День стоял солнечный. Когда Соррел вышла из дома, несколько угрожающих тучек появилось на горизонте. В лесу же деревья так близко сходились друг с другом, что солнца не видно было совсем. Здесь царили сумерки, весьма затруднявшие путь Соррел. Дважды ей пришлось останавливаться и освобождать юбку из колючего плена, а один раз она довольно сильно оцарапала щеку.
Соррел не по-дамски выразила свое отношение к этому, однако не пожалела о том, что предприняла небезопасное путешествие. Тем не менее, вскоре ей пришлось привязать лошадь и идти дальше одной, надеясь, что лошадь не отвяжется и не оставит ее. (Будет еще хуже, если ее обнаружит Вальтер, тогда нечего рассчитывать на неожиданность.)
Без лошади идти стало легче, хотя чем дальше она углублялась в лес, тем мрачнее он ей казался. Однако Соррел успокоила себя тем, что это из-за веток, которые закрывают солнце. Темноты она не боялась. К тому же она давно не ребенок, чтобы шарахаться от странных теней и воображать, будто за каждым кустом сидит по разбойнику, даже если лес и напоминал чащобу из страшной сказки.
Наконец она вышла на полянку, отделавшись одной царапиной на щеке и порванной юбкой.
Здесь было сравнительно светло, потому что деревья расступились, и Соррел огляделась кругом, стараясь сдержать громко бившееся сердце. Она быстро удостоверилась, что никто не прячется в тени и не следит за ней.
В руках Соррел держала сумку, в которой, однако, было не десять тысяч фунтов, как требовал шантажист, а много нарезанной бумаги. Она аккуратно положила сумку в указанное место и с сожалением покинула солнечную полянку, чтобы спрятаться неподалеку за деревьями и следить за появлением Вальтера.
Соррел прекрасно понимала, что в своем черном платье не видима ни для кого, но все-таки постаралась ради безопасности выбрать местечко потемнее. Уверяя себя, что ей ничто не грозит, она все же чувствовала, как сильно у нее бьется сердце, хотя до назначенного часа еще было минут двадцать. Тогда Соррел приказала себе не глупить, но с осторожностью извлекла из кармана пистолет и проверила, в порядке ли он.
Глава девятнадцатая
Минуты шли, и Соррел вскоре поняла, что ее главный враг — не страх, а скука. Сердце у нее давно билось, как обычно, и она принялась устраиваться поудобнее, предвидя долгое ожидание и представляя, как нелепо она будет выглядеть, если Вальтер не появится вовсе и вся ее затея ни к чему не приведет.
Назначенный час миновал, а в лесу все было тихо, разве что лесные жители начали выползать на свет Божий по своим обычным делам. Довольно долго Соррел развлекалась тем, что наблюдала за семейством белок, которые бегали друг за другом по деревьям.
Потом прилетела сойка и прогнала белок. Соррел опять осталась наедине со своими мыслями, которые крутились вокруг шантажиста, но вскоре она совсем забыла о волнении, убаюканная долгим бездействием, хотя, конечно же, продолжала вслушиваться в каждый звук и чуть было не подскочила на месте, когда опять прилетела сойка и громко закричала, нарушая лесную тишину.
Соррел отругала себя, потому что если бы это был Вальтер, то она бы сразу выдала себя, и решила сидеть тихо. Время шло, сумерки сгущались, и Соррел затосковала по камину и удобному креслу. Холод и сырость начали давать себя знать. Да и сидеть на пеньке было не очень удобно.
Поначалу она думала, что ей придется сражаться главным образом со скукой, но потом поняла, что холод грозит ей не меньшими неприятностями. В лесу, конечно же, намного холоднее, чем под теплым июньским солнышком где-нибудь на лугу, и скоро у Соррел зуб на зуб не попадал, так она замерзла. Но главное, чего Соррел не видела за деревьями, — испортилась погода. Закапал дождик.
Деревья, конечно же, укрывали Соррел, но все же то одна, то другая капля падали ей на платье, и Соррел стало еще холоднее. Она подняла воротник платья и отругала себя за то, что не захватила что-нибудь теплое.
Не захватила — и не захватила. Соррел решила не расстраиваться. Она прижалась к дереву, укрываясь от дождя, и еще раз проверила пистолет, не отсырел ли порох.
Похоже, с пистолетом ничего не случилось. И хотя ей страстно захотелось все бросить, ибо Вальтера не было видно, и покинуть свое убежище, которое становилось с каждой минутой все более неприютным, она приказала себе не хныкать. Солдаты часто сидели и даже спали в куда более неудобных местах, чем этот лес, и она отлично знала, что если они были в состоянии не обращать внимания на мошкару, облеплявшую им шеи, то она тоже могла все выдержать.
Вильям был моряком, но и он преодолевал немалые трудности и опасности. А вот Уичерли был солдатом, хотя иногда это трудно себе представить. Он воевал на Пиренеях, но почти не рассказывал об этом. А там, говорят, пролилось много крови.
Соррел одернула себя, не желая погружаться в эти опасные мысли, и постаралась согреться. Но, что бы она ни делала, она замерзала все сильнее. К тому же у нее отсырело платье. Правда, Соррел все, еще удавалось укрываться от дождя под ветками, но руки и ноги у нее закоченели. Ей очень хотелось встать и размять ноги, но она боялась, как бы ее не услышал Вальтер. Стоит ей спугнуть его, и все пропало.
Чем дольше Соррел ждала, замерзая, тем больше ей хотелось схватить Вальтера за руку, чтобы навсегда избавить от него тетю Лейлу. Тогда она сможет спокойно возвратиться домой в Америку.
Соррел сама удивилась, что готова как можно скорее покинуть гостеприимную тетю, однако она вовсе не желала ее обидеть, поэтому стала придумывать, как бы ей половчее обмануть доверчивую женщину. Она не жалела, что побывала в Англии и довольно много узнала о своей матери такого, чего и не думала узнать. Кроме того, она искренне полюбила тетю Лейлу и не собиралась отказываться от английских родственников.
Однако отношения с английской кузиной становились нестерпимыми. Впрочем, была еще одна причина. Соррел обнаружила, что ей совсем не хочется присутствовать на свадьбе Ливии с маркизом, а если она задержится, то уж никак не отвертится от этого. Она не питала никаких иллюзий... Если его сиятельство и взбрыкнул, одарив своим вниманием не ту, что следует, Ливия все равно в конце концов выйдет победительницей. Соррел в этом не сомневалась. Родители могут сколько угодно внушать своим дочерям, что добродетель одерживает верх над красотой, но это годится только для добрых сказок. В реальном мире те же самые родители крутились вокруг юной красавицы, в то время как ее менее привлекательные, но добродетельные кузины сидели незаметно по углам.
Соррел не хотела видеть, как маркиз женится на избалованной кузине Ливии, зная, что худшей жены он, даже если бы очень постарался, все равно бы не нашел.
