к нам привязались-то?! – не спросил, а с горькой мукой в голосе прокричал начальник отдела. – Хоть объясните.
- А что тут объяснять? – перекидывая сгусток пламени с одной руки на другую, ответствовал Кайлес. – Это прошлый раз я вас, скупердяев, пожалел, а сейчас вы на моего человека покусились, а это, братцы, уже другая история.
Со ближайшего стола, повинуясь жесту Кайлеса, взмыл лист, завис в воздухе, а потом под дружный «ах!» потемнел, скручиваясь от пожирающего его пламени.
- И что у нас получается? – рассуждал декан, любуясь горением и падающим – почти романтично – пеплом на пол. – А получается умышленное противодействие указу короны.
Учетчик резко побледнел, не отрывая помутневшего взгляда с горящего листа. В его голове уже проносилось зрелище полыхающих отчетов. Со стороны столов раздалось дружное шуршание, словно кто-то пытался зарыться в бумагах с головой.
- Указ о приеме на работу был? Был.
Со стола взмыл еще один лист, учетчик попытался его перехватить, но не допрыгнул. Полыхнуло.
- С еженедельными выплатами. С подъемными на переезд. Она за ними приходила? Приходила. И какой ответ получила?
Беллара, густо покраснев, едва слышно прошептала:
- Что деньги я должна у вас просить, раз на вас работаю.
Кайлес многозначительно хмыкнул.
- Мне кажется, кто-то попутал оказываемые госпожой услуги? А давайте мы прямо сейчас установим разницу, и вы мне покажете за какую-такую работу она должна просить у меня деньги, а?
Шуршание усилилось, точно из бумаг спешно строили бункер.
Сгоревший лист пеплом осыпался на пол. Учетчик чихнул от дыма, очнулся.
- Вы! – застыл он со злобной гримасой напротив Кайлеса, набирая воздуха в грудь.
- Я тоже вас не люблю, - подтвердил лорд, - и это мы еще в прошлый раз выяснили.
Огонек завис над столом…
Учетчик сглотнул, посмотрел больным взглядом на бумаги.
- Мы все выплатим, - булькнул сдавленно.
- Можете начинать, - великодушно махнул рукой Кайлес, - и помните - я проверю. До последней монеты.
Беллара шла по дорожке академического парка, прижимая к груди мешочек с монетами и счастливо улыбалась. Настроение было таким же солнечным, как и окружающий день. В Асмас уверенно влетала на теплых воздушных крыльях весна, и воздух пах переменами. В душе зрела уверенность, что все будет хорошо. Деньги они вообще придают уверенности, особенно в завтрашнем дне, особенно если это лично заработанные монеты.
Чуть впереди, насвистывая веселый мотивчик, шел декан Кайлес. Пиджак расстегнут. Руки в карманы. Шел, старательно обходя лужи вчерашнего дождя.
И странное дело, ее больше не раздражал его всегда идеальный внешний вид, ведь она знала – если понадобится, этот мужчина не побрезгует испачкать руки.
Свист прервался.
- Не смотрите на меня так, - не поворачиваясь, бросил декан, - у меня спина от ваших взглядов чешется.
Беллара споткнулась. Покраснела. Прошептала:
- Простите. Просто еще никто ради меня не грозил ничего сжечь.
- У вас была удивительно скучная жизнь, - «просветили» ее, - и не думайте, что дело лично в вас. Есть такое прекрасное понятие «командная работа». В двух словах: один за всех и все за одного. Понятно?
Беллара обдумала выражение, но прилетевший пахнущий мокрой землей ветер вымел все мысли из головы, оставив лишь одну:
- Господин декан, если вам тоже не дадут зарплату, обещаю пойти и сжечь УВУР.
Спина затряслась. Декан остановился. Обернулся.
- Польщен, но давайте без столь революционных идей, - в голосе Кайлеса сквозила неприкрытая насмешка, однако взгляд был добр и располагающ, так что Беллара решила - суть она уловила правильно.
- А то нас с вами выкинут из академии или мой кузен все-таки исполнит свою мечту и отправит меня на рудники. А на УВУР не обижайтесь… отсталые они. Не верят в женские мозги, а зря.
Беллара ощутила, как плечи распрямляются, шаг приобретает четкость, а в груди становится тесно от нового чувства. Точно она не просто там… лже-вдова, лже-Беллара, а некто действительно ценный и значимый, ради кого даже УВУР готовы сжечь.
Она гордилась собой, млела от декана и пребывала в радужных мечтаниях ровно до того момента, как пара пыточной обуви приземлилась ей на стол.
- Деньги у вас есть, но выходной только через три дня, так что извольте пока сменить свои ужасные ботинки на нормальную обувь.
Закрывшаяся дверь кабинета отрезала вскипевшие возражения.
Беллара взяла в руку туфли. Черные. Блестящие. С таким каблуком, что на него буханку хлеба наткнуть можно. И как в таких ходить?!
Надела. Встала, держась за стол. Покачалась, ловя равновесие. Глянула вниз – пламя, как же высоко! Посмотрела с ненавистью на дверь начальства. Тиран!
Сняла пыточную пару. Подхватила подмышку и отправилась в гости к завхозу, надеясь, что у него будет чем отпилить эти ужасные каблуки.
*********
Юля раскладывала бумаги, готовясь к собранию учителей, когда в кабинет быстрым шагом вошел муж.
– У нас проникновение, – прижал к себе, поцеловал.
– Я бы отправил тебя домой, но пока нет возможности проверить безопасность пути.
– Подожди, – нахмурилась, отстраняясь, Юля. Сердце кольнула тревога – малыши остались во дворце. Это раньше они частенько путешествовали с ней на работу, где им был выделен угол в ее кабинете, но сейчас, когда у них самих начались занятия, она перестала их брать с собой.
– Какое проникновение? На нас напали? Кто?
– Пока не ясно, – Фильярг сам был хмур, – я повысил уровень охраны во дворце, не волнуйся за детей, там все спокойно, они в безопасности. Все, что мы знаем – несколько человек проникли на рассвете на территорию академии. Состав группы, цели не известны. Мы работаем.
Юля выругалась… Что же такое творится, а? И это сердце королевства. Прямо-таки плевок в душу. Круче было бы только выкрасть какую-нибудь цацку из королевской сокровищницы. Или написать «король - дурак» на стене королевской опочивальни.
Хотя погодите… Она наморщила лоб, вспоминая сегодняшнее утро. Загоны с вальшгасами, привычное раскланивание с курсантами и преподавателями… И, главное, никакой паники. Никто не бегал с воплями: «Диверсы! У нас диверсы!». А ведь тут полно детей и ее девочки. Черт!
– Информация засекречена, – подтвердил опасения Фильярг.
Корона решила незаметно стереть плевок, а не орать об этом на весь свет. Ну и разобраться по-тихому, а уж потом орать,
