— Любой человек, прикоснувшийся к конфете, оставит на ручке ножа и сахар, и капли пота! — протестующе заговорил Леонард.
— Да, но никак не масляную кислоту. От ручки ножа исходил все тот же фруктовый запах, который чувствуется и при вашем дыхании. Такой же запах ударил мне в нос, когда я понюхал носовой платок, который вы бросили рядом с Полиной, когда только что ранили ее за кулисами. На платке достаточно масляной кислоты дл проведения точного анализа. Вы, вероятно, вытирали им лоб и руки, а все эти доказательства говорят о том, что вы — убийца.
— Не имея при этом никакого мотива?
— Вы ведь любите Ванду, не так ли? Поэтому вы представили ее Мильхау, тогда еще никому не известную актрису, и предоставили ей возможность попробовать себя на сцене. В картинной галерее вы сказали что Ванда похожа на ожог от рентгена, — замедленные последствия ее любви. Но в этот момент вы имели в виду не Роднея, а себя. Вы считали, что вам удастся преодолеть этот барьер, но постепенно осознавали, что теперь это вам не по силам. Может, она сама не позволила вам это сделать. Не в ее правилах излечивать свои жертвы. Она флиртовала с вами точно так, как и с Роднеем в картинной галерее, и это не ускользнуло ни от моего внимания, ни от внимания Полины. Когда вы вернулись в Нью-Йорк, отбыв тюремное заключение в Иллинойсе, вы обнаружили, что ей теперь на вас наплевать, и она даже не скрывала такого отношения к вам. Вы были слишком прозорливы, чтобы попасться на рекламную удочку Мильхау, инспирировавшего любовный роман между Вандой и Роднеем. Вы шпионили за ней, как и всякий ревнивец, как вы это сделали и в то утро, когда вы «нечаянно» застали нас с ней на террасе. Вам удалось раскопать о ней то, чего не знали другие, не знали даже ее близкие друзья, — ее тайную помолвку с Джоном Ингелоу, близкий его развод с Марго. Но вы все так искусно скрывали, что Ванда даже не догадывалась, что вы видели Ингелоу. Он был моложе вас, богаче и желаннее, так что вам приходилось расстаться со всякой надеждой занять его место. Ваше положение как ведущего партнера Ванды кануло в вечность. Восходящей «звездой» становился Родней, так как он был моложе и привлекательней, хотя вы, как актер бесспорно, значительно выше его. Для вас это было горькой пилюлей. За это вы ненавидели Рода. Вы ненавидели Ванду, женщину, которую когда-то любили, обожали, за ее непостоянство и неблагодарность. Вы ревновали к Ингелоу. Так как она не могла, или не хотела, стать вашей, то вы решили, что она не будет принадлежать и Ингелоу. И вы придумали такое убийство, основными виновниками которого становились Ванда и Родней, а вы оказывались в стороне. Вы замечательно хитроумно все устроили, подтолкнув Хатчинса рассказать эту старую историю о короле Англии, который по прихоти Сары Бернар играл Владимира в постановке «Федоры» в Париже, заранее будучи уверенным в том, что Ванда непременно захочет, чтобы и ее любовник повторил этот трюк, так как она любит во всем подражать этой великой актрисе, своему кумиру. Может, именно вы подбросили ей идею возобновления постановки «Федоры».
Знаете, почему я стал подозревать вас с самого начала? Потому что вы были единственным настоящим актером среди подозреваемых. Маргарет Ингелоу вообще не актриса, а Ванда и Род играли самих себя на сцене. Но вы играли свои роли иначе. Ванда могла изобразить любые эмоции, но она не могла сыграть другую личность, кроме своей собственной. Только вы один среди попавших под подозрение могли создать такой образ, который вам был абсолютно чужд, несвойствен. Только вы могли быть настоящим убийцей и в то же время довольно убедительно разыгрывать представление о собственной невиновности.
— В основном вы изложили все правильно, но все же не назвали истинного мотива, — голос Леонарда теперь звучал совсем тихо, еле слышно. — Судебный приговор и тюремное заключение не были справедливы, потому что я не был шофером в нетрезвом состоянии.
— Вы имеете в виду, что вы не пили?
— Пил, конечно… но я не был за рулем.
— Кто же? Ванда?
— Да. Это она убила ребенка. И даже не остановилась на ходу, удирая от полицейского на мотоцикле, мы поместись местами. Я взял в руки руль за несколько мгновений до того, как нас остановил патруль. Каким же идиотом я тогда был! Я взял всю вину на себя. Но этим все для меня не кончилось. Неожиданная перемена образа жизни, тюремная еда, наполовину состоявшая из картошки, крахмала привели к быстрому развитию диабета. Когда я вышел из тюрьмы, здоровье мое сильно пошатнулось, а карьера была почти загублена. Вы знаете, наверное, что у меня нет образования, и я ничего больше не умею делать, кроме игры на сцене. И вот в это тяжелое время Ванда, которую я сделал актрисой, плюет на меня и собирается выходить замуж за Ингелоу. Я ради ее карьеры поступился своей собственной. И вот вам — благодарность. Диабет который я нажил в одиночной камере, привел к уплотнению артерий, и теперь какой врач поручится, что я протяну еще долго? Во всяком случае, не в тюрьме. Я отомстил за себя, за свой загубленный талант, за свою поруганную любовь. Я хотел, чтобы и она поняла всю свою человеческую низость, чтобы и она пострадала. Но, наверное, все это было напрасно. Она развращена славой, богатством, легкой жизнью и ради сохранения всего этого готова пойти на все. В нашем обществе это не удивительно. Каждый стремится урвать кусок пожирнее, а на остальных ему наплевать…
Я знаю, что мне жить осталось недолго. Я не раскаиваюсь в содеянном. Может, только немного жаль этого глупого Адеана, но он сам своим шантажом заслужил себе этот смертный приговор. Ведь и он хотел получить какую-то выгоду из моего несчастья. Знаете, доктор, иногда человек, осужденный на смерть, просит перед казнью какое-нибудь изысканное блюдо или какую-нибудь последнюю привилегию. Я просил бы только одно — Ванду, и я понял, что, возможно, смогу заполучить ее, совершив такую жестокую месть.
— Неудивительно, что Ванда подозревала вас с самого начала, — сказал Базиль, — ведь только она знала о вашем прошлом. Она опасалась за свою жизнь.
— Напрасно. Ее бы я никогда не убил. Я убил из-за нее.
— Ну а тот нож, который вы запустили в нее несколько минут назад?
— Он предназначался вам. Вы слишком много знали.
Снизу раздался чей-то сердитый голос
— Что это вы там делаете в этот час? Почему открыт пожарный выход? Немедленно убирайтесь оттуда или я вызову полицию!
Леонард улыбнулся.
— Ну вот, теперь моя реплика для ухода со сцены.
Ловко, словно обезьяна, он вскочил на железные перила. Базиль кинулся за ним, но не успел! Леонард уже бросился вниз.
Когда Базиль сбежал по лестнице, то неожиданно заметил, как вспыхнула навязчивая реклама на небоскреба. «Теперь время выпить чашечку чая «тилбери». Он склонился над распростертой фигурой.
— Боже, человек расшибся, — вскрикнул кто-то в ужасе за его спиной.
— Он мертв, — проговорил Базиль. — Лучше поторопитесь и вызовите полицию!
* * *
— Во всем этом происшествии существует одно обстоятельство, которое мне хотелось бы выяснить до конца, — сказал Базилю инспектор Фойл несколько дней спустя. — Если ни Род, ни Ванда не были виновны, тогда почему они противоречили друг другу в определении того момента, когда скончался Ингелоу во время премьеры?
— Может, потому что они просто гадали, — предположил Базиль. — А гадание — это одна из форм беспочвенного мышления. Когда мы не располагаем фактами, за которые можем зацепиться, то отдаемся собственной фантазии. Ванда сказала, что ей показалось, что Ингелоу был уже мертв, когда она поцеловала его в первый раз, таким образом, она отводила от себя подозрения и в поле зрения оказывается Леонард — единственный человек, который находился на сцене с Ингелоу до того момента когда она поцеловала его впервые. Она сделала это, не знаю, сознательно или бессознательно, она ненавидела Леонарда так, как может ненавидеть женщина оставленного любовника, и, кроме того, она уже начинала его немного опасаться. Таким же образом Род предполагал, что Ингелоу был жив тогда, когда Род в последний раз дотронулся до него. Тем самым он отводил подозрения от себя, и оно падало на Ванду, единственного человека, который подходил к Ингелоу после этого. Род не любил Ванду, так как она постоянно его преследовала и вызывала ревность Полины. На самом деле как Род, так и Ванда ошибались в своих показаниях. Если вы сравните расписание по времени хода действия первого акта, составленное Роднеем, со временем произнесения реплики — сигнала к убийству, то увидите, что Ингелоу был жив, когда Ванда поцеловала его в первый раз, и уже мертв, в последний раз прикоснулся к нему. Конечно, Леонард, будучи убийцей, сделал все от него зависящее, чтобы подозрение пало на Ванду, и Ванда призналась, что Ингелоу был жив перед тем, как оба подходили к нему, и мертв после того, как они оба отошли от него. Вот и все…
