— Белый Мохаммед Али! — говорил он о Сатире.
Белку же заинтересовал лазарет. До её прибытия в лагерь врачом был пожилой седеющий негр, когда-то работавший разнорабочим при больнице. Работа давалась ему легко: отсутствие знаний компенсировалось бешеной энергией и катастрофическим желанием лечить всех и от всего. Белка в первый же день увидела, как он нечеловечески туго обмотал одному негру голову резиновыми жгутами для остановки кровотечения. Больной ушёл из медицинской палатки страдальчески сморщившись и держась за сдавившие череп жгуты. Белка позвала Йона, чтобы тот попросил врача объяснить, что случилось с бойцом и что это за странные методы лечения. Оказалось, у бедняги попросту болела голова, а поскольку боль была пульсирующая, то доктор решил ограничить поток крови, идущий к мозгу.
— Занятная метода, — покачала головой Белка. — Йон, ты же взрослый человек, тебя же лечили нормальные врачи, как ты мог допустить этого монстра до медицины?
— Я никогда ничем не болел, поэтому считал, что так и надо.
— Замечательно, невинное дитя природы. В общем, друг дорогой, если ты не хочешь, чтобы потери в твоём отряде начались уже сейчас, увольняй этого Парацельса из медиков и ищи другого.
— Мы искали, — широко улыбнулся Йон, обнажив ярко белые, как лепестки ромашки, зубы, — но нашли только его. А что, эти резинки от головной боли не помогают?
— Помогают, но только их надо на шею накладывать. Врачу. Тогда они от всего помогают.
Йон, не переставая улыбаться, соглашаясь, кивнул:
— Понимаю. Я и сам слышал, что он плохой доктор. Послушай, а, может, ты будешь нашим врачом?
Белка взвилась:
— Вот тоже командир! Тебе что, людей своих не жалко? Чем я лучше него?
— Ну, ты хоть попробуй. А? Пожалуйста. Я очень прошу.
Белка пожала плечами.
— Хорошо, но ты даёшь мне десять процентов личного состава для опытов. Идёт?
Йон в ужасе отшатнулся.
— Это шутка, Йончик. Шутка, — она хлопнула его по плечу. — Но ты, правда, сдурел. Поручаешь людей абы кому. Не морские же свинки…
И Белка стала врачом. В лазарете нашлись медицинские справочники на английском языке, которым она прилично владела. Целыми днями девушка просиживала за книгами, составляла перечень имеющихся медикаментов, раскладывала их по группам. Бывшего врача Белка назначила своим ассистентом, поручив ему заниматься комплектованием перевязочных пакетов и изготовлением специальных повязок, необходимых при сложных перевязках. Тот с прежней энергией принялся за дело и вскоре полностью обеспечил отряд перевязочными средствами.
Белка искоса наблюдала за ними и бормотала под нос:
— Работай — работай, живодёр. С паршивой овцы, хоть шерсти клок.
На следующий день она подошла к Йону:
— Учти, я заменяю доктора только пока не начались бои. Сразу после выступления надо захватить госпиталь или хотя бы несколько серьёзных врачей. Учтите это при разработке плана восстания.
Йон пообещал учесть, но в суматохе быстро забыл об этом.
Через неделю после приезда Эльф пришёл к Белке.
— У меня голова чешется.
— А если помыться?
— Всё равно чешется.
— Наклони-ка черепок, я взгляну, — она пробежалась пальцами, разгребая его густые волосы. — Ну-у-у… Всё нормально. «А ля гэр ком а ля гэр». Вши.
Уже через десять минут Эльф щеголял белой, незагорелой кожей лысины.
— Бейсболку не снимай, а то ещё солнечного удара нам не хватало, — предупредила она.
Сама Белка, чтобы не подцепить насекомых, каждый день мыла голову специальным шампунем и по-пиратски повязывала голову платком.
Обычно повстанцы ложились спать довольно рано. Тело требовало отдыха. Но иногда негры устраивали праздники. После наступления темноты разводились костры, участники праздника раздевались, снимали одинаковую для всех форму, делали себе диковинные наряды из трав и листьев. Для сбора необходимой растительности в джунгли загодя отправлялись группы заготовителей, которые возвращались гружёные огромными и яркими, как салют, цветами, лианами, то тонкими, как волосок, то толстыми, как удавы, листьями размером с хороший сарафан. В одно мгновение повстанцы превращались из похожих друг на друга, оловянных солдатиков, в галдящую стаю диких цветастых птиц. Откуда-то являлись бубны, маракасы из кокосовых орехов, какие-то гремелки и шуршалки. Негры становились вокруг костров и начинали петь и плясать, шумя и громыхая своими инструментами. Ритмы при этом получались такие чёткие и зажигательные, лица повстанцев, исчерченные ритуальными шрамами, в отсветах огня сияли такой чистой радостью и весельем, что остаться в стороне было просто невозможно.
Эльф, Сатир и Белка праздновали вместе со всеми. Йон помогал им соорудить подходящее одеяние и они вливались в хороводы. Русские не знали языка, на котором поют негры, они не знали правил, по которым танцуют, им просто хотелось быть вместе со всеми и этого было достаточно. Белые скакали, горланили что-то, сливаясь с общим ритмом гремели маракасами, сверкали глазами, глядя на пляшущее пламя.
Белка, как единственная девушка в лагере вызывала всеобщий ажиотаж, вокруг неё всегда собиралось множество танцующих, которые кружили вокруг неё, как фазаны вокруг самки, распушая травяные хвосты, тряся снопами на головах. Белка охотно принимала ухаживания, потираясь с партнёрами носами, толкая их задом и вскидывая вверх руки, так что её грудь показывалась из-под растительного одеяния. Каждый из танцующих старался оказаться поближе к ней, отодвигая остальных. Белка заводилась, её глаза горели, смех брызгал вокруг, как запах мускуса.
Сатир, понаблюдав некоторое время за её танцем, протискивался сквозь толпу и, смеясь, начинал ходить вокруг Белки кругами. Энтузиазм негров сразу ослабевал. Слава Сатира как первого бойца остужала разгорячённые курчавые головы. Они не обижались, поскольку весь этот танец изначально не был серьёзным.
Праздник шумел и бросался искрами до середины ночи. Потом понемногу всё стихало и лагерь отходил ко сну. Утром дежурные дочиста убирали остывшие угли костров, увядающие цветы, начавшие жухнуть травы и листья и начинались будни.
Первое время после прибытия в лагерь Эльф, несмотря на одуряющую вечернюю усталость, подолгу не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами, слушал доносящиеся из джунглей звуки, такие необычные и таинственные, словно они шли с другой планеты. Временами, когда ветер приносил чей-то далёкий и гулкий вой или раскатистое рычание, Эльф зябко ёжился под простынёй, представляя, кто бы мог так кричать. Ветер трепал стены палатки и они то выгибались с лёгким хлопком, как паруса, то опадали складками. «Бог знает из каких мест прилетел этот ветер, — думал Эльф. — Может, с океанских просторов, где дельфины скользят вслед за кораблями и сверкают на солнце упругими, как мячи, телами. Оттуда, где прибой дробится брызгами и кипельно белой пеной моет каменистые берега. А может, он явился из саванн, где бродят, мотая головами зебры, плывут, как паруса жирафы, змеями перетекают в густой траве львицы в песочных шкурах, высматривающие жертву. Может, он встречал по пути задыхающиеся в красной пыли города, где люди укутывают лица тканью. Может, он пришёл из пустыни, где злым хохочущим божеством царит солнце, да выгнули верблюжьи спины барханы. Господи, сколько же всего можно увидеть в мире!». Шелестели травы, скрипело дерево, попискивали какие-то мелкие существа. На крышу палатки временами с глухим стуком падали ночные насекомые, Эльф слышал, как их крохотные лапки скребут по материи. Шевелился полог у входа, волнующие и незнакомые запахи ночи врывались внутрь вместе с ночной прохладой. Эльф жадно вдыхал их, трепеща и всё ещё не веря, что оказался в самом сердце Африки. Однажды, уже находясь в полусне, он увидел как в проёме откинувшегося полога, на секунду появилось, застыло и тут же исчезло существо, похожее на огромную полярную сову. Оно было метра полтора ростом, в пышном белом оперении, исчерченном чёрными крапинками. Лунный свет отразился в его глазах, и, словно усиленный неведомой линзой, на мгновение ослепил человека. Когда зрение вернулось к Эльфу, полог уже упал. Эльф тихо поднялся, прижимая левой рукой отчаянно колотящееся сердце подошёл к выходу. Чуть помедлил и отодвинул прорезиненную ткань. За ней никого не было. Он вышел на воздух. Поднял лицо вверх. Полная луна омыла его потоками невесомой, прохладной воды, поцеловала в обе щеки. Над джунглями летело, удаляясь и поднимаясь всё выше к луне небольшое серебристо-белое пятнышко.
К моменту прибытия русской троицы, повстанцы находились в лагере уже около трёх месяцев. Большинство из них имело кое-какой боевой опыт. В годы правления Ассаи Руги, да и при полковниках им приходилось бороться с бандами, приходившими в Дого из соседних стран. Одни бандиты проникали ради грабежа, при помощи других соседи прощупывали почву для возможного вторжения. Правительства сопредельных государств, как и большинство правительств в странах Африки, в той или иной степени контролировались западными державами — США, Англией, Францией, Германией. В Дого запад почти не имел влияния. Так было при Руги, так осталось и при полковниках. Это, очень необычное для Африки положение дел, объяснялось малыми размерами страны, бедностью её недр, и тем, что обе власти активно противодействовали иностранному засилью.
