательно от них отказался и трудны, поскольку они никак в своей твердой, неизменной форме не соответствуют польскому языку (в тексте приняты и довольно-таки не русские определения подниз и надверх - прим.перевод). Что же касается самого четвертого измерения, то в сюжете я совершил только один грех по отношению к нынешней научной ситуации, зато фундаментальный, поскольку увеличивающий его размеры от субатомных до равных по размеру трем пространственным. В свою защиту могу сказать лишь то, что без этого обмана повесть вообще не смогла бы появиться. Но не могу отрицать того, что - из за этого одного подмененного основания - мы имеем теперь дело с альтернативной физикой, но даже в этой ее альтернативности, в чем-то нелогичной, поскольку реальность четвертого пространственного измерения с представленными выше свойствами, требует полнейшего пересмотра законов, управляющих, среди всего прочего, гравитацией, и нарушает первое начало термодинамики (во всяком случае, для фотонов), следовательно, этого здесь скрыть нельзя, здесь я совершил отвратительное преступление argumentum ad ignorantum8, как сказал бы Конь.
1 Zwi(zek Walki Zbrojnej - организация, которая летом 1941 года была переименована в Армию Крайову (АКА), что позволяет определить действие повествования на самый конец 1940 - начало 1941 года. (Переводчик благодарит А. Гриневского за данное указание. По его же данным действие происходит в Варшаве.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
