но мы слышали весь их разговор в прихожей. Да и слишком мало времени они там пробыли для составления плана. Если дочь с ним в сговоре, то этот сговор сложился давно, еще когда она была ребенком.
– Вы правы – это маловероятно.
Хольгер представил, как Лоренц говорит маленькой Хельге: «Если когда-нибудь придут полицейские, и я скажу им, что часто ухожу на ночь в сарай и делаю там стулья, не спорь со мной» – не то чтобы это было совсем невозможно, но все же очень маловероятно.
Вюнш задал вопрос, на который не мог себе ответить однозначно:
– Лоренц соответствует психологическому портрету, составленному доктором Иоханнесом?
– Мне кажется, что не в полной мере. Я бы не сказал, что он полностью безэмоционален – мы три раза за время разговора спровоцировали у него сильную эмоциональную реакцию. Скорее, он просто не проявляет своих чувств внешне.
– Наверное, вы снова правы, Франц… Опять же, жестокость по отношению к девочке непонятна.
– И с изъяном не получается – видимых увечий или особенностей внешности у Лоренца нет.
– Но это не значит, что их нет вообще.
Франц кивнул.
– После разговора с Шлиттенбауэром я очень пожалел, что мы не можем поговорить с Носке. Он много времени провел с Лоренцем на ферме. Если Шлиттенбауэр все же наш убийца, он мог себя чем-нибудь выдать или хотя бы бросить на себя тень подозрения, а Носке вполне мог это заметить. Вместо этого нам достался Рауш…
Ответом Хольгеру был очередной молчаливый кивок. Франц сделал большой глоток пива и сказал:
– В пользу Шлиттенбауэра, как мне кажется, говорит его полная откровенность и с Рейнгрубером, и с нами. Он сам признался, что передвигал тела, сам сообщил, что у него был мотив, сам рассказал, что повредил часть улик, сам сказал, что имел конфликт с Андреасом Грубером перед убийством…
– Ни нам, ни группе Рейнгрубера ни разу не удалось уличить его во лжи, поймать за язык. – задумчиво протянул Вюнш.
Очередной кивок.
– Франц, вы обратили внимание на то, что он правша?
– Да. Кстати, я еще с дома Шлиттенбауэра хочу спросить: вы что, специально это представление устроили с документами в кармане брюк?
– Да, специально. В деле написано, что он правша, но я хотел проверить сам. Обратите внимание: левая рука была ближе – если бы Лоренц был человеком с одинаково развитыми руками, он бы потянулся ближней рукой.
– Он ярко выраженный правша!
– Именно, Франц! Откровенно говоря, после этого его можно смело исключать из числа подозреваемых – слишком много «если» должно совпасть, чтобы убийцей все же оказался он.
Майер допил пиво и после этого кивнул.
– Но тогда у нас не остается фигурантов. Нужны имена, Франц! Те, кто знал, мог, был… Нужны персоналии.
Этот день был полезен, но, как и все предыдущие, вопросов оставил больше, чем дал ответов. С этой мыслью Хольгер и провалился в сон без сновидений, лишь под утро ему почудилось, что он обнимает Хелену, но мираж растаял, не оставив следа.
Глава 24
Сыновья
Лааг находился в пяти километрах к северо-западу от Кайфека. Эта деревня была немного крупнее, Хольгер даже назвал бы ее маленьким городком. Вчерашняя непогода сменилась солнечным утром. Между камней брусчатки центральной площади оставалась влага, но луж не было.
Вюнш вышел из машины и придирчиво оглядел свой Wanderer – тут и там на автомобиле виднелись следы путешествия по сельской дороге. Следы от грязных брызг, пыль, потеки от капель дождя создавали на окрашенном в черный цвет металле причудливые картины и узоры в духе абстракционизма. Хольгер не был большим поклонником этого жанра, а потому думал не о переплетении линий и пятен, а об автомойке, которую в обязательном порядке нужно было посетить по возвращении в Мюнхен.
Они с Францем договорились встретиться в Кайфеке в пять часов, а до этого времени Вюнш должен был найти в Лааге Бальдура Шлиттенбауэра и место, где раньше стоял дом Габриелей, а также съездить в Вайдхофен и разыскать там Альберта Хофнера.
Была половина десятого утра. Лоренц Шлиттенбауэр указал, что его сын работает в мастерской Шипплока, расположенной на центральной площади. С Бальдура и решил начать Вюнш. «Мастерская Шипплока. Мебель, деревянная посуда и игрушки» занимала первый этаж в длинном здании, выходившем на площадь торцом.
Стоило Хольгеру открыть дверь, как на него обрушилось множество запахов: смола, древесина, клей, лак и другие, менее заметные ароматы. Мастерская не только выполняла заказы, но и продавала готовую продукцию. Небольшой зал был буквально завален столами, стульями, тумбами, шкафами и креслами. Вюнш, стараясь ничего не уронить, пробрался к стойке продавца.
– Доброе утро! Не каждый день увидишь посетителя в мебельной мастерской в такой час. Чем могу помочь?
Угрюмого вида здоровяк, сидевший за стойкой, оказался, вопреки внешности, улыбчивым, дружелюбным и, что удивило Хольгера больше всего, тонкоголосым.
– Добрый день. Я бы хотел пообщаться с Бальдуром Шлиттенбауэром, мне сказали, что я могу найти его здесь.
– Правильно сказали. Однако позвольте поинтересоваться, кто вы и зачем ищете Бальдура?
Улыбка не покинула лицо продавца, но дружелюбия в ней стало значительно меньше.
– Извольте – Хольгер достал документы. – Оберкомиссар Вюнш, Баварская полиция.
– А я, Отто Шипплок, к вашим услугам. Владею этим заведением. Бальдур сейчас в мастерской. У него проблемы?
– Нет. Он проходил свидетелем по одному делу, и я хочу уточнить его показания.
– Понятно. Я ценю Бальдура, так что вы его у меня не уводите. Пригласить его сюда или вы пройдете к нему?
– Лучше к нему. Не хочу мешать вашей торговле.
– Да какая торговля в такой час? Впрочем, к нему так к нему…
Шипплок вышел из-за стойки и пробрался к прикрытой двери, ведшей, очевидно, в мастерскую. Он снял висевший слева от двери фартук и передал его Хольгеру:
– Набросьте. Сами понимаете – опилки, пыль…
Вюнш кивнул, надел фартук и прошел в дверь вслед за хозяином мастерской.
Бальдур Шлиттенбауэр был красив – голубые, как и у Хельги, глаза и волевые черты лица Лоренца. Перед ним лежала широкая прямоугольная доска. «Скорее всего, дверца шкафа». Шлиттенбауэр занимался созданием резьбы по ней. По периметру доски уже был закончен узор из дубовых листьев, а за центральную часть Бальдур только принялся и Хольгер пока не мог сказать, что за узор он создает. Судя по всему, резчик в мастерской был только один, потому что рабочее место Шлиттенбауэра было отделено от других мастеров. «Тем лучше» – Хольгер уже продумывал грядущий разговор.
Бальдур был так увлечен работой, что Шипплоку дважды пришлось окликнуть его:
– Бальдур! Бальдур,
