книги о Римской империи и ацтеках, поэтому в качестве полу-шутки я подарила ему экземпляр "Государь" Макиавелли. К всеобщему удивлению, он полюбил эту книгу. И большую часть своего времени он тратит на то, чтобы просто послушать, как я рассказываю об истории, что втайне стало моей любимой частью дня. Никому еще не было так интересно, что я могу рассказать о древних культурах, как Александру Хантингтону IV.
Впрочем, это лишь одна часть нашего распорядка дня.
Другая часть заключается в том, что он отпугивает любого парня, который хотя бы раз взглянет на меня. После этого он обычно забирает меня к себе домой и наказывает за это, что всегда приводит к тому, что мы с ненавистью трахаемся на его столе, на столе в столовой или на любой другой доступной поверхности.
Это стало нашей новой нормой: удивительно глубокие разговоры о жизни, культурах и истории, смешанные с его доминированием надо мной, заставляя меня умолять, просить и обещать, что я его, пока мы занимаемся умопомрачительным сексом по всему дому.
Так октябрь превратился в ноябрь, а ноябрь в декабрь.
Я смотрю, как за окном моей спальни кружатся белые снежинки, и устраиваюсь в кресле с книгой. На этот раз не с книгой по истории, поскольку финальные экзамены уже сданы и осенний семестр официально завершен. Вместо этого я взяла в руки роман, который одолжила в библиотеке. Это не милый и пушистый роман, а скорее мрачный. Я не так много читала книг в этом жанре, но решила попробовать, потому что хочу понять, поможет ли он разобраться в моих запутанных чувствах к Александру.
Наше знакомство началось с того, что он сорвал с меня футболку и заставил идти по кампусу голой, затем последовали сильные издевательства, голод, и он шантажировал меня, заставляя сосать его член в обмен на еду.
А теперь мы… что? Друзья? Любовники?
К моему полному изумлению, мне действительно нравится проводить с ним время. Раньше он был холоден и беспощаден, как темный океан, но за последние несколько месяцев я заставила его смеяться. Я вытащила искорку в его глазах и крошечный огонек в его душе. Мне это удалось. И мне нравится видеть эти изменения в нем. Мне нравится видеть, что я могу так влиять на него. Мне также нравится, как он влияет на меня. Как он заставляет меня чувствовать, что меня видят. Заставляет чувствовать, что меня ценят. Как будто мои слова как-то питают его душу. Не говоря уже о том, что он заставляет меня чувствовать себя физически. Один только взгляд на это смертоносное тело и эти острые голубые глаза заставляет мое сердце пульсировать, а киску сжиматься от потребности в нем.
Что совершенно бессмысленно.
Я должна ненавидеть Александра всем своим существом. После того, что он сделал со мной, я должна быть в ярости. Я должна хотеть отомстить ему. Жестоко отомстить. И, может быть, я все еще хочу? Может быть, какая-то часть меня все еще хочет отомстить. Но как я могу это сделать? Вся власть в этих неблагополучных отношениях принадлежит ему. Если он захочет покончить со мной, то может сделать это в любой момент. Но у меня нет ничего против него. Я не могу причинить ему боль. Никакой власти над ним.
Не успеваю я закончить эту мысль, как дверь в мою комнату бесцеремонно распахивается. Я бросаю взгляд на дверной проем, как раз когда Александр переступает порог.
Мое сердце учащенно забилось при виде его строгого черного костюма, идеально сидящего на его точеной фигуре. Пытаясь сдержать вспыхнувший во мне жар, я бросаю на него возмущенный взгляд.
— Слышал когда-нибудь о стуке?
— Да, я знаком с этим понятием. — Он пожимает плечами, останавливаясь перед моим креслом. — Я просто предпочитаю не практиковать его.
— Для человека, который хвастается безупречными манерами, ты просто невоспитанный засранец, не так ли?
— Следи за языком, милая. — Его глаза пляшут, когда он одаривает меня лукавой улыбкой. — Я все еще не обналичил сегодняшний час.
При виде этой острой ухмылки у меня по позвоночнику пробегает дрожь. Но прежде, чем я успеваю ответить, он оглядывает мою комнату, словно ища что-то. Не найдя ничего, что он искал, он снова поворачивается ко мне и хмурится.
— Почему ты еще не собралась? — Спрашивает он.
— Собралась? — Я нахмурила брови. — Для чего?
— Разве ты не едешь домой на Рождество?
— Нет.
— Почему нет?
Я слегка смущенно пожимаю плечами.
— Не могу позволить себе билеты на самолет.
— Я мог бы дать тебе денег.
— Я уже говорила тебе. — Я поднимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом. — Мне не нужны твои деньги.
Целый клубок эмоций проносится по его лицу, слишком быстро, чтобы я могла расшифровать хоть одну из них, прежде чем на его раздражающе красивом лице снова появляется уверенное выражение.
— Ну что ж. — Он ухмыляется. — Я обналичиваю сорок часов, которые у меня остались.
Шок пронзает меня.
Я вскакиваю с кресла и ставлю книгу на полку так быстро, что промахиваюсь. Книга тут же опрокидывается вниз, и мне приходится ловить ее, прежде чем она успевает упасть. Поставив книгу на темную деревянную полку, я наконец снова поворачиваюсь к Александру и задаю вопрос, который взорвался в моей голове после его заявления.
— Для чего?
— Ты поедешь ко мне домой на Рождество.
Мой мозг дает сбой.
С приоткрытым ртом я просто стою на гладких половицах и смотрю на него, пока мой разум пытается обработать слова, которые только что вырвались из его рта. За окном продолжает падать снег, медленно собираясь в небольшую кучку на подоконнике.
— Ты хочешь, чтобы я… — Когда он не закончил предложение за меня, я с недоверием закончила: — Поехала с тобой к тебе домой? На Рождество?
Он поднимает на меня темную бровь.
— Я ведь так и сказал, не так ли?
— Да, но… — Качая головой, я пытаюсь понять смысл происходящего. — Это же Рождество.
— Я в курсе.
— Почему?
— Почему сегодня Рождество?
— Нет. Почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
Он делает шаг ближе ко мне, и я вдруг забываю, как дышать. Дрожь пробегает по моему телу, когда он проводит легкими пальцами по моим ключицам, а затем по горлу. Затем он крепко сжимает мою челюсть и наклоняется, пока его губы почти не касаются моих.
— Я беру сорок часов, которые ты мне должна, а это значит, что мне не нужно объясняться с тобой.
Мой клитор пульсирует от того, как его теплое дыхание обтекает на моих губах, лаская их, словно любовник,
