— Почему вы ушли с завода? — тут же спросил Дик.
— Ричард! Простите его, дядя Витя. Он страшный нахал.
— Устал бороться с идиотизмом, — сказал я. — Теперь ваша очередь.
В зеркале возникла миссис Пападакис. Открыла багажник, сунула туда пару объемистых сумок. Шикарная женщина, все еще в отличной форме. Что она нашла в своем дураке, что такого в нем разглядела двадцать лет назад? Говорят, он добрый… А мне не все равно?
Она пролезла на заднее сиденье.
— Спасибо, Виктор, теперь будет быстро, остальные уже готовы, надо только Риту уговорить.
В отличие от детей, старшие говорили либо с сильным акцентом, либо по-английски. Миссис Пападакис своего русского, видимо, стеснялась.
— Рита Калиновски, помните ее?
Опаньки. Супруга нашего вежливого пиндоса.
— Миссис Пападакис, а вы знаете, почему Рой — самый милый и добрый менеджер завода?
Она рассмеялась.
Минуточку, а как же Кен?! Я все понимаю, семью директора мы забираем по-любому, но… Кто мне эта жена пиндосского пшека Калиновского?! Мягко говоря, не родственница.
— Я знаю, — сказала миссис Пападакис. — И Рита тоже. Она с ним три дня не разговаривала, когда ей объяснили, за что его… Научили хорошим манерам. На заводе многим не помешала бы такая терапия…
Как интересно. Или… Уже не интересно?
Время уходило, время… Чего там Кен копается? Двадцать минут прошло. И как они втиснутся сюда вдвоем? Я чуть-чуть подвинулся…
И тут меня накрыло.
Я раньше не обращал внимания на эту надпись — знал, что она есть, но не вчитывался. Правое зеркало у меня импортное, потому что родное я стукнул и поставил на замену первый попавшийся элемент с допотопного цитруса, у которого была еще частично привозная комплектуха. И сейчас повлиял, наверное, разговор на английском.
Тоненькой сеточкой по низу правого зеркала было набито:
OBJECTS IN MIRROR ARE CLOSER THAN THEY APPEAR.
И наконец-то до меня дошло, что я тут делаю.
В зеркале отражалась вымершая улица русского города, населенная до сего дня пиндосами. На вид совсем американская улица. Ее нарочно такую сделали.
Все совпало.
Сошлись воедино напутствие кадровика насчет глупых иллюзий и давнишние слова Кена про то, что наши пиндосы — ссыльные. Ссыльные. Вот именно.
ОБЪЕКТЫ В ЗЕРКАЛЕ БЛИЖЕ, ЧЕМ КАЖУТСЯ.
Ссыльные начальники у нас повсюду. Управляют Россией на всех этажах. У них русские имена, но это неважно. Главное, они уверены — это не они дураки и ворье. Это страна им досталась неправильная и плохой народ. Второсортная страна, и неблагодарный народ, от которого так и жди подлянки. Господа начальники не понимают, за что им такое несчастье. И наши хитрые рожи их бесят.
Поэтому у господ начальников поместья в Европах, и дети их учатся за рубежом. Как русский начальник дорывается до бабла, он начинает воровать себе на спокойную жизнь подальше от немытой России, куда его случайно, по ошибке, занесло.
В ссылку, черт побери!..
Поэтому в немытой России — как на пиндосском заводе: шумные речи, громкие обещания… А приглядишься — надувательство. Главная задача менеджмента — нагнуть и зафиксировать народ. Создать видимость того, что к нему относятся с доверием и интересом, авось дураки поведутся, дураков у нас хватает.
А если кто шибко умный — его обезличат. Уравняют с остальными, чтобы никому не обидно. Издадут закон об оскорблении кого угодно — и попробуй вякни. Попробуй иметь свое мнение… Нескольким Малаховым разрешат ходить с табуретками. Их будут очень беречь, этих полезных клоунов. А ты крути гайки и не вякай.
Поэтому нужна «пирамида власти», в которой местные кретины нагибают местный стафф. Поэтому такой явный, даже наглый отрицательный отбор, с уровня города до страны в целом. На одного Кена — сотня Роев… Из смелой Женьки, если загнать ее в тренд, вырастет карьеристка Джейн… Это живые люди, надо их пожалеть, а я не могу. Ведь они нагибают мой народ и портят тех, кто мог бы вырасти действительно сильным лидером.
Мы с Кеном ушли с завода, чтобы не участвовать в этом. Ладно, дальше Кен уедет к родителям в Америку, у меня такой выход тоже есть, но я эмигрирую только в могилу. Нельзя, чтобы тут остались одни послушные и довольные. Это просто некрасиво.
Двадцать шестая минута. Ура!
Кен почти тащил на себе миниатюрную блондинку. И широко улыбался.
Ну, займусь привычным делом — борьбой с идиотизмом.
И мне, пожалуй, наплевать, что скажут про хорошего парня Витю завтра. Сегодня я здесь ради города, ради страны, ради себя. Я не хочу, чтобы мы все вместе совершили глупость.
И не о чем было размышлять так долго. Вон, Кеннет Маклелланд, черт нерусский, вообще не думает. У него есть совесть, он ее слушает, и ему достаточно…
На сиденье плюхнулась Рита. Кен сунул ей в ноги рюкзак и захлопнул дверь.
Он стоял на тротуаре, опершись на коротковатую для этого биту, что-то говорил в телефон, кивал и все улыбался мне.
— Я не понял, Кеннет!..
Шутить было не время, да никто и не шутил.
— Все прекрасно, — сказал Кен. — Джентльмены, заводите моторы!
Проклятье, я мог бы увезти его и в багажнике, выкинув сумки. Жизнь дороже барахла. Если Кен постарается, он сложится втрое и… Какого черта, я запихну туда эту Риту!
Подвеска жесткая, но все равно машина сильно просядет. Будет заметно, что везу много народу. А в пикетах наверняка полно бухих. Встанут и не уйдут. Готов я давить русских из-за пиндосов?
— Поезжай скорее, Витя, — сказал Кен очень мягко. — Они сейчас будут здесь.
— Мы подвинемся! — крикнула сзади Пенни.
Взрослые молчали. Их спасали, и они старались не мешать. Я боролся с желанием выкинуть Риту на асфальт. По-хорошему, могла бы сама выйти! Миссис Пападакис вне игры, ей нельзя геройствовать, травма у детей на всю жизнь останется.
Рита глядела вперед стеклянными глазами. Проклятье, она была под седативами. Сама нажралась, или Кен ее упорол? По времени — точно его работа. Спасатель, трам-тарарам.
Я вышел из машины.
— Ты не понимаешь, — сказал Кен. — Я не поеду.
— Что ты натворил такого, чтобы покончить с собой?
— Ничего не случится. Я просто с ними поговорю. Это важно для меня. Я хочу с ними поговорить. Объяснить.
— Идиот. Они не будут разговаривать.
— У меня всегда получалось, — сообщил Кен скромно.
Феерический идиот.
— Засунь в задницу свое чувство вины! — прорычал я сквозь зубы. — Даже если ты меня застучал, как это сделала Джейн! Мне наплевать сейчас, и потом будет наплевать! Будь здесь Джейн, я увез бы и ее.
— Да перестань ты, — сказал Кен. — Неужели тебе непонятно?.. Витька, не заставляй меня нести пафосную фигню! Ну… Если я сейчас убегу, значит, признаю себя пиндосом! А я не для того уволился через окно. И ребята не дали мне разбиться! Я больше не мог оставаться с пиндосами, вот и прыгнул. Это мой город. Это моя страна. Мне тут некого бояться.
— Пафосная фигня, — согласился я. И ляпнул первое, что пришло в голову: — При Дональде такой фигни не было!
— Вот это уже мне решать, — сказал Кен. — Я Кеннет Маклелланд из клана Маклелландов. Остаться должен только один.
И тут я их увидел.
Три «цитруса» встали в конце улицы, перегородив ее. Из машин лениво выбралось человек десять, часть осталась на месте, а остальные не спеша двинулись в нашу сторону.
И почти сразу замельтешило вдалеке позади. Толпа. Ну, правильно, с той стороны удобнее дойти переулками. Там асфальт ужасный, машины приползут нескоро. А мне терять нечего, там я и проскочу: больше газу — меньше ям.
— Давай! — крикнул Кен.
Не знаю, чего ему было надо, но я — дал.
Я пробил с локтя в челюсть и схватил падающее тело на руки. Миссис Пападакис тоже не подкачала. В одно движение она сложила переднее сиденье вместе с Ритой. Раздался громкий стук — это Рита треснулась лбом о переднюю панель.
Я воткнул Кена головой вперед на колени Пападакисам, откинул Риту на место и бросился за руль.
Топнул по газам и крутанул баранку до упора.
Улица была узковата, и я схватился за ручник, чтобы забросить с его помощью корму. Руль я доворачивал одной левой и просто не успел как следует зажать его в мертвой точке. Поэтому мне не выбило палец, когда замечательный усилитель российского производства внезапно сделал «право на борт».
Нас швырнуло на тротуар. Удар в переднюю подвеску был такой — удивительно, как мы ее там не оставили. Потом оказалось, с колес отлетели балансировочные грузики… Рита снова врезалась лбом в панель, хорошо, не носом. Сзади визжали дети. Думать было некогда. Распахав чудесный газон Пападакисов, желтый «цитрус» прямо по тротуару рванул на толпу.
Уже смеркалось, и я врубил дальний свет, чтобы было страшнее.
В зеркалах полыхнуло: за нами шла погоня.
