Что же касается самого «Летописца…», то, по словам его автора, в июне 1551 г. царь, собравшись в поход, приходит к своей жене Анастасии, чтобы произнести большую речь по поводу предстоящей войны.
«Яз, жено, надеюся на вседержителя и премилостиваго и всещедраго и человеколюбиваго бога, дерзаю и хощу идти противу нечестивых варвар и хощу страдати за православную веру и за святые церкви, не токмо до крови, но и до последнего издыхания. Сладко бо умрети за православие, ни есть смерть еже страдати за Христа, се есть живот вечный; сие страдание принта мученицы и апостоли и прежни благочестивии цари и сродници наши, и за то от бога прияша не токмо земное царство и славу и храбрьство на супротивныя и страшнии врагом своим быша и многолетний славни на земли пожиша» – и далее развернуты рассуждения именно на эту тему – тему радости и веселия в страдании за Христа, в пребывании потом около ангелов и проч. Анастасии велено не скорбеть, пока царя не будет, а молиться, давать милостыню, в ответ на что Анастасия сначала горько плачет, рухнув на ложе, а потом произносит свою речь – в том числе и о том, что бог окажет милость тем, кто хочет положить душу свою «за православную веру и за православные христьяне», а потом, даст бог, из Поволжья принесут весть, как благочестивый царь «со всем своим христолюбивым воинством брався с нечестивыми и одолел и на свое царство здрав возвратися»[449]. Царь в ответ «целование дасть и отходит от нея».
Далее следует раздел «О походе», но поход начинается с похода в храм, с молитв, с обращения к Петру и Ионе, московским чудотворцам. Однако и следующая главка говорит не о самом походе, а «о благословении». Получая его, царь произносит очередную речь (о помощи сил небесных и проч.), прося, чтобы бог призрел бы люди своя и «подал бы нам помощь и утвержение и не предал бы нас врагом нашим и многое христьянство, томимое безбожными казанцы, свободил и сотворил бы нам помощь, яже его воля святая»[450]. Митрополит и владыки в ответ восклицают: «подобает убо тобе, царю, за порученное стадо мужествене стояти и данный ти талант умножити, да не наречешися наимник, но истинный пастырь, иже душу свою предаеши за овца. Но токмо, царю, нас сирых на кого оставлявши. О добрый пастырю, свет очию нашею, камо идеши».
Государь же «глаголет» им: «На пречистую упование и надежу все возлагаем, да на ваши святые молитвы уповаю, просите и приимете». Митрополит благословляет царя, осеняет его крестом, дает «о Христе целование». Посвятив очередную главку теме «вседания царского на коня», летопись переходит к очень подробному описанию передвижения царя, его двора и армии в Коломенское, устроенной там трапезе и дальнейшему перемещению в сторону Казани. Раздел «О царском походе» открывается рассказом о том, как царь всех утешает для начала «словесы надеянием»: «Имамы на бога упование да и на свою правду, пред Крымским есмь царем ничем неповинен, он, рыкая, хочет поглотити христьянство, но милосердый бог сотворил, елико хощет», и проч.[451]
Обратимся к еще одному тексту, передающему риторическое и идеологическое обрамление практик, связанных с присоединением Казанской земли. Это послание митрополита Макария царю и русскому войску, датируемое июлем 1552 г.[452]
Макарий шлет царю благословение от себя и всех священных соборов, молится за здравие царской семьи, бояр, воинов, о «людех православных, иже поборающих по благочестии, и о нынешнем подвизе вашем…». Подвиг состоит в том, чтобы вести войну против казанских татар, которым даются такие определения, как «супостаты», «безбожные», «изменники», «отступники», и вменяется в вину неповинное пролитие христианской крови и осквернение и разорение церквей. Соответственно царь и его воинство подвизаются «за святыя Божия церкви и за всех православных християн, неповинне в плен веденных, и разхищенных, и всяческими бедами от них томимых, и многообразными страстьми оскверненных» и за христианскую веру, сияющую, «как солнце в державе царя и во всей Поднебесной». Именно на православную веру (не на государство, страну и народ как таковые) покушается дьявол, поднимая на нее лютую брань при помощи «поганых» царей Крыма и «их пособников поганых язык, Крымских и Казанских Татар», которые непременно попадут в ад. Макарий и все «смирении богомолцы твои…» молят о помощи и самого бога, и архангела Михаила, «истинного заступника и поборника на поганых язык». В этом фрагменте послания казанские татары названы не только супостатами, но и «погаными языками Измаителская роду». Далее говорится о необходимости повиноваться воле царя, «храниться» от гордости, лихоимства, блуда и пьянства, «сохранять веру и чистоту и брак» и храбро «подвизатися за истину». Кроме того, если придется претерпеть от «супостат», следует не мстить, а принять «венец страдания», «до крови пострадати» за христианскую веру, и именно за «пролитие своея крови» участникам войны с мусульманами обещано прощение всех грехов. В ответном послании Ивана, в том же июле 1552 г., сообщается о движении в сторону Казани и о том, что войско молится, «чтобы путь нам был мирен и немятежен» и бог «и враги бы наша иноплеменныя в покорение и во умирение привел», сподобил бы нас вернуться с избавою христианской «в свое отечество»[453].
Еще один текст, в котором, казалось бы, непременно должна быть развернута антиисламская риторика, – это упомянутое выше послание известного персонажа эпохи Ивана Грозного Сильвестра к князю Александру Борисовичу Горбатому, казанскому воеводе[454].
Послание было написано вскоре после взятие Казани, и в нем в очень возвышенном стиле пространно говорится о необходимости утверждения православной жизни в Казани и о прославлении православия. Звучит в послании и мотив крещения мусульман, но – как именно он звучит?
Иван Васильевич уподоблен императору Константину и поэтому бог на его стороне; он вооружился божественной силой и «всеоружством Животворящего Креста, и безчисленая варварьская нахождениа и против ополчениа крепце победи, и град Казань разори своим благородием и вашим храбрством, и врагов своих до конца погуби», а теперь претерпевает скорби по своему православному царству. Вы, пишет Сильвестр, подражаете царю и «сугубы добродетели сотвористе своим воинствованием, ово супостатом страшни показастеся, ово мудрованиа всего воинства своего бодренейше и зело храбрствено сотвористе». Но подражать царю нужно не только воинской доблестью, но и милосердием к побежденным. Эта мысль проиллюстрирована параллелью с Давидом, который после победы над Саулом никак не мстил своему бывшему угнетателю. В этом царь Иван Васильевич вполне подобен Давиду: «каково наветование от врагов своих подъят, и како ратоваша многа лета на царство его Крымский царь и Казанский, и Наган, и колико неизчетны пролияша крови Христианския: и что творяше благочистивый он Самодержец? Егда живым сущим врагом его, мнозими дарми добле сих утоляще, аки ничтоже от них стража; умершим же оним, гневом Божиим, различными казньми, на детех их благодательство показует», – и под этим Сильвестр понимает приближение ко двору крещеных потомков казанских ханов: «не сына ли Сафа-Киреева, Царя Анигирея, нареченнаго во святом крещении Александра, в полату свою введь, не единотрапезна ли того у себе сотвори?» – и крещение царевича представлено как отеческое благодеяние царя. Все это – выражение любви к врагам, и эта тема развита в послании[455].
Напомнив о боях за Казань, и о пленении многих татар и черемисов, и о «низвержении» «древней злобы», Сильвестр возглашает: «Ныне убо собнови Православный Царь град сей, Казань, Христианским законом, а Огорянский попра»; Казань теперь украшена церквями, в ней совершается литургия, царство Казанское царь вручил тебе, дабы его блюсти и хранить от врагов – как «Господь преда Моисею Израилтян». Сильвестр многословно призывает адресата просить у бога помощи и мудрости, соблюдать послушание, чистоту души, заповеди милосердия и проч., приводит как пример для подражания Иосифа в Египте, после чего, наконец, обращается к теме устроения религиозной жизни в Казани: «Еще воспомяну ти, любимче: вручи тебе Благочестивый царь сие Казанское Царство великое, и все Христолюбивое воинство, и многоименитый народ, верни и невернии, також и град Казань, со окрестными веси, в нем же святыя, божественныя церквы и освященный собор, и все Христоименитое исполнение Христианскаго праведнаго закона утвердити и укрепити во благочестии, и во исправлении»[456]. Но что же именно предполагается делать? Воевода должен следить за тем, чтобы церковное благочиние «исправлялось бы» по уставу (по соборному уложению, а книжка есть в Свияжске, пишет Сильвестр). Воеводе же сообщается, какими качествами должен обладать епископ города, и разворачивается целый ряд пространных поучений о богоугодной жизни адресата, в том числе долго и возвышенно говорится о праведном суде. И лишь в самом конце обширного и красноречивого рассуждения о суде Сильвестр формулирует, наконец, процитированный выше весьма абстрактный призыв молиться об обращении «агарян» и «черемис» и «просвещать» их «святым крещением».
