Тагором владел энтузиазм посланца-пилигрима. Не удовольствовавшись поездкой по родной стране, он думал теперь о путешествии в Китай. Почти тысячу лет прошло с тех пор, как последняя группа буддийских монахов отправилась в эту страну с посланием сострадания и мира. Тагору хотелось восстановить древние культурные связи между двумя странами, порванные уже так давно. У Индии никогда не было и, по-видимому, никогда больше не будет такого благородного и выдающегося посла по особым поручениям. Он получил приглашение от председателя Ассоциации университета Китая Лянь Чичао, выдающегося ученого, члена блестящей группы революционных реформаторов, которая обеспечила установление республики.
Тагора еще мало знали в Китае, распускались злобные слухи о том, что он реакционер и консерватор, враг западной цивилизации, выступающий против научного мышления и материального прогресса. Китайская молодежь, которая лишь недавно открыла для себя достижения западной цивилизации и была полна надежды превзойти Японию в темпах материального прогресса, сначала неодобрительно восприняла приезд Тагора в страну и даже попыталась организовать бойкот его выступлениям. Элмхерст, сопровождавший Тагора в этой поездке, вспоминает: "Только после того, как мы встретились с преподавателями в Пекине, китайская прогрессивная общественность поняла, как много общего было в их взглядах со взглядами Тагора. Так же как в свое время Данте и Чосер, Тагор и Ху Ши были полны решимости использовать разговорный язык своих народов в качестве обычного средства литературного выражения вместо классического диалекта, доступного лишь небольшой группе образованных людей".
Лекции Тагора в Китае, чаще всего импровизированные, показывают, с каким пониманием и симпатией отнесся он к образу мыслей китайского народа. Он говорил человечно, дружелюбно, делился личными воспоминаниями и наблюдениями и, как обычно, прямо и откровенно высказывался против войны, международного соперничества и слепого почитания материального прогресса. Он быстро завоевал расположение прогрессивной интеллигенции. "Веками, — напомнил он им, — вы принимали коммерсантов, военных и других посланцев, но до сегодняшнего дня вам никогда не приходило в голову пригласить поэта. Не великое ли это событие? Дело не в вашем признании моей личности, а в почестях, которые вы оказываете весне новой эры. Поэтому не ждите от меня особого послания. Послания носят голуби; в военное время они ценятся не за красоту их полета, а за то, что они помогают убивать людей. Не пользуйтесь поэтами для передачи посланий. Позвольте мне лучше разделить с вами ваши надежды на победу жизни на этой земле, и я присоединюсь к вашей радости, когда придет пора итогов. Я не философ, поэтому оставьте для меня место в ваших сердцах, а не на трибуне. Сейчас, когда я рядом с вами, я хочу завоевать ваши сердца, поделившись верой в великое будущее вашей страны, в будущее всей Азии, когда ваша страна поднимется и выразит свой великий дух".
Но ожидать от Тагора, что он удержится от своего послания, все равно что ожидать от солнца, что оно будет греть и не светить. Вся его жизнь сама была посланием, которое можно свести к следующим словам: берите от Запада все лучшее, что он дает, но не подражайте ему, так как это смертельно. Рабиндранат призывал молодежь: "Я вновь повторяю, что мы должны принимать правду, когда она исходит от Запада, и без колебаний воздавать ей дань восхищения. Если мы не будем принимать ее, наша цивилизация останется неполноценной, она не сможет двигаться вперед. Наука дает нам мощь разума, обогащает нас активным сознанием ценности наших идеалов. Нам недоставало ее, чтобы выйти из темноты мертвых привычек. Поэтому мы с благодарностью должны относиться к живым идеям Запада, а не способствовать воспитанию ненависти к ним. Кроме того, люди западных стран также нуждаются в нашей помощи, так как наши судьбы слились теперь воедино. Сегодня ни одна нация не может следовать по пути прогресса, если другие страны остаются в стороне от этого пути. Давайте попытаемся завоевать сердце Запада с помощью всего лучшего и благородного, что есть в нас, давайте думать о нем и общаться с ним не с жаждой мести или презрением, а с чувством доброй воли и взаимопонимания, в духе взаимного уважения".
Однако поэт предостерегал от ослепления преходящим зрелищем мощи и богатства, приобретенных путем насилия и эксплуатации: "Нации, делавшие на это ставку, либо погибли уже, либо в наши дни возвращаются к варварству. К расцвету и реальному прогрессу цивилизации ведут сотрудничество и любовь, взаимное доверие и взаимная помощь…" На своем долгом пути — напоминал Тагор — общество находит опору в духовных ценностях, которые время от времени меняются, но остаются тем не менее духовными. Может показаться, что зло побеждает, но это ненадолго. И он цитировал свое любимое санскритское стихотворение:
Нечестным путем людиДобиваются благополучия;Нечестным путем людиДобиваются побед над своими врагами;Нечестным путем людиДобиваются исполнения своих желаний;Но гибнет их самый корень.
Тагор с болью видел, что отношение молодого поколения к Японии искажено чувством страха и ненависти к токийской военной машине, и, по словам Элмхерста, "он не переставал говорить им: "Вы не узнаете настоящую Японию до тех пор, пока не увидите, как работают ее художники, пока не посмотрите пьесы и танцы театра Но, не побываете на праздничных церемониях и не увидите, как тысячи фабричных рабочих в Кобе проводят две трети обеденного перерыва, гуляя по прекрасному саду и любуясь красотами природы, а затем снова встают к своим станкам". Как прямой результат этого призыва, три известных китайских преподавателя поехали с нами в Японию и по возвращении устроили в Пекине выставку древнего и современного искусства и ремесла, экспонаты которой подарили им наши японские друзья".
Поэт вернулся в Индию во второй половине июля через Японию, где он провел около шести недель и прочитал несколько лекций. И результатом его визита в Китай и Японию стала первая в истории Азии сознательная попытка выразить идею азиатского единства путем создания в Шанхае, в сентябре того же года Азиатской ассоциации. Сообщая об этом событии, бостонская газета "Крисчен сайенс монитор" писала: "Оформляется мощное движение за установление всеазиатского согласия на основе общей культуры азиатских наций… Этому способствовали антияпонские законодательные меры, принятые недавно в США, и недавний визит на Дальний Восток Рабиндраната Тагора, который проповедовал доктрину противопоставления восточного идеализма западному материализму. Новое сознание выражается в создании в крупных городах Азиатских ассоциаций, первая из них учреждена в Шанхае. На ее открытии присутствовали представители всех стран Азии. Вдохновителем движения признается Тагор, учением которого пронизаны все опубликованные заявления".
Проведя дома менее двух месяцев, поэт вновь отправляется в путь, на этот раз на другой конец света. Поводом послужило приглашение из республики Перу по случаю столетия провозглашения независимости. Снова отправляется он в путешествие в Новый Свет, и снова в сопровождении Элмхерста. Накануне отъезда он получил письмо от одной бенгальской девушки, которая просила его вести дневник путешествия. Эта скромная просьба, в сущности, незнакомого человека задела какую-то струну в душе поэта, он не только завел дневник, но и почувствовал новый прилив творческих сил. Самое первое его стихотворение, написанное сразу после отъезда из Индии, очень показательно. Сердце поэта все еще остается молодым, и никакое одеяние пророка не в состоянии скрыть под собой влюбленного человека. Перевод стихотворения, приведенный ниже, конечно, не передает того запоминающегося ритма, который свойствен оригиналу:
Тиха и бессонна ночь. Ты склонила голову,из глаз текут слезы. Ты ласково поцеловала мне рукуи сказала: "Если ты уйдешь, мой мир превратитсяв пустыню, и лишь бесплодное стенание будетзвучать в бесконечной пустоте. Этот одинокийгруз немого горя смертельнее, чем сама смерть".
А я прижал твое лицо к груди и прошептал:"Если ты уйдешь, жгучая боль разлукирасколет мое небо вспышками молний, и это сердце,познавшее утрату, и эти глаза, лишенные тебя,погрузятся в печаль.
Но как бы далеко ты ни ушла, любимая,ты найдешь дорогу назад, в самые сокровенныеглубины моего сердца, которым ты владеешь".
Ясное семизвездие слушало наши тихие клятвы,и наши слова разносились над зарослями тубероз.Потом неслышными шагами подкралась смертьи унесла тебя туда, где тебя уже не услышать,не увидеть и не коснуться. Но эта пустота — не пустота.В ней жгучие угли боли, и из этого жара я создалмир моих мечтаний в песнях, осиянных светом.
Во время переезда через Атлантический океан Тагор внезапно заболел, и ему пришлось сойти с корабля в Буэнос-Айресе, где врач-кардиолог прописал ему абсолютный покой. В это время он получил письма от Ромена Роллана и Эндрюса, в которых они просили его "остерегаться возможных опасностей и политических осложнений в Перу". Тагор не знал ни души в Буэнос-Айресе, но, к счастью, очаровательная и талантливая Виктория Окампо одарила его своим гостеприимством, и Тагор с радостью воспользовался убежищем, предоставленым ему в уютной уединенной вилле в Сан-Исидро на берегу Ла-Платы. По совету врачей визит в Перу пришлось отменить. Тагор не жалел об этом, так как в этой поездке поэт поборол в нем пророка, и он вновь с радостью смотрел на реку, чувствовал себя счастливым от общения с очаровательной хозяйкой дома.
