один барабан. Получив бутылку водки и десять рублей, фрезеровщик, невинно хлопнув глазами, уточнил, правильно ли он понял, что это разбрызгиватель на дачный шланг, для хорошего полива. Я восхитился проницательностью пролетария, подтвердив, что, скорее всего, он прав, заказчик — бабуля, а она фанатичная дачница.
На перекрестке с проселком я затормозил и задумался, как рыцарь на распутье — ехать в бесконечную даль заснеженных полей, на древней машине, с ненадежным и насквозь криминальным оружием — можно потерять и оружие, и «коня», да и жизнь тоже. Трое, как минимум бойцов против меня, и красная «ксива» тут не спасет — прикопают в снегу радом с «комсомольцами» и не факт, что весной найдет какой ни будь тракторист. А даже если найдет, мне от этого легче не будет, а вторую жизнь ценишь гораздо больше, чем первую. Разум дал команду включать заднюю передачу и двигать в город, все равно, всех денег не заработаешь, но примятая колея почему-то двинулась навстречу лобовому стеклу и заслуженный «горбатый», против моей воли, стал усиленно загребать снег задними, косолапыми, колесиками и уверенно двинулся вперед.
Я смирился с самовольным поступком машины и стал плавно крутить «баранку», опасаясь слететь с проторенного грузовиком пути. Доезжая до склона очередного холма, я останавливал машину, бежал вперед и осторожно выглядывал, потом возвращался и ехал до очередной возвышенности, уверенный на сто процентов, что противник не оставлял ни арьергард, ни заслон на своем пути. Так мы ехали пять километров, наконец, на очередной холме я самоуверенно шагнул на вперед, чтобы тут же, в панике, рухнуть в холодный снег — в трехстах метрах от меня, сразу за холмом. Стояло небольшое здание, окруженное какими-то сооружениями и покосившимся забором. Радом с забором гуськом замерли три автомобиля, а на крыльце чернела фигура в фуфайке. Я осторожно приподнял голосу. Машины у дома тарахтели, их никто не глушил. Наверное, тракторный звук движка «москвича» заглушил тарахтение моего агрегата. Кроме мужика на крыльце, в пределах видимости никого живого видно не было. Я сунул в карман меховой куртки револьвер, во второй карман — запасной барабан и пошел вправо, в обход дома. Полз я около получаса. Где-то снег держал меня, а где-то проваливался, заполняя бодрящей ледяной влагой высокие ботинки. Я падал на живот и выползал из снежной ловушки, либо как цапля, до пояса задирал ноги, опасаясь оставить обувь в глубине снежного покрывала. Я смог незамеченным подобраться к глухой стороне домика. Это была старая метеостанция, во всяком случае какие-то пропеллеры и металлические ящики на высоких ножках, во дворе, присутствовали. Из дома раздавались протяжный стоны и веселые мужские голоса, а на крылечке, к часовому в черной фуфайке присоединился его брат близнец, с которым они смолили вонючие сигареты, типа «Памира».
Глава 21
Таящий от дыхания снег
Плохой
Я лежал, широко раскинув ноги и позорно взвизгивал, не в силах терпеть то, что со мной делали. Голая Инна, хихикая, возилась где-то, ниже моего пояса, царапая коготками, периодически покусывая, шумно дыша на мой вздыбленный член и касаясь затвердевшими сосками. Я мог видеть только взлохмаченные волосы ее головы и смуглые плечи. Когда было особенно остро, я содрогался всем телом и за моей головой лязгал металл — проказница предложила пристегнуть меня за спинку кровати. В коридоре противно затрещал телефонный аппарат, и мы замерли. Телефон, отрегулированный на самый минимальный уровень звука, продолжал трещать — похоже абонемент на том конце провода был на сто процентов уверен, что трубку возьмут. Инна попыталась продолжить свое занятие, но дребезжание аппарата мешало и ей и мне. Девушка разочарованно застонала, и многообещающе мурлыкнув мне. «Никуда не уходи», скользнула в коридор. Лязгнул пластик поднимаемой с рычагов трубки, сексуальный голос, с волнующей хрипотцой пропел «я слушаю», потом голос мгновенно стал сух, как вобла. «Да, это я. Да, могу». Скрипнула, прикрываемая дверь, и голос Инны стал неразборчив.
Я улегся поудобнее, порадовался напряжению молодого детородного органа, представив, как влажные губы моей вернувшейся подружки, нежно обхватят его, и даже вздрогнул, от предвкушения.
Жизнь моя за два последних месяца круто поменялась. Когда под угрозами красивой шантажистки, которую теперь я деру, как и когда хочу, взял со стола у пребывающего в пьяном коматозе Близнюка два дела оперативной проверки, а потом, утром, перед появлением комиссии областного УВД, вернул их в обысканный на десять раз кабинет, Инна согласилась, что я справился с ее заданием. Позже я закрепил свой успех тем, что поклялся старшему оперу, что лично видел, как Громов выходил из нашего кабинета с какими-то бумагами, как раз перед обнаружением пропажи. В результате Близнюк получил строгий выговор и предложение искать себе место, после чего он либо бухал, либо отсутствовал. Громов, в невиновность которого, с моей подачи, никто не поверил, смотрел на всех волком и крутился в одиночку, а я был предоставлен самому себе. Я не знаю, как и с кем общалась Инна, но не сложные задания сыпались на меня почти каждый день. Я ездил в другие отделы, где, поднеся в качестве подарка что-то горячительное, получал оперативную информацию, слушал, широко развесив уши, разговоры в оперских кабинетах нашего РОВД, пару раз поменял пакеты с изъятыми наркотиками перед отправкой их на экспертизу на точно такие же, но с другой начинкой. И каждое выполненное задание щедро и немедленно оплачивалось. Не знаю, сколько получала Инна, но мне моей доли хватало. Меня знали в широких кругах, и уже, для получения нужного, я мог приехать и без бутылки — офицеры знали, что я классный парень и привезу презент в следующий раз. Я приоделся, получил табельное оружие и почувствовал себя инспектором Франсуа, молодым, красивым, дерзким детективом из французского фильма «Откройте, полиция», что со своим пожилым напарником нагибали и доили, как хотели, торговцев целого парижского округа. Правда у Франсуа подруга была проституткой, а моя воровка, но я особой разницы не видел. Информация о миллионах рублей, которую протараторила по телефону какая-то тупая девка, посчитав, что эй ответил Громов, я слил Инне по собственной инициативе, и теперь ожидал заслуженной награды. Инна, передав информацию кому-то дальше, тоже была довольна и предложила мне попробовать что-то новое, острое…
Из мечты меня вырвал грубый удар в пах, я попытался инстинктивно зажаться, но мешали наручники и жесткие бедра Инны, усевшейся на меня и чуть не сломавшей моего торчащего друга.
— Ты что делаешь? — я пытался проморгаться от заливших глаза слез, но когда мне это удалось я понял,
