Однако Эни лежала тихо, будто спала. Так прошло больше часа. Потом она подняла голову и поцеловала Девлина в грудь, слева, где билось его сердце.
— Удивляюсь я тебе, — тихо сказала она.
— Тебе требовался контакт. Вполне логично, что я тебе в этом помог.
Он немного ослабил самоконтроль, хотя тело и разум отказывались следовать безопасным путем. Всего лишь на мгновение, но он коснулся пальцами ее кожи.
Эни вздохнула и плотнее прижалась к нему.
— А если бы мы были в Стране фэйри и на моем месте была другая женщина, из твоего мира… что бы ты ей сказал?
— О чем?
— Ну, если бы сейчас с тобой лежала другая женщина.
Он улыбнулся ее любопытству.
— Скорее всего, не лежала бы. У нас так не принято.
— У вас нет близости друг с другом? Так у вас что, и секса там нет?
Она приподнялась на локте, недоверчиво глядя на Девлина.
— Ты это серьезно?
— У нас есть секс. Но вот это, — он показал на них, — это не секс. Секс совсем не похож на то, чем мы сейчас занимаемся.
— А что у вас бывает потом?
— Потом принято мыться и одеваться.
Девлин подавил вздох удовольствия, когда Эни снова нырнула в его объятия. Он никогда никого не обнимал: ни ради наслаждения, ни в порыве чувств.
— Жуткое тогда место — эта ваша Страна фэйри.
Эни даже вздрогнула и принялась что-то чертить у него на животе.
— Не жуткое, но выведенное из равновесия, — признался Девлин, удивляясь, что говорит это вслух.
Постоянные визиты в мир смертных все сильнее убеждали его, что прекрасному обиталищу фэйри чего-то не хватает. Без теней свет терял свою ценность. Отделение Темного двора от Страны фэйри породило пустоту. И уже сколько веков подряд его мир страдал от нарушенного равновесия.
«Не потому ли поступки Сорши становятся все безрассуднее?»
Эта мысль всколыхнула в Девлине чувство вины, но вслед за тем он ощутил стыд за сестру, без конца посылавшую его проверять, как там ее новоиспеченный фэйри.
— Девлин! — Эни опять приподнялась на локте. — Куда ты опять ускакал?
— Прости.
Девлина вдруг пронзила мысль: сколько же времени он потерял, выполняя приказы и не имея своей жизни. Неужели Сорша думала, что преданность ей и служение интересам Высокого королевства заменят ему все? А ему никогда не нравилось быть сдержанным. Ему не нравилось быть творением Сорши. Почти все удовольствия он находил в мире смертных, где позволял себе на время ослабить самоконтроль.
«А каким бы стал мир фэйри, если бы туда вернулся Темный двор?»
Эта мысль непривычно взволновала его. Конечно, возвращение Темного двора многое изменило бы. Возможно, они с Эни… Но если нет, если он не может отправиться в Страну фэйри вместе с ней, тогда он переселится в мир смертных. Сорша сделала из Сета фэйри. Сделать из него ассасина еще проще. Если не Сет, найдется кто-то другой.
«А я был бы свободен».
Девлин погладил щеку Эни.
— Я не хочу быть далеко от тебя. Я хочу быть рядом.
Эни затаила дыхание.
Увезти ее подальше от Бананак. Другого плана он так и не придумал.
— Пока я не удостоверюсь, что ты в безопасности, как я могу тебя покинуть.
— О моей безопасности мог бы позаботиться и Айриэл. У него нет обязанностей при дворе. Он бы что-нибудь придумал. Или я сама нашла бы способ спрятаться. Ты вовсе не должен…
— Но я хочу.
Он провел пальцем по ее щеке. Палец замер чуть ниже губ.
— Хочешь… чего?
— Всего, — испытывая непривычное волнение, ответил Девлин.
— Что ты предлагаешь? — снова спросила Эни, как и раньше, когда он снял рубашку.
— Я не предлагаю, а прошу, — поправил Девлин. — Я прошу позволения тебя поцеловать. Можно?
— Конечно, — прошептала она.
Поначалу его поцелуй совсем не напоминал их первый поцелуй в «Вороньем гнезде». Он был оценивающим, осторожным, мягким и нежным. Потом Эни прижалась к Девлину так, словно изголодалась.
«Никакой логики. Никаких условий».
Она вытянулась рядом с ним. Девлин повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо.
«Никаких предварительных обсуждений».
Девлин не знал, куда они поедут завтра, куда они едут вообще, но сейчас ему не хотелось об этом думать. Пока Эни жива, он за нее отвечает.
Причина показалась ему вполне разумной.
Когда она закинула на него ногу, чувства Девлина прорвали последний барьер. Рядом с Эни ему было просто ломать стены, столько времени заслонявшие его чувства. Девлину это нравилось. Это было так естественно.
«С Эни — все по-другому. Так, как и должно быть. С нею все так, как я…»
Его заполнило новое, неведомое ощущение. Оно не было ни томлением, ни похотью. Оно не имело ничего общего с беспокойством или желанием защитить ее. Все эти чувства были вплетены в него, но само ощущение… Девлину было не подобрать подходящего слова.
От их затяжного поцелуя сердце Эни стучало все быстрее. Потом на Девлина вдруг накатило утомление. Ему стало трудно думать связно.
И вдруг она резко отодвинулась.
— Нет.
И слезла с кровати.
— Эни! — Он схватил ее за руку. — Неужели я тебя обидел?
— Нет.
Ее глаза светились ярко-зеленым огнем Охоты. Она сама была Охотой, а Девлин — ее добычей.
Девлина обуял ужас.
Эни выбросила вперед руки, словно предупреждающие сигналы.
— Я не могу, если ты… нет… не с тобой. Ты в опасности, если… Ты не знаешь, кто я.
Она бросилась в ванную и с шумом захлопнула дверь.
Она сидела на грязных плитках пола и пыталась унять дрожь. Затем протянула руку и щелкнула задвижкой. Глупая привычка, оставшаяся от смертной жизни. То, от чего она запиралась, не остановишь ни замком, ни дверью.
«Не хочу делать ему больно».
Девлин молчал, но Эни ощущала его чувства. Вина. Стыд. Страх. Беспокойство. Если ему ничего не объяснить, он решит, что сделал что-то не так.
— Я скажу ему. Я обязательно скажу, — шепотом твердила себе Эни.
Потом уже громче произнесла:
— Девлин, пожалуйста, отойди в другой конец комнаты. Очень прошу.
Она вслушалась. Он отошел. В тишине номера Эни слышала удары его сердца. Она по-прежнему ощущала себя хищницей. Пообещать себе на словах было проще, чем обуздать инстинкты Охоты.
Эни медленно открыла дверь и шагнула вперед… Девлин послушно стоял в другом конце их маленького номера. Все его опасные чувства вновь были окружены невидимой стеной.
— Я сделал тебе больно? — спросил он.
Эни невольно рассмеялась.
— Нет.
Его лицо было непроницаемым.
— Я бы никогда не позволил себе…
— Я знаю. — Эни села на пол, прислонившись к дверному косяку. — Дело не в тебе… Во мне.