— Скажите, уважаемый, почему вы мне не доложили об этом?
— Я думал, что вы должны были знать. Предполагал, что вы заодно с этими дамами.
— Доктор Кириллов, вы хладнокровный убийца.
— Вы, как вижу, горите желанием спихнуть вашу вину на меня.
— Своей вины не отрицаю. Да, совершил преступление. Если б знал об имплантатах, никого бы не отправлял из лагеря.
— Могу я идти, гражданин начальник?
— С какой стати и ради чего, доктор?
— Пока вы решаете мою судьбу, напишу несколько писем.
— Не спешите, доктор. Ясно, что мы оба мерзавцы. Но под нашей опекой люди. Можно сказать, наш народ, — я обвёл всех взглядом и узрел «народ», то бишь, двух учителей, на которых излил свою желчь: — Мне не ясно иное — молчание наших педагогов. Вы, уважаемые, даже головой не киваете, как китайские болванчики. Отвыкли мнения высказывать?
— Вы нас ни о чём не спрашивали, а инициативы наказуемы, и вы убедились в этом сами, выслав людей из лагеря. Если желаете услышать совет, так в моём совете ничего мудреного ни сыщите, — учитель химии поскрёб указательным пальцем бритый затылок, — Выскажите Буйновичу о наших проблемах. Наслышаны, что вы его знаете, а мы его даже не представляем.
Услышав глас народа, оторопело взглянул на «химика». В старину звездочёты пытались посчитать все звёзды на небе, но ещё никому в голову не приходило сосчитать высказывания в среде народа о руководителях, например, о царе-батюшке или президенте, что встал у кормила как гордый мачо-рулевой. По разному мерцают те высказывания: некоторые тускло, другие поярче; но суть их всех сводится к вере в избранника, способного всё разрулить и порядок навести. Раньше его божьим избранником прозывали, ныне — всенародно избранным. Даже колом по голове — и то не выбить сиё традиционное мышление из русских мужиков. Не доходит до косных головушек, что избранникам такое отношение к ним весьма импонирует. Ценят они его на вес золота. Но для меня подобное высказывание и копейки не стоит.
Минута, данная самому себе на размышление, истекла. Мои мысли витали далеко от Зимнего дворца и от Кремля, и я думал отнюдь не о царях и президентах, а о далёкой Индии. Разбежались те мысли как добрые кони. Пора их собирать да запрягать.
— Вот скажите, дражайшие вы мои, — спросил я у народа, — Почему Хоттабыч сидел в кувшине тысячи лет до того момента, когда Волька освободил его из заточения?
— По произволу автора сказки, — с улыбкой на устах предположил Виктор Игоревич, математик.
Спрашивается, чего это он так лыбится? Наверное, ему нравится роль шахида с тикающей бомбой?
— Привычка, как говорится, свыше нам дана. При земле живёте, приземлено мыслите. Выскажу предположение: не было у Хоттабыча обратной связи с сильными его мира, и потому он отсидел практически весь пожизненный срок. Вы, куда более многомудрые, чем Хоттабыч, также оказались в подобной сказочной ситуации. Все вы безбородые, в отличие от Хоттабыча, то бишь, не волшебники. Но у вас иное преимущество. У всех нас — и в этом не сомневаюсь — в наличии датчик или своего рода средство обратной связи. Встроены они в нас! И мы должны воспользоваться ими… Если, конечно, наш доктор не водит нас за нос, а он — смотрите — сам водит свой нос справа налево и слева направо. Раз так, готов держать пари! Моя догадка верная! И идея верная! Сплотим нашу группу посредством медитации. Бывал в Индии, видел, как медитируют святые люди. Внешне, скажу, многие индусы от нас неотличимы. В оранжевых одеяниях поверх белого исподнего, время от времени произнося загадочное «Оммм», они медитируют, но их медитации адресованы в пустоту. Я же знаю конкретный адрес и имя той, кому мы предъявим наши требования. Значит так, — я обвёл взглядом присутствующих, — Завтра утром доведу до сведения каждого о нашей дерьмовой ситуации. Доктор, вы должны, вслед за мной, лаконично пояснить всем об имплантатах. Спросим у народа: мы рабы или мы не рабы? Там же проведём первый сеанс. Цель медитации: единой командой день за днём будем требовать свободы. Свобода или смерть! Мне известно истинное имя той, кому мы должны день за днём адресовать наше требование. Вас, доктор, ввели в заблуждение. Её имя не Анастасия, а Жива.
— Богиня Жива?
Агроном Всеслав среагировал первым. Вторя ему, произнёс реплику и Виктор Игоревич, молчун-математик:
— Богине Живе поклоняться и просить о пощаде? Да это сродни шаманству. Мы, что же, должны дико завывать, кричать, топать ногами, дабы изгнать демонов?
— Дражайший, свет Игоревич, вы что же, полагаете себя выше шаманов?
— Как видите, не одет в шкуры, суевериям не подвержен, а ваша забава, господа, мне совсем не смешна. Что же вы нас как детей пугаете? Жалею, что подписал контракт. В том контракте не упомянута какая-либо неустойка с моей стороны, а потому, с вашего позволения, я вас покидаю. Завтра же уеду в Петербург.
— Желаете? Возражать не буду. Езжайте, но добирайтесь сами. Нашего водителя, как вам известно, арестовали.
— С кем бы, в самом деле, заключить пари? — спросил доктор. — Виктору Игоревичу осталось жить три дня, считая со времени его отбытия из лагеря. Ставлю бутылку коньяка, если проспорю.
— Принимаю! — ответил я. — Не проживёт он трёх суток. Ставлю бутыль «Абсолюта».
— Кто же будет арбитром? — спросил Мастер.
— Его родители, — предложил я. — У нас есть их номер телефона в Питере. Позвоним, узнаем и выразим соболезнования.
— Придурки! — воскликнул математик и, хлопнув дверью, выбежал из офиса.
— Отсюда мы не дозвонимся до Питера, — с горечью сказал доктор.
— Если понадобится, дозвонимся. У математика сложилась превратная картинка в голове. Из-за моего стёба. Ни сегодня, ни завтра он не будет воспринимать меня серьёзно. Так что, доктор, попробуй ты его убедить.
***
Разошлись мои советчики, а я, перед тем как навестить принцессу моей грёзы, приступил к сакральной в моём понимании процедуре: омовению тела под душем и очищению души в моём бренном теле. Нет, я не питал особой надежды, я знал, что способен лишь частично освободить сосуды моей души от чёрного осадка. Шампунь для тела есть, а шампуня для души ещё никто не придумал. Так что очищал я её единственным знакомым мне средством — размышлением. Попутно дотянулся — и тыльной стороной ладони ощупал утолщение на спине. Вспомнил, что уже много ночей сплю либо на правом боку, либо на левом: сон не шёл, если лежал на спине. Мне, привыкшему к владению своим телом, стало не по себе. Имплантаты дорогие и, как поведал доктор, изощрённо сложные игрушки. Не соответствуют они нашему времени. А средневековью? Мутант вёл речи о средневековом окружении его колонии. Его высказывания, надо полагать, всего лишь образные метафоры, как, например, у Курта Воннегута. После концлагеря Воннегут уверил себя в том, что мы по-прежнему живём в эпоху средневековья. Его книги до конца читать невозможно: к середине каждого повествования ему отказывает здравый смысл. В отличие от прочих старых писателей, он страдал не от деменции, а от фантастического маразма, переходящего в убогость. Наш мир, увы, не средневековье. Наш мир, несмотря на сложные технологии, стремится к упрощению всего и каждого. Средневековье можно сравнить с миттельшпилем, а мы подошли к эндшпилю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
