- Наверное, там же, где вы.
- Я в Москве, а вы?
- Я в Петрограде.
- В Ленинграде, вы хотели сказать.
- Мне лучше знать, что я хотел сказать, - с усмешкой заметил Степан Иванович. - Я постарше вас, и когда учился там, этот город на Неве Ленинградом еще не назывался...
- Ха-арош-ший город Ленинград, - подхватил Егор Мармыжкин, поднимая голову и отрываясь на мгновение от работы. Этот пожилой человек с лицом и повадками крестьянина всегда был занят: чинил обувь, латал брюки, разбирал и собирал замки, точил ножи и ножницы. Сидя на маленькой скамеечке под самым окном и повернув ко всем сгорбленную широкую спину, Егор отзывался совершенно неожиданно на отдельные фразы, даже слова, которые почему-либо захватывали вдруг его внимание. Тогда он встревал в чужой разговор, бросал несколько слов и тут же отворачивался, вовсе не интересуясь, как другие воспримут его непрошеное вторжение.
Мармыжкин бежал из плена, выпрыгнув из поезда, перевозившего пленных во Францию. Он проскитался в этих краях две недели, не решаясь обратиться к бельгийцам: побаивался их, да и ни одного французского слова не знал. Питался, воруя брюкву и картофель, упрятанные до весны на полях. Сильно обносился и оброс, вид у него, когда он появился на пороге этого барака, был такой, что Сеня Аристархов, собиравшийся выходить на улицу, в страхе попятился, комически крестясь и восклицая:
- Свят, свят, свят! С нами крестная сила!..
- Чего крестишься и бормочешь, будто черта увидел? - сурово спросил Мармыжкин. - Видно, по лесам не бегал, если честного человека за черта принял.
- За черта принять тебя мог только Сеня, - сказал Степан Иванович, подходя к новичку. - А вот встретить тебя в лесу или на глухой дороге было бы действительно страшно.
- Ишь чистюли какие выискались, - пробормотал Егор, осматривая обитателей барака. - Помыты, побриты, одеколонта только для полного гарнира не хватает...
Около Мармыжкина, то помогая ему, то просто сидя рядом, держался молоденький паренек, почти подросток, с большими ясными глазами. Егор заботился о пареньке с отеческим постоянством и требовательностью; переделал слишком просторную для паренька одежду, стирал его белье и взбивал свалявшийся матрац. Рослый, тонкий паренек с узким высоколобым лицом так мало походил на Мармыжкина, что его никак нельзя было принять за сына.
Несколько дней спустя после нашего поселения в бараке я поймал проходившего мимо парня за руку.
- А ты кто такой?
Он застенчиво улыбнулся.
- Я - Яша.
- Яша чей?
- Просто Яша. Я не хотел бы называть свою фамилию: есть особые причины.
Сеня Аристархов, слушавший разговор, подошел вплотную.
- Яша без фамилии. Без звания, чинов и орденов. Яша - Ша.
Мальчик сверкнул на него обиженными глазами, но сдержался.
- Просто Яша.
- Как ты сюда попал, Яша?
- Удрал из лагеря угнанных немцами, который под Льежем.
- Давно из дома? Из России то есть?
- Скоро два года будет.
- Сколько же тебе годиков, Яков бесфамильный?
- Скоро шестнадцать.
- А давно ты из лагеря бежал?
- Скоро месяц...
Устругов, стоявший за спиной паренька, засмеялся.
- У тебя, Яша, все "скоро". Может, так и звать тебя - Яша Скорый?
Парень живо повернулся к нему.
- Я согласен. Яша Скорый звучит хорошо.
- Но это же и обязывает быть скорым. Иначе засмеют.
Яша с готовностью тряхнул головой.
- Я согласен быть скорым... По бегу в школе - это до войны было - я почти всегда первое или второе место занимал. Обгонял меня только Санька Вориводин, да и то не часто.
И Яша глубоко вздохнул, вспоминая, наверное, школу, Саньку, товарищей.
- Яша Скорый мог бы быть хорошим разведчиком, - снисходительно заметил подошедший к нам Анатолий Деркач. - Там, у нас, конечно.
- Почему же только там? - недоумевал Георгий. - Он и здесь может стать хорошим разведчиком. Верно, Яша?
Деркач только пожал плечами и усмехнулся с той же снисходительностью. "Бывший лейтенант Красной Армии", как он представился нам, следил за Уструговым и мною вопрошающим и в последние дни даже одобрительным взглядом. Он видел, что мы не просто знакомимся с обитателями барака, а стараемся заглянуть в их жизнь, в их недавнее прошлое. Сам Деркач, не дожидаясь расспросов, рассказал нам старательно и последовательно, как обычно рассказывают в отделах кадров, где родился, учился, кто родители, где кончил нормальную военную школу, на каком фронте воевал, где и как попал в плен и как бежал из плена. Деркач сохранил свою форму (без погон, и это сильно сокрушало его, потому что получил погоны лишь за несколько недель до плена). Правда, у него не было пояса, отнятого конвоем, да и на ногах вместо офицерских сапог, тоже отнятых конвоирами, болтались какие-то опорки.
Когда он впервые появился здесь и, пожимая руки новым товарищам, называл себя: "Анатолий Деркач, бывший лейтенант Красной Армии", - Степан Иванович прервал его со своей обычной назидательной суровостью:
- Вот что, Анатолий Деркач. Все мы тут беглецы, все одинаковы, и нам нет нужды знать, кто и кем был. Сейчас это совсем не нужно.
Лейтенант удивленно посмотрел на него.
- А почему бы не знать, кто кем был? Собрались мы тут вместе и, наверно, долго будем держаться вместе.
- А кто знает, сколько продержимся вместе? - раздраженно переспросил Степан Иванович. - И если кто попадет в руки немцев, зачем им знать, кто тут спасался?
Подумав немного, Деркач кивнул головой:
- Это разумно. Но я привык знать, с кем связываю свою судьбу, и хочу, чтобы они тоже знали.
И он продолжал знакомиться с другими обитателями барака, пожимая руки и рекомендуясь:
- Анатолий Деркач, бывший лейтенант Красной Армии...
Нам, Георгию и мне, пришлось назвать ему себя, рассказать, где воевали, как попали в плен и оказались в концлагере и при каких обстоятельствах вырвались на свободу.
Деркач внимательно выслушал, сочувственно покачал головой и даже нахмурился, услышав о потерях во время побега. Потом, рубя ребром ладони свое колено, сказал:
- Выходит, все трое в одном и том же звании. Как же нам решить, кто старший будет теперь?
- Старший?
- Да, старший, - ответил Деркач. - До сих пор я себя здесь старшим считал. А теперь не могу присваивать это положение, поскольку вы оба в том же звании.
- А нужно это? - озадаченно спросил Устругов. - Старший, не старший... Зачем это?
Бывший лейтенант соболезнующе улыбнулся.
- А как же, товарищ лейтенант? Там, где есть группа людей, там должен быть старший. Отвечать, распоряжаться...
- Перед кем отвечать? Кем распоряжаться?
Молодой, но уже закоренелый служака смотрел на нас с удивлением и тревогой. Он не понимал наших вопросов, не понимал, как можем мы, тоже лейтенанты, рассуждать так легкомысленно и сумбурно о вещах, которые были для него ясны и понятны, как пуговица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
