о происходящем ему пришлось слушать Всемирную службу Би-би-си по старомодному коротковолновому радиоприемнику. Но международные линии связи работали более или менее нормально, так же как и междугородная связь. Линии связи с Белым домом и другими правительственными зданиями также продолжали функционировать. Собчак считал впоследствии, что участники переворота предполагали, что население беспрекословно примет отстранение Горбачева от власти и не встретит более чем символической оппозиции.
В то время как Ельцин занялся организацией сопротивления в Москве, знаменито взобравшись на танк перед Белым домом и осудив путч как "правый, реакционный, антиконституционный переворот", Собчак первым же рейсом вылетел в Ленинград, куда прибыл уже в середине дня.
Командующему Ленинградским военным округом генералу Самсонову в 4 часа утра позвонил маршал Язов и приказал перевести город на военное положение. Приказав своим подчиненным в Пскове, расположенном в 200 км к югу, направить в Ленинград 1200 солдат в качестве подкрепления , он привлек к работе начальника областного КГБ Анатолия Куркова, председателя Ленинградского горкома КПСС Бориса Гидаспова, вице-адмирала Виктора Храмцова, представлявшего Ленсовет, и генералов, командовавших внутренними войсками МВД и пограничниками области, для создания Ленинградского отделения Комитета по чрезвычайному положению. Для убедительности Самсонов добавил имена заместителя Собчака вице-адмирала Щербакова и председателя Ленсовета Юрия Ярова, с которыми ему не удалось связаться, полагая, что они не будут возражать.
В 10 часов утра Самсонов зачитал по Ленинградскому телевидению заявление, в котором предупредил, что "разгул преступности и политические спекуляции, связанные с предлагаемым Союзным договором, ставят под угрозу само существование советского государства" и что Госкомитет принимает меры для обеспечения безопасности населения.
Это был сезон отпусков, и многие чиновники были в отъезде. Александр Беляев, преемник Собчака на посту председателя Ленсовета, услышал эту новость по автомобильному радио по дороге на дачу. Он сразу же поехал в Мариинский дворец, чтобы созвать всех депутатов, которых смог найти, на экстренное заседание. Когда оно открылось, вице-адмирал Храмцов потребовал слова для выступления от имени Комитета. Ему не удалось далеко продвинуться. Согласно стенографическому отчету:
ВИТАЛИЙ СКОЙБЕДА [демократ]: Я считаю, что пора прекратить выступление незаконного представителя незаконного комитета. (Аплодисменты.)
С ПОЛА: Да, конечно!
СКОЙБЕДА: Я объявляю, что вы должны быть немедленно задержаны на основании ваших особых склонностей!
Шум в зале. Начинается драка. Храмцова бьют по лицу. Скойбеду оттаскивают...
Беляев: Товарищи, я прошу вас, успокойтесь! ...
ХРАМЦОВ [с набухающим синяком]: Я просто хотел вас проинформировать... чтобы вы понимали ситуацию!
Такой была атмосфера после возвращения Собчака. Демократы кипели, коммунисты не могли сдержать восторга.
К тому времени Щербаков и Яров вернулись и формально отмежевались от Комитета. Отсутствовал только Путин. Он уехал с семьей на предыдущей неделе, чтобы провести праздники в гостевом доме на Куршской косе - узкой полосе песчаных дюн, омываемой с двух сторон морем, которая тянется на 60 миль от Калининграда до литовского побережья. По дороге их "Волга" сломалась, и им пришлось вернуться в Ленинград, чтобы одолжить у знакомых другую машину. Сообщение о том, что Горбачев свергнут, прозвучало в эфире на следующее утро после их приезда.
Позднее Путин признавался: «Когда начался путч, у меня были очень сложные чувства. Очень сложные!» С одной стороны, как и многие россияне, он был глубоко потрясен мыслью о том, что Советский Союз может распасться, а Госкомитет, казалось, был полон решимости помешать этому. С другой стороны, он понимал, что попытка повернуть время вспять ничего не решит и в любом случае невозможна. После обеда он поехал в Вильнюс, все еще не зная, что ему делать. Только когда Янаев в окружении других членов Госкомитета дал краткую телеконференцию, и камера показала, как неудержимо трясутся его руки, он понял, что путч обречен. Вечером того же дня он смог связаться с Собчаком по телефону и на следующее утро улетел обратно через Москву.
Впоследствии утверждалось, что Путин организовал телохранителей для поездки в аэропорт, чтобы защитить Собчака от возможного ареста по возвращении мэра накануне. Это был очередной миф. Первые 36 часов, когда принимались ключевые решения, Путин находился, как он сам говорил, "на задворках", совершенно не в курсе событий. Для сопровождения мэра в город действительно был направлен отряд спецназа, но его отправил начальник милиции Аркадий Крамарев, который с самого начала был против путча. Собчак позвонил ему и попросил охранять Ленинградский телеканал силами МВД, и Крамарев решил сам проследить за тем, чтобы мэр благополучно вернулся. Путин в этом не участвовал.
Когда Собчак вернулся, он сразу же направился в штаб военного округа, чтобы встретиться с Самсоновым, который в это время совещался с другими членами Чрезвычайного комитета. "Я начал речь, прежде чем они успели открыть рот, - писал он впоследствии. Я их отчитывал... Потом я обратился к Самсонову: «Что же вы связались с этой шайкой, с этой нелегальной шайкой?». Спустя десятилетия его рассказ покажется театральным. Но это действительно был момент высшего драматизма. Крамарев рассказывал потом, что «[Собчак] говорил с генералом таким тоном, каким никто не говорил с ним в течение многих и многих лет. Самсонов не знал, что делать».
Вечером Собчак докладывал в Ленсовет:
Я напомнил им о решении Нюрнбергского трибунала, который судил фашистских преступников. Он осудил не только тех, кто издавал [преступные] законы, но и тех, кто их исполнял. Поэтому те, кто говорит о правомерности выполнения приказов узурпировавших власть, сами несут уголовную ответственность. Они не могут сейчас пытаться повторить то, что было в другую эпоху, когда Хрущев был отстранен от власти.
В итоге Самсонов согласился не вводить войска в город. Псковские отряды, уже находившиеся в пути, были остановлены в Гатчине, в 30 верстах к югу. Не только Собчак был ответственен за изменение мнения генерала. На него повлиял и вице-адмирал Щербаков, как сослуживец. Память о событиях под Тбилиси, произошедших двумя годами ранее, также заставила его задуматься. Тогда, напомнил Собчак, отказ Самсонова присоединиться к решению своего начальника послать солдат против безоружной толпы снял с него ответственность за последовавшее кровопролитие.
После этого Собчак отправился в Мариинский дворец, где взобрался на подоконник одного из окон первого этажа высотой 12 футов и зачитал собравшимся указ Ельцина, в котором путчисты объявлялись государственными преступниками и предупреждалось, что любой чиновник, выполнивший их приказ, будет подвергнут всей строгости закона.
В Москве средства массовой информации находились под контролем Комитета по чрезвычайному положению и подвергались жесткой военной цензуре. Но в Ленинграде Собчак, Щербаков и Беляев вместе с Юрием Яровым смогли убедить руководителя местного телеканала Бориса Петрова не только разрешить им передачу, но и обеспечить ее трансляцию через
