чтобы по возможности пережидали тайфуны и циклоны на глубине.
Что же касается экипажа нашей подводной лодки, то он в тех критических условиях проявил себя самым лучшим образом. За два года непрерывных походов люди сплотились и приобрели хорошую внучку. И большой вклад в это дело внесли наши сверхсрочники, или, как я называю их, хранители опыта и традиций. В те годы командование поставило задачу оставлять на сверхсрочную службу наиболее подготовленных старшин. Понимая всю ответственность этой задачи, я, мой заместитель по политической части капитан-лейтенант И. И. Сосюра, весь офицерский коллектив отнеслись к ее выполнению очень серьезно. Активное участие приняла также партийная организация корабля. И проведенная нами большая работа дала положительные результаты. Мы имели на корабле более 20 высококвалифицированных сверхсрочников...
А поход продолжался. До базы оставалось около суток. Подсчитав по карте расстояние, приказал штурману обеспечить вход в светлое время, так как наверняка встретится лед. А плавание во льдах на дизельных подводных лодках дело весьма трудное.
Соблюдая все правила, мы благополучно вошли в бухту, где находилась база, и направились к пирсу. Уже издали можно было разглядеть невооруженным глазом выстроившихся на причале моряков. Бледные солнечные лучи морозного декабрьского утра, которые едва пробивались сквозь рваные тучи, высвечивали тщательно надраенные трубы оркестра. Нас встречали торжественно.
Хочу заметить, что в нашем соединении встреча подводных лодок, возвращавшихся из дальних плаваний, всегда происходила в торжественной обстановке. И убежден, что в этом заложен глубокий смысл. Такие мероприятия очень важны не только в моральном, но и в практическом отношении. Ведь здесь, на пирсе, командир лодки, докладывая командиру соединения о состоянии оружия, материальной части и экипажа, в сущности, делает первое сообщение о выполнении задачи и о боеготовности корабля. Мысленно готовясь к такому докладу, я уже с высоты ходового мостика старался отыскать глазами командира части капитана 1 ранга А. П. Котрихова. Наконец увидел его. Коренастый и, как всегда, суровый, он стоял на краю причала. Наш начальник был немногословным и очень выдержанным человеком. Даже в самых сложных ситуациях он никогда не повышал голоса.
Наконец заведены швартовы. Подана сходня. Первым быстро схожу по ней на причал и направляюсь к капитану 1 ранга Котрихову.
Стараюсь вместить в короткий доклад самое главное. Благо есть о чем доложить: задачи, поставленные на время плавания, выполнены экипажем успешно. Однако лицо командира части не выражало никаких эмоций. Хмуря брови, он молча слушал меня. И только по тому, как крепко пожал руку, как коротко произнес: "Добро" - я понял, что начальник остался доволен моим докладом.
Почему-то понизив голос, Анатолий Петрович сказал:
- Завтра в девять ноль-ноль вам приказано быть у контр-адмирала Пантелеева.
- У Пантелеева? - удивленно переспросил я. - По какому вопросу?
- Узнаете завтра, - коротко бросил Котрихов...
Честно признаться, вызов к контр-адмиралу Льву Николаевичу Пантелееву несколько обеспокоил меня. Он не вызывал офицеров по пустякам. Я, например, за всю прошедшую службу ни разу не был у него. Видел лишь издали на совещаниях, на смотрах. И вот, поди ж ты, персональный вызов.
Ночь провел неспокойно. Перебирал в памяти все перипетии дальнего плавания. Не допустил ли каких промахов? Вспомнил, что в проливе Лаперуза при плохой видимости и снежных зарядах встретился с японскими рыбаками. Кавасаки шли с вытравленными сетями. Неужели зацепил одну из сетей и на меня поступила жалоба? Вряд ли. Все меры предосторожности были соблюдены.
Припомнил также, что в одном из проливов мы обнаружили глубины, которые расходились с указанными на карте, о чем донес с моря. Может быть, это заинтересовало адмирала, ведь такое встречается редко?
На всякий случай, направляясь утром в штаб, прихватил с собой карту с маршрутом перехода нашей лодки. Но моя карта не потребовалась.
Пантелеев - строго, по-военному подтянутый адмирал, с темными вьющимися волосами, в которых чуть пробивалась седина, и с приятным лицом, светившимся доброжелательностью, встретил меня приветливо. Поинтересовался, как проходило плавание. Из коротких замечаний я понял, что Лев Николаевич с обстоятельствами нашего плавания знаком. И довольно основательно. Его интересовали детали, отдельные нюансы, обычно отсутствовавшие в официальных донесениях.
- Сколько времени вы командуете лодками? - неожиданно спросил адмирал.
- Восемь лет, - доложил я. - Служил на "щуках", на "малютке", сейчас - на "Ленинце". Приходилось командовать и трофейной немецкой подводной лодкой.
Лев Николаевич поднялся с кресла, прошелся по кабинету. Постоял у длинного стола, на котором были расстелены карты, и, приблизившись ко мне вплотную, сказал:
- Думаем назначить вас командиром части.
Его слова явились для меня полной неожиданностью. Я был готов услышать что угодно, но только не это. А причина для удивления имелась. Командирами частей назначали, как правило, офицеров, которые уже побывали в должности начальника штаба и, кроме того, окончили академию. За моими плечами не было ни того, ни другого. Поэтому, понимая всю полноту ответственности в связи с услышанным предложением, я стал докладывать свои соображения на сей счет. Но контр-адмирал перебил меня:
- Вы же воевали, да еще на Балтике. Это ли не лучшая академия!
В общем, как я понял, моя судьба была предрешена. Поблагодарив за доверие, я отправился в свою часть, обдумывая по дороге сложившуюся ситуацию.
А подумать было о чем. Одно дело - командовать кораблем, другое - частью. Это не просто повышение по службе. Это переход в иное качество, с иным уровнем ответственности и более широким кругом задач.
За двенадцать лет службы в офицерских должностях, и особенно за годы командования подводными лодками, я находился в подчинении у многих командиров соединений. Так что было у кого поучиться, особенно у тех, под чьим руководством воевал, выходил в море. Как я понимал, для достижения поставленных целей от командира соединения требовалась непреклонная воля и твердость в осуществлении главной задачи - обеспечить боеспособность кораблей. Но твердость и воля немыслимы без компетентности, без знания материальной части, оружия, тактики и оперативного искусства, а особенно без знания подчиненных, в первую очередь командиров кораблей. Было мне известно и то, что командиру соединения, как никому другому, требовались умение и решительность взять на себя всю полноту ответственности, особенно в чрезвычайных обстоятельствах. Отдавал я также себе отчет и в том, что при весьма широком круге обязанностей, которые возложены на командира, решить их в одиночку, без постоянной и умелой опоры на политорганы и штаб, невозможно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
