— Стой, скотина! Конь беспрекословно повиновался, останавливаясь как вкопанный и пригибая голову. Не удержавшись на месте, не разжимая рук, я улетела вперед, каким-то образом оказавшись лицом к морде наглого животного.
В руках моих были клочья белых волос, раньше красовавшиеся на конском загривке. Глаза пегаса не выражали сильной привязанности. Скорее он готов был немедленно взмыть в ночное небо, и, вернувшись к хозяину, доложить, что, к сожалению, не успел спасти мою скромную жизнь, подоспев как раз тогда, когда волки обгладывали последние кости.
Отбирать игрушки у безобидных животных было бы наглостью, поэтому привезти хозяину оказалось нечего. Пришлось вымаливать прощение. Получив разрешение вернуться на спину, я без промедлений поспешила занять положенное место, стараясь держаться подальше от бывшей когда-то роскошной гривы. Оказавшись в небе, еще какое-то время слышались отдаленные крики Дэвида, но разобрать что-то было уже невозможно. Даже без седла, одинокое сидение на спине пегаса оказалось гораздо комфортабельнее, чем деление ее с Лерионом. Ксеон быстро набрал высоту, доказывая, что с одним всадником передвигаться ему так же легче. Обернувшись и заметив вдалеке огромную тень, плывущую по небу, я безошибочно распознала в ней дракона. Плавные движения крыльев и зоркий взгляд, рыщущий в темноте, в надежде отыскать цель. Луны на небе не было видно. Наступающая ночь всеми силами старалась укрыть нас от преследователей.
— Ксеон, если ты не хочешь пойти на корм гигантскому мифическому ящеру, то придется нам где-нибудь укрыться, — заметив, что дракон уже несколько секунд смотрит прямо на нас, прошептала я на ухо коню, нервно перебирая пальцами гриву и незаметно заплетая ее в косу. Недоверчиво фыркнув, пегас все же взмахнул крыльями, погружаясь в пушистое белое облако, скрывающее его от посторонних глаз. Я же выделялась, словно мишень для неумелых стрелков. Только слепой не попадет. Пригнувшись и вжавшись в конскую спину, я старалась избавиться от мыслей. Под нами почти бесшумно пролетела громадная тень, заставив коня нервно вздрогнуть, но остаться на набранной высоте. Когда тень исчезла вдалеке, я, наконец, выдохнула, чувствуя, как мышцы пегаса расслабляются. Опустившись под облака, конь летел дальше, непонятно как выбирая нужное направление. По мне так в кромешной темноте все стороны света были абсолютно одинаковы. Расслабившись и откинувшись на спину, прикрыв глаза, я задремала.
Это было лучшим, что можно было придумать в этой ситуации, тем более что только так можно было избавиться ото всех мыслей на случай возвращения дракона. Проснувшись от легкого толчка и открыв глаза, я увидела, что мы приземлились. Конь стоял на берегу моря. С другой стороны берег был отгорожен лесом. Предрассветное солнце еще только готово было показаться из-за горизонта, но уже отбрасывало на воду яркие блики.
Сколько же мы летели? Слезая с пегаса и потягиваясь, по холодному песку я подошла к воде. Удостоверившись, что груз доставлен в целости, пегас направился к лесу. Кто бы ни должен был встречать нас здесь, его еще не было. А значит, море было в полном моем распоряжении. Сейчас во мне зрело лишь одно желание. Стянув осточертевшее платье, я вошла в воду, такую прохладную и приятную к телу. Пахнуло солью. За спиной слышался шум листвы.
Где-то в лесу просыпались птицы, наполняя воздух звонкими трелями. Чем дальше от берега я отходила, тем холоднее была вода. Но ничто не могло охладить желания смыть с себя происшествия последних дней, включая пыльный взрыв в пещере. Задержав дыхание, я с головой погрузилась в воду, тут же выныривая на поверхность. Как бы то ни было, все же пришлось начать движение по направлению к берегу. Шеи словно что-то коснулось. Встрепенувшись, я огляделась. Но кроме потревоженной мною воды, поверхность оставалась идеально гладкой, а поблизости никого не было видно. Не став испытывать судьбу, я поплыла к берегу. На коже ощущалось легкое жжение. Ноги уже выловили дно, когда пейзаж перед глазами поплыл. Руки и ноги более не слушались, отказываясь продолжать движение. Берег, столь далекий и близкий одновременно, скрылся из виду, когда тело пошло ко дну. В легких, быстро заполнившихся водой, не осталось воздуха. Грудь словно разрывало на куски. Жгучая боль в горле и сердце не оставила и шанса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глава 6
Дикая боль, начавшаяся так внезапно и длившаяся бесконечность, в один момент прекратилась. Сердце не билось. Дыхания не было. Только тишина и темнота вокруг. В теле ощущалась небывалая легкость. Поднявшись на ноги, я пошла вперед. В пустоту. Почувствовав сырость под ногами, я опустила взгляд. Под ногами была вода. Озеро, чьи темные воды скрывали что-то жуткое. На дне можно было разглядеть кости. Большие, маленькие, человеческие и не только. Содрогнувшись, я сделала шаг вперед. По воде пошли круги. Но, невзирая на глубину под ногами, я все еще шла по поверхности. Яркая вспышка на мгновение ослепила меня и тут же стремительно угасла. В нескольких шагах от меня появился старик, седая борода которого кольцами лежала у его ног. Просторная белая мантия с широкими рукавами, казалось, слишком велика ему. Лицо мужчины было покрыто морщинами, но глаза удивительно живо смотрели прямо перед собой. В руках старик держал высокий посох из переплетающихся веток, венчал который цветок Толлефа.
— Кто вы? — мой голос звучал безжизненно и сухо.
— Доллет, — ответил старик, расплываясь в мягкой улыбке.
— Простите, я умерла?
— Да, дитя. Старик оглядел меня критичным взглядом, покачал головой и ударил о воду посохом. Не чувствуя холода, я и не заметила, что все это время шла нагая.
От посоха шло сияние, доходя до моих ног и, словно кокон, окутывая тело. Сияние исчезло, а на мне появился мешковатый серый балахон.
Все лучше, чем ничего.
— Что ты сделала в этой жизни, дитя? — обратился ко мне Доллет, опираясь на посох.
— Да ничего, в целом. Перебрав события своей жизни, я не смогла найти ничего путного, о чем можно было бы рассказать таинственному старику.
— Что бы ты хотела сделать, если бы осталась жива? Голос у Доллета был монотонным. Глаза смотрели прямо в душу. Я понятия не имела что хотела бы сделать в своей жизни. Жениться и завести детей? Найти хорошую работу? Но все это сейчас казалось совершенно неважным.
— Вернулась бы и проверила, как себя чувствует Мара, — внезапно для себя произнесла я. Действительно, я хотела узнать все ли в порядке с девушкой. Хотела удостовериться, что она очнулась, и что с Лерионом все в порядке, ведь он так и не появился, отправив за мной пегаса. А если он узнал кто Мара на самом деле, как он это принял?
— Кто такая Мара?
— Сикква. Я не видела смысла врать Доллету.
— Она дала тебе Толлеф? Запустив руку в волосы, я с ужасом поняла, что цветок пропал. А ведь Мара говорила, что он безумно редкий. Возможно, не умри я, заругали бы. Взгляд остановился на цветке, украшающем длинный посох.
Но не мог же старик забрать его себе.
— Да. Но я его потеряла. Кто вы, Доллет?
— Я хранитель цветка, дитя, — улыбнулся старик, проследив за моим взглядом. — Толлеф не обычный цветок. Мало кто может рассказать тебе о его силе. Я тоже не стану рассказывать все. Сикква, вырастившая этот цветок, вложила в него много сил. А сикквы, как ты знаешь, не обычные существа. Ты мертва и только я могу решить оставаться ли тебе таковой.
— Вы хранитель всех Толлефов? — поразилась я.
— У каждого Толлефа своя душа и свой хранитель. Мы погибаем вместе с цветком, исполнив свое предназначение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы решаете кому жить, а кому умереть? — надеясь на красивый надгробный камень, уточнила я. В моей жизни не было ничего стоящего и не осталось каких-то незаконченных дел, из-за которых меня нужно было бы воскрешать. Доллет кивнул.
— Почему я умерла?
— Морренога, — пожал плечами старик.
— Что? Нога в море? — ужаснулась я, вспоминая жжение на шее, и представив как эта дрянь коснулась меня, пока я была в воде. Поднеся руку к шее, я нащупала свежую, но не кровоточащую царапину сантиметров десять в длину. Старик впервые засмеялся. Но тут же вернув себе величественность, терпеливо пояснил.
