— Ваше превосходительство, все проверки уже проведены охранным бюро, — не моргнув глазом, с энтузиазмом солгал Аристотель. — Иначе я бы не имел с ним никаких дел…
— Ну, тогда благодарю вас за подарок! Вы ведь знаете, что я в долгу не останусь, — место коменданта посольства вам гарантировано, как только закончится срок пребывания в Париже Фикрета Гаджи-оглы…
— Премного благодарен, ваше превосходительство господин посол!
— Еще раз примите мои соболезнования по поводу инцидента и, пожалуйста, передайте вашей супруге, украшению нашего посольства, мои искренние пожелания скорейшего выздоровления! Можете завтра быть свободны, посвятив всего себя уходу за вашей супругой… Что касается нашей ноты протеста, то я сегодня же вручу ее министру иностранных дел Французской республики!
* * *
Аристотель привез Ширин в «Акрополь» на такси. По заключению врачей, перенесенный ею стресс не отразился на состоянии плода, и ее отпустили домой под обещание неукоснительно выполнять все предписания: по телевидению смотреть только развлекательные программы, мультфильмы, спортивные новости, никаких мелодрам, боевиков и ужастиков. Категорически запрещалось обсуждать происшествие.
Ширин уложили в спальной комнате Агнии. В приказном тоне Аристотель вменил ей в обязанность любым способом отвлечь «Тамару» от воспоминаний об инциденте.
…Объяснение между братьями было бурным. Говорили, нет! — орали друг на друга по-гречески. Ганнибал попросил Агнию переводить. Сначала она грустно покачивала головой, но под конец громко рассмеялась.
— Ну что, что там? — заерзал в кресле Аношин.
— Аристотель готов отдать Аге виллу в обмен на «Акрополь»… И ты, Ганнибал, наконец, воплотишь свою мечту — станешь владельцем греческого ресторана… Все, они замолчали… Целуются!
…Аристотель, выслушав рассказ Ганнибала о нападении на него вооруженного пистолетом мотоциклиста, заметил:
— Дружище, ты сегодня дважды побывал на линии огня… Я — твой должник, ибо и в первом, и во втором случае на твоем месте, по прикидкам инициатора покушения, должен был оказаться Я. Н-да… Полагаю, что инициатор и организатор — в одном лице… А если это так, то я, похоже, знаю, кто он!
— И кто же?
— Ганнибал, скажу немного погодя… Что касается мотоциклиста на «Харлее», то он должен был сначала осуществлять контрнаблюдение, а затем провести зачистку. На мой взгляд, ты под раздачу попал случайно, главной целью были эти двое отморозков…
— Может, «заморозков»? — Ганнибал хитро подмигнул Аристотелю.
— Слушай, а ты прав — пора уж их «размораживать»!
* * *
Через минуту Аристотель и Ганнибал допрашивали налетчиков. Дело оказалось нелегким. И хотя у бандитов зуб на зуб не попадал от холода и страха оказаться в крематории, однако без гарантий остаться в живых они «раскалываться» отказывались.
После долгих увещеваний, сменявшихся откровенными угрозами, Аристотель, теряя терпение, заявил:
— Хорошо! Мои гарантии — в обмен на ваше чистосердечное признание, по-другому не будет! Даю пять секунд на размышления, иначе вас немедленно погрузят на катафалки и отправят в печь! Ну так кто послал вас совершить убийство?
— Франсуа Перон, — выкрикнул наиболее податливый бандит. — Но он нам не приказывал убивать женщину… Мы должны были только воткнуть ей в живот спицу…
— Его адрес и сколько он вам заплатил? — бесстрастным тоном задал вопрос Аристотель.
— Улица Луизиана, 21, а нам он дал по «штуке» в евро…
Грек вопросительно взглянул на Ганнибала.
— Это — «блошиный рынок», Восточное предместье, — по-русски сказал Аношин.
— Едем!
— А их куда?
— Пусть полежат здесь до полного выяснения обстоятельств. Большего, я чувствую, мы от них не добьемся. Да и ничего они не знают! Но все-таки не забудь напоить их водкой с клофелином. Да, вот еще что! Скажи Агамемнону, чтобы накрыл их какой-нибудь войлочной попоной, а то они могут окочуриться к нашему возвращению…
* * *
В жилище Франсуа Перона Аристотель и Ганнибал проникли в лучших традициях американских триллеров, предъявив консьержу карточку охранника из «Легионера», которая внешне выглядела, как удостоверение сотрудника полиции.
Увидев перед собой сидящего в кресле-качалке человека преклонного возраста с трясущимися руками, Аристотель начал психическую атаку в стремительном темпе.
— Перон, ваши люди сегодня убили женщину, дипломата!
— Как?! Они должны были ее только… — воскликнул старик.
При этих словах Аристотель и Ганнибал переглянулись: «мы на правильном пути!»
— Впрочем, я, господа полицейские, умываю руки и не намерен отвечать на ваши вопросы! — поняв, что допустил оплошность, отрешенно произнес старик. Однако через мгновение он расщепил потрескавшиеся губы.
— Я уже давно отошел от дел мирских — настала пора подумать о душе… Так что ваши вопросы — в никуда… Отвечать я на них не буду. Я чист перед собственной совестью, и этим все сказано…
Аристотель тут же выхватил из кармана пиджака диктофон, включил начало записи и, схватив старика за ухо с такой силой, что тот застонал от боли, воскликнул:
— Ну, а теперь послушай, старый пень, что ТЫ сказал в самом начале допроса! — Аристотель включил диктофон. — Ну, слышишь? Это ли не доказательство твоей причастности к убийству?! Любой суд твое непроизвольное высказывание примет как прямую улику, свидетельствующую против тебя! Ты — организатор убийства, так что умрешь ты не в кресле-качалке, а на виселице! Кстати, твои подручные, Поль и Жан, весьма обижены на тебя — они не довольны теми деньгами, что ты им заплатил. Веселенький будет спектакль, когда я вам устрою рандеву в морге! Ладно, — примирительным тоном произнес грек. — Деньги за выполнение заказа — это твои проблемы, мне до них нет забот… Мне и так ясно, что ты заказчик и организатор покушения и убийства!
— Нет, мсье, вы глубоко заблуждаетесь… Я — посредник. Заказчик и организатор, в одном лице. Он — иностранец, который все продумал и оплатил акцию…
Старик, скрестив руки на груди и, покачиваясь в кресле, перевел отсутствующий взгляд на стену. На какое-то мгновение Аристотелю и Ганнибалу показалось, что он впал в прострацию. Когда же по впалым щекам старика покатились слезы, Аристотель вновь решил перестроиться.
— Послушай, Перон. Нам лучше договориться по-хорошему… Или ты сейчас рассказываешь все, что тебе известно о заказчике, или мы везем тебя в Центральный парижский морг, откуда ты со своими подельниками отправишься на тот свет через трубу крематория! Ну, как? Устраивает тебя такая перспектива?!
«Стоп! — сказал себе Аристотель. — Ведь старик может и не знать имени заказчика. Надо зайти с другой стороны».
Он вынул из бумажника фото Селлерса, полученное от Казаченко во время последней явки, и показал его старику. Тот, напряженно прищурив глаза, несколько секунд всматривался в фотографию, затем, все так же молча покачиваясь в кресле, утвердительно кивнул головой.
— Но запомните, это — мое последнее признание, — расщепив пересохшие от волнения губы, произнес Перон, — больше я ничего не скажу, ни в комиссариате полиции, ни на суде. Я буду отрицать все!
— Расскажешь все, как миленький, — воодушевленно воскликнул Аристотель, — ибо теперь тобой будет заниматься не полиция, а французская контрразведка! Понял, Перон?! Человек, которого ты опознал на фотографии, — американский шпион, работающий против Франции. Тебе, гражданину Франции, земляку Вольтера и Робеспьера, должно быть стыдно, что ты, польстившись на жалкое вознаграждение, пошел на сделку со своей совестью и предал национальные интересы Франции! Надо же! Ты — француз, а выполняешь гнусные задания какого-то дерьма америкашки! Они — нация без истории и культурных корней, и ты это знаешь лучше меня! Так что подумай хорошенько, на чью мельницу ты льешь воду, все замалчивая и отрицая. Не стоит брать на себя вину американца… Предлагаю тебе быть откровенным. И сейчас, и на суде… Может, сумеешь избежать виселицы. Впрочем, наказания тебе не избежать при любом раскладе… Хоть за подстрекательство к убийству турецкого дипломата, хоть за связь с американским шпионом — разницы никакой, ясно?! Но облегчить свою участь у тебя шанс есть… Думай, черт бы тебя побрал!
— Я не был посвящен в подробности… Он, — старик пальцами в воздухе обозначил рамку фотографии Селлерса, — мне не сказал, кто та женщина, которую надо было проткнуть спицей! И откуда мне было знать, что он — американский шпион… Знай я об этом, разве я согласился бы за его вшивые три тысячи евро послать Жана и Поля на убийство дипломата?! Они — мои любимые внуки. Ну не сложилась у них жизнь, что ж им теперь, в тюрьме или на виселице оказаться из-за меня, старика?! Нет, это несправедливо! Я всю вину возьму на себя — это я их подбил на это дело…
