Клан Нидхольмов собрался в самой заросшей части парка, больше походившей на лес, на крохотной поляне, возле небольшого плоского валуна. Оборотней было не много, от силы — две дюжины. Они обступили гостей и недовольно скалились.
— Что с ними делать? — рыкнул Гуннар.
— Убить!
— Порвать!
— Съесть! — раздались насмешливые голоса.
— Позвольте сначала сказать! — крикнула Анна.
Глаза ее сверкнули, подул ветер и усилился дождь.
Волки отпрянули от неожиданности, но быстро пришли в себя.
— Русалка! Да еще и ведьма! Не будем слушать ее! — прорычал старый крупный оборотень. — Волки нашего клана никогда не водились с нечистью. Мы не Кребье какие-нибудь…
— Тихо! — оскалися Гуннар. — Хорошо. Пусть говорит один из братьев Кребье!
Жак взглянул на Анну, глубоко вздохнул и вышел вперед.
— Говорить буду я, Жак Кребье! — он гордо поднял голову и оскалился.
— Щенок!
— Трус!
— Что он может сказать нам?! — заворчали Нидхольмы.
Жак не смутился. Полон решимости, он продолжил:
— Я скажу вам, что трусы — вы!
Не ожидавшие такой наглости, оборотни даже притихли.
— Вы! — продолжил Жак. — Вы прислуживаете жандармам и глутам. Вы отдаете им своих детей. Вы боитесь высунуть нос за пределы этого островка. Вы свободное племя? Ха! Да вы живете в резервации, отведенной вам Дюссельдорфом, лижете руку его, укрепляете его власть. И кто после этого трус?! Вас не пускают в город без цепи. Вы сгниете в этом лесу, как чухонские колдуны! Сколько вас было, когда изгнали нас? Сотня? Больше? На этой самой поляне вам не хватало места. Здесь собирались только старейшие и достойнейшие! И что я вижу теперь?! Старики, волчицы, да пара щенков. Вы и их отдадите на откуп жандармам?!
Нидхольмы недовольно ворчали, осмысливая услышанное. Завозились и заскулили щенки. Совсем еще маленькие, только покинувшие логово матери. Им явно не хотелось покидать этот лес и разлучаться с кланом.
— Он прав, — первым нарушил тишину Гуннар. Вожак помрачнел, видно вспомнил своего сына. — Но если он пришел оскорбить нас — мы убьём его. А если пришел предложить что-то — выслушаем.
Жак важно стоял на валуне и гордился собой. Анне даже показалось, что он улыбается.
Из толпы вышел седой матерый оборотень. Недоверчиво покосившись на русалку и братьев Кребье, он повернулся к своим:
— Я служил в жандармерии полвека. Я чистил этот город от таких, как она, — он кивнул на Анну. — И я не буду слушать щенков-Кребье и уж тем более не буду прислуживать русалке. Посмотрите! Она приручила их! Она управляет ими! Она ведет их к погибели. И что бы они не задумали, власть Дюссельдорфов сильна и справедлива! Им все равно не жить. Поэтому, одного из них я убью прямо сейчас, — старый волк ехидно ухмыльнулся, переводя дух. — Жак Кребье! Я вызываю тебя на бой! Драться будем здесь и сейчас, перед всем кланом! Я разукрашу кровью щенка Кребье это место! Я навеки заткну его лживую пасть!
Нидхольмы притихли. Анри оскалился, зарычал. Жак шагнул с валуна и встал рядом с противником.
— Начинайте, — мрачно сказал Гуннар.
У Анны защемило сердце. Старый волк, ветеран жандармерии, натасканный и обученный, по размеру превосходил Жака раза в полтора. Невозможно было даже предположить, что у Жака есть хоть какие-то шансы. И похоже, так думали все, кроме самого Жака.
Оборотни ходили по кругу, примериваясь друг к другу. Порой, «жандарм» делал ложные выпады, а Жак делал вид, что не замечает этого. Это злило старого волка, он принялся рычать, скалиться и нервно подергивал хвостом.
Наконец, Нидхольм прыгнул.
Жак, вместо того, чтоб отскочить или прыгнуть навстречу — упал и прижался к земле. «Жандарм» метил слишком высоко, когда рассчитывал прыжок, поэтому, задев Жака лапами, нелепо кувырнулся через него и впечатался мордой в валун.
Жак поднялся и пренебрежительно отряхнулся.
Это взбесило старого волка, вывело из себя. Он взревел и бросился на Жака напролом.
На это Жак и рассчитывал. Он был готов. Он ловко уворачивался, не давая противнику сомкнуть пасть на своей шкуре. Старый волк то и дело щелкал в воздухе зубами, лишь раз незначительно поцарапав Жака.
Так продолжалось некоторое время, и потом старый оборотень начал сдавать. Движения его становились все более неуклюжими, броски неточными. К ярости, застилавшей глаза, примешалась теперь и усталость.
И тогда прыгнул Жак.
Он обманул старого волка ложным маневром, извернулся на лету и вцепился «жандарму» в шею.
Старый волк крутился, катался по земле, мотая Жака из стороны в сторону, но высвободиться из захвата ему не удавалось.
Анри и прочие оборотни заметили, что Жак жалеет старика. Ведь он мог просто выдрать «жандарму» горло, но не делал этого. Жак ждал, когда противник выдохнется.
И вот уже старый волк мог лишь хрипеть, да елозить лапами по мокрой земле.
Жак отпустил его, подтащив к ногам Гуннара.
Оборотень-жандарм заскулил и, поджав хвост, отполз к ближайшим кустам. Но на него уже никто не смотрел. Все Нидхольмы уставились на Жака.
— Ты победил… Жак Кребье! — сказал Гуннар и смутился.
Видимо, он хотел произнести это величественно, подобающе случаю, а получилось скорее удивленно.
— Говори! — продолжил глава клана. — Теперь мы выслушаем тебя, и ты продолжишь свой путь.
— Я победил! — рявкнул Жак. — Я победил не потому, что я сильнее или ловчее. Не потому, что меня обучали и натаскивали. Я победил, потому что дрался за свободу! За свободу для всех. Для себя… для нее, — он кивнул на Анну, — и для всего нашего племени. А моим противником управляла лишь злоба и ненависть, что привили ему жандармы Дюссельдорфа. Теперь вы знаете свою силу! Знаете силу свободы!
Жак перевел дух, оглядев стаю Нидхольмов. Все слушали его, даже Гуннар. Никто не посмел прервать или вставить хоть слово.
— А говорить будет она! — Жак отошел в сторону, давая Анне взобраться на валун. — Она не одна из нас, но она мне как мать. Она старше и мудрее. Слушайте Анну!
Анна смутилась, не ожидая такого от Жака, но Анри подбодрил ее, улегся рядом.
Анна рассказала Нидхольмам все. Почти все, что уже произошло и все, что они собираются сделать. Говорила она спокойно. Она устала от речей. И теперь она с надеждой взирала на оборотней, потому что знала: они нужны ей. Глуты и жандармы будут рыскать теперь повсюду. Незамеченными больше не пройти, и придется прорываться с боем.
Русалка говорила, а оборотни — кто стыдливо отворачивался, а кто и в ужасе пятился от нее.
Когда Анна закончила, воцарилась гробовая тишина. А потом поднялась со своего места старая седая волчица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
