— За что он их так, своих же? — растерянно спросил воин, собиравший стрелы.
— Чтоб в полон не попали и ничего не рассказали, — коротко отвечал сотник.
— Чисто шакалы степные, — покачал головой воин. — Да и то — зверь себе подобного не трогает, а этот, как мясник овнам, горло перехватил… А что б они тогда с нами сделали? — перевёл он взор на товарищей.
Тягостное молчание повисло в воздухе. Молодые вои впервые почувствовали, как Смерть-Мара с пенящейся кровью из горла прошла нынче совсем рядом и что отныне каждый неверный шаг повлечёт за собой не проигрыш в ратных играх, а жестокую и страшную гибель.
Когда построились на утреннюю молитву, на лица юношей легла первая черта суровости, которая отличает чело воина от мирного жителя.
После славы богам, Перуну и ночным Дивам, которые избавили их нынче от наглой смерти, воевода сделал знак Святославу, и они вдвоём отъехали в сторону.
— Нынешней ночью, — тяжко начал Свенельд, — вся юная дружина могла сгинуть, и мы сами полегли бы, ровно агнцы жертвенные, под кривыми печенежскими мечами…
Святослав угрюмо молчал, потом обронил:
— Разве мы виноваты, что дозоры заснули? Каждый должен своё дело исполнять, не может ведь начальник за каждого воина его службу править…
— Военачальник должен всю дружину свою, и в первую очередь подначальных, в руках держать, что поводья. На слова их полагаться, а самому ходить и проверять, чтоб каждый — от темника до простого воя — знал: в любую минуту в любом месте ты можешь появиться нежданно и спросить службу. Появись, проверь и иди прочь! И так днём, и вечером, и в ночи, а особенно перед рассветом, когда ослабевает внимание и даже самый лучший воин может пасть от коварной руки тайно подкравшегося врага. И когда сам обо всём знать будешь, только тогда можешь быть спокоен и уверен!
Свенельд говорил жёстко, отрывисто и сердито. Княжич не догадывался, что слова, которые высказывал воевода, тот относил прежде всего к себе. Свенельд был зол на собственную неосмотрительность, которая повлекла за собой угрозу жизни Святослава. Так было при возвращении из Кудесного леса, при испытании лодии на Днепре, и вот опять опасность прошла так близко, будто стрела прожужжала у самого уха.
— Собери военный Совет! — велел воевода.
Когда юные начальники сошлись, Свенельд провёл с ними беседу.
— Печенеги, как воры, — рёк он, — привыкли больше тёмной ночью нападать, а днём только примечают, где что украсть можно и какая военная сила против них выставлена. А потом во тьме нападают, как летучие мыши, десятеро на одного. Отныне велю ночные дозоры удвоить, днём больше отдыхать, а ночью быть начеку. Нынче токмо благодаря хвори живота у сотника Олеши не передушили нас вороги, ровно котят. Дозорным за то — позор, до конца похода пусть отбывают повинность костровыми и кашеварами и запомнят накрепко — по военным законам сие преступление карается смертью! А за то, что дрались добре и врага отбили, — дякую всем! — неожиданно закончил Свенельд.
— Рады стараться, воевода! — обрадованно отвечали отроки. Заря уже сняла розовые паволоки с небесных покоев Хорса, когда Молодая Дружина двинулась в путь. Отдохнувшие лошади шли бодрым шагом. Утренняя дымка растеклась по низинам, на траве сверкала обильная роса. День снова будет жарким, отметил про себя Святослав.
Дорога вывела к очередному селению, и тут они впервые столкнулись со следами разорения, оставленными печенегами. Небольшое огнищанское село было сожжено дотла. Не осталось ни хлевов, ни амбаров, ни скотины. Меж чёрными остовами хат бродили редкие люди, выискивая жалкие остатки домашнего скарба, не тронутого огнём. Седой босоногий старик в длинной изорванной рубахе сидел на обугленном бревне и мерно качал головой из стороны в сторону, издавая непонятные звуки.
Святослав, подъехав ближе, спросил:
— Ты из этого села, отец? Это печенеги натворили? Где они сейчас?
Старик не отвечал, продолжая то ли мычать, то ли плакать. Подошедший второй огнищанин мрачно сказал:
— Он уже больше никому ничего не ответит…
— Отчего? — спросил княжич.
В этот миг старик, кажется, очнулся от забытья, широко открыл рот и бесстрастно указал туда перстом. Вместо языка виднелся сизый обрубок.
Святослав почувствовал подкатывающий к горлу ком, как тогда, когда впервые увидел отрубленную голову печенежского воеводы.
— За что ж они старика-то так? — проговорил стоявший рядом и враз побледневший Горицвет.
— Два дня тому он не таким уж стариком был. Двух дочерей печенеги в полон забрали. Сына за то, что сопротивление оказал, зарубили на месте. А жену за волосы из дома вытащили и на его очах творили над ней насилие, потом закололи. Вот он разума и лишился, может, оно так для него и лучше… — рассудил огнищанин.
В молчании скакала дальше Малая Дружина. Исчезла с лиц весёлость и ребячливость, с которой выступали в поход, жаждой мести полнились юные сердца.
— Может, это те самые печенеги, что на нас ночью напасть хотели, — рёк Горицвет. — Эх, кабы знали тогда, что они натворили, ни за что не дали б уйти, окружили и порешили б всех до единого!
— Вуйко, — обратился Святослав к Свенельду, скакавшему рядом, — а что печенеги с пленными делают?
— В основном хазарам продают, — отвечал воевода. — А те, в свой черёд, перепродают в Византию и Хорезм. Славянские рабы и рабыни, что продаются на торжищах в Асии[14], тоже большей частью печенегами захвачены. Для них люди — хороший товар…
К вечеру Малая Дружина настигла тьму Притыки, которая расположилась в лесу. Притыка доложил Свенельду, что Збигнев и Горицвет-старший борзым ходом ушли вперёд, дабы перенять печенегов на порубежье, отрезать им путь к отступлению, а Притыка с Верягой будут идти серпом сзади, чтоб потом замкнуть врага в Великое коло.
Посовещавшись, куда поставить Малую Дружину, дабы не подвергать её излишней опасности, решили, что Свенельд с княжичем поведут её в направлении Курянских границ, держась одесную Притыки и выполняя изведательские действия. Через посыльных держать с Притыкой постоянную связь и при первом обнаружении противника немедля слать гонца и ждать подкрепления.
— А на границах вступим в бой? — нетерпеливо спросил княжич.
— То война укажет, — спокойно отвечал Свенельд. — А сейчас всем отдыхать!
На рассвете походный Стан пробудился. Притыка с Верягой подъехали к Свенельду, и они ещё раз обсудили предстоящие действия. Когда темники ускакали, Малая Дружина двинулась одесную Притыкиного крыла, выслав вперёд разведку.
На третий день изведательская группа вернулась, возбуждённая.
— Мы поднялись на холм, — докладывал старший, — чтоб обозреть окрестности, глядим, а со стороны степи за леском — печенеги! Лес тот малый берёзовый, и всё видно, — там, наверное, целая тьма их конницы, а может, и больше…
Святослав, Свенельд и начальник изведательской сотни поднялись на означенный холм и узрели врагов.
— Как думаешь, вуйко, сколько их? — спросил княжич.
— Что считать, — обеспокоенно отвечал Свенельд, — ты вдаль погляди, видишь, какая туча пыли в степи клубится. Это их новые силы идут, и сколько всех — неведомо… К Притыке гонцы посланы?
— Посланы! — отвечал княжич.
— Добре, — размышлял воевода. — Притыка не ране чем к вечеру подоспеет, а то и к ночи. А мы пока должны оставаться незамеченными, затаиться в лесу, как дрофы в траве. Прикажи тысяцким, — велел он, — чтоб дружинники костров не разводили, не пели, громко не разговаривали. Нельзя себя обнаружить, иначе положат нас, прежде чем подоспеет подмога. Печенегов тех раненых помните? Вот так и нас перережут, если увидят…
Юные воины, хорошо понимая серьёзность положения, беспрекословно подчинились приказу.
Воевода велел незаметно обустроить скрытое место на холме, откуда открывался хороший обзор передвижений противника. Несколько дозорных, сменяя друг друга, несли стражу, а воевода со Святославом почти вовсе не покидали поста.
Золотой воз Хорса ещё только стал клониться к земле, когда Свенельд увидел, как с полудня движется войско.
— Неужто Притыка? Борзо поспел! — удивился он. Расстояние было ещё изрядным, так что с трудом угадывались очертания всадников в островерхих шеломах, едущих стройными и плотными рядами.
— Гляди, как Притыка выправил свою тьму, как единый всадник идут! — не удержавшись, похвалил воевода, обрадованный подоспевшей подмогой.
— А может, это Веряга? — предположил Святослав. Конница медленно приближалась. Она не скрывалась, не таилась, а шла прямо через степь наперерез печенегам.
— Что ж это они в боевой порядок не строятся? — забеспокоился Свенельд. — Даже мечей не обнажают, почто медлят, ведь печенеги уже близко!
