— Ну, дома так дома, — просиял Павлик на том конце провода, — я прямо сейчас.
— Прямо сейчас? — Вика не ожидала увидеть его так скоро. К тому же ей не хотелось, чтобы Александр позвонил в его присутствии. — Давай часа через полтора. Мне хочется немного подремать.
— Подремать? — переспросил Павлик. «Эта дурацкая, вечная привычка — все переспрашивать. Как будто не слышит или не знает, что ответить», — раздраженно подумала Вика и не стала ничего отвечать. Но Павлику — она это прекрасно знала — и не требовался ее ответ. Он переспрашивал просто по привычке.
— Конечно, солнышко. Ты, наверное, не выспалась. Поздно вернулась вчера?
В голосе — игривые нотки. Как будто он ее подружка, а не любовник, черт возьми! И вот так всегда. Она — маленькая девочка, он — зрелый, опытный, заботливый, сквозь пальцы смотрящий на ее детские забавы, все прощающий, на все согласный. Слабоумный сентиментальный старик. Не хочет, всеми силами не хочет таким казаться — и тем не менее другого впечатления не производит.
— Знаешь… Давай потом поговорим.
Вика не могла сейчас сказать ему о том, что вчера она вообще никуда не уходила, а врать не хотелось — проще было замять разговор.
— Значит, часа через полтора? — спросил Павлик.
Вика лениво кивнула, а он, словно увидев ее кивок, продолжил допытываться:
— Что тебе привезти? Мороженого хочешь? Апельсины?
— Звезду с неба! — ответила она, не сумев скрыть издевку в голосе.
Павлик стоически хихикнул, и Вика почувствовала, как сдавило виски от боли. Так всегда. Порой ей казалось, что даже если она будет его бить, он все равно будет улыбаться, преданно и страстно смотреть в ее глаза и улыбаться.
— Для тебя все, что хочешь, моя радость…
Вика больше не выдержала его отеческого тона и, через силу попрощавшись, повесила трубку. Часы показывали половину первого — в течение часа Александр должен был позвонить. А это значит, что предстоящий вечер снова будет волшебным и необыкновенным, совсем не похожим ни на один из тех вечеров, которые проводила она, тоскуя в этом книжном заточении, почти десять лет. Бесчисленное количество скучных вечеров — как анфилада пустых комнат с погасшим светом.
— Теперь все будет по-другому, — произнесла она вслух, обращаясь в пространство, и прилегла на кровать. Белье еще хранило запах одеколона, который всю ночь сводил ее с ума. Она медленно застелила постель и направилась было к журнальному столику. Нужно было помыть фужеры, убрать несъеденные дольки ананаса и апельсинов, выбросить пустую бутылку из-под шампанского. Но внезапно какой-то суеверный страх остановил Вику. Она застыла в нерешительности, умом понимая, что все это глупости, но так и не решаясь нарушить эту картину, которая так живо и явственно напоминала ей о прошедшей ночи.
«Глупости… я просто старею», — подумала она, но продолжала стоять в нерешительности возле стола. В это время в сознании созрела новая и совсем неожиданная причина оставить в неприкосновенности этот памятник вчерашней любви. Вика подумала, что журнальный столик с остатками романтического ужина может сослужить ей добрую службу в предстоящем разговоре с Павликом. Ведь это — улика, неоспоримое доказательство ее вчерашней измены, молчаливый свидетель присутствия в доме другого мужчины. Как запах — только нечто более определенное, не вызывающее сомнений. Может быть, и не понадобится слов…
Ее размышления были прерваны телефонным звонком. Вика схватила трубку и услышала долгожданный голос — еще вчера она его не сразу узнала, а теперь он казался ей самым родным на свете.
Они проговорили, совсем не заметив этого, почти час — о солнце, о погоде, о музыке, о вчерашнем вечере и о том вечере в кафе. Обеденный час, после которого Александр был вынужден попрощаться с Викой, подошел к концу.
— Послушай, если ты не против, я заеду к тебе часа через два. У нас на сегодня почти нет работы, так что я могу уйти пораньше.
Под ложечкой засосало — это было слишком рискованно. Конечно, в это время Павлика может уже и не быть здесь, но, с другой стороны, кто знает, как все может сложиться? Вика предполагала некоторую истеричность натуры у своего стареющего любовника, а в данной ситуации она вполне могла проявиться со всей интенсивностью. Поэтому Вика не могла предсказать, что ожидает ее сегодня днем или даже вечером… Всякое могло случиться.
— Послушай… — произнесла она раздумывая. Нерешительность в ее голосе сразу послужила для Александра сигналом к отступлению.
— Я все понял, — ответил он, как показалось Вике, без малейшего подозрения в голосе. Ответил как-то беспечно, как отвечает маленький ребенок, совершенно искренне считающий, что он все понимает во взрослых делах. — У тебя другие планы.
— Да, то есть не совсем… — Вика немного запуталась, все еще не решаясь отменить встречу и не решаясь ее назначить. — Послушай, может быть, ты перезвонишь мне часов в шесть… Тогда я точно буду знать.
— Хорошо, я перезвоню тебе в шесть часов, — сразу же согласился он. — Знаешь, сколько времени мы разговаривали?
— Сколько?
— Шестьдесят восемь минут. Мой обеденный перерыв закончен… Я тебя целую.
— Александр, подожди! — Вика громко рассмеялась в трубку, а он долгое время молчал, не понимая причины ее бурного веселья. — Скажи мне хотя бы… скажи, где ты работаешь. И кем! Я ведь не знаю…
Он улыбнулся в ответ — она это почувствовала.
— Так странно — кажется, мы знаем друг друга сто лет, и все же мы почти ничего не знаем друг о друге. Я работаю программистом в одной фирме по продаже компьютерной техники. А ты?
Вопрос застал Вику врасплох. Лучше бы он об этом не спрашивал.
— Почему я должна где-то работать? — шутливо поинтересовалась она.
— Все где-то работают, — ответил он все так же беспечно, по-детски. — Извини, Вика, мне правда пора. Целую сто раз!
— И я тебя. — Вика облегченно вздохнула, поняв, что ей не придется отвечать на вопрос, не слишком для нее приятный.
Повесив трубку, Вика снова оказалась перед дилеммой, мучившей ее час назад. Убирать — или не убирать? Суеверный страх, парализовавший ее движения, улетучился — будто и не было вовсе. Она улыбнулась своему детскому испугу, своей наивной мистификации, но снова подумала о том, что журнальный столик может послужить неплохим союзником в разговоре в Павликом. Возможно, Вике придется только кивком головы подтвердить его подозрения, и все. Он уйдет, и больше не будет никакого Павлика, ни сегодня, ни завтра — никогда. Она устроится на работу и будет свободно и спокойно, ничего не опасаясь, любить Александра. Сашку, как она его называла.
