— С чем?
— С этой печатью. Она сломана. А если там чего не хватает?
— Добрая госпожа, прошу вас... Неужто я похож на человека, способного украсть сласти из подношения самому правителю Даэрану?
Она кивнула:
— Ты не похож ни на кого другого... А я неужто похожа на дуру, которая подтвердит количество, когда знает, что чего-то не хватит? Пшел вон! Правитель Даэран вообще-то человек не вспыльчивый, но ты к нему лучше не суйся. — Она подталкивала меня к внутренней двери. — Найди кого-нибудь другого, кто подпишет твою писульку. А то у правителя терпения немного.
— Госпожа, прошу вас...
Только не бросай меня в терновый куст!
— Проваливай! Первый кордон прошли.
Я поднимался по черной лестнице, шероховатый камень холодил босые ноги. Босые ноги ступают тише, чем обутые.
Дальше все должно быть просто. Нам известно, где покои правителя — когда на улицу выходит роскошный балкон, сообразить не трудно.
Система охраны должна быть вскорости усилена, но не сейчас и не вдруг. Весть о том, что он сотворил с инженерами, дойдет до Приюта, но несколько декад на это уйдет. Даэран, естественно, захочет усилить охрану, но не станет делать этого слишком рано, чтобы люди не выдохлись.
Кроме того, он мог считать, что для Лу Рикетти инженеры — просто работники, которых он сдает внаем, но развязывать из-за них войну не станет.
Если так, то он прав. Слишком большое расстояние и слишком много владений и стран отделяют Приют от Брэ. Не станешь же воевать со всеми.
В любом случае покои Даэрана должны быть на третьем этаже, и стража перед дверями вряд ли стоит, хотя спит он скорее всего, заперев дверь.
Я остановился у вышитой бисером шпалеры, закрывающей вход на третий этаж. Дверной проем закрывала вторая такая же, и я прислушался — не шуршит ли бисер. Заодно послушал, не шлепают ли по площадке шаги.
Ничего. Осторожно, медленно, аккуратно я отвел шпалеру в сторону. Нет никаких причин, чтобы у дверей стояла охрана. А потому охраны у дверей стоять не должно.
Все, что мне оставалось сделать, — это убедить стоящего у дверей стража, что его нет.
Я опустил шпалеру назад и задумался. Плохо, но пока что ничего не случилось.
Что напрашивается само собой? Вынуть пистолет и наставить на стражника — ведь всякому ясно, что если в тебя целятся из пистолета, ты будешь делать, что тебе сказано?
Не всегда.
Один фанат «Грэйтфул Дэд» как-то пролез за кулисы, купив пиццу и пробежав мимо охранников с воплем: «Пицца для Джерри Гарсиа!» Отлично все получилось, и, насколько мне известно, музыкантам тоже понравилось, и они оставили этого типа за кулисами на весь концерт. И пиццу тоже съели.
С другой стороны, парень, который пытался зайцем пролезть на выступление Джерри Форда, попробовал тот же метод, но не добрался даже до секретной службы. Его на первом же полицейском посту свинтили, и все выходные он просидел в тюрьме, а пиццу разбирали по молекулам в лаборатории на предмет содержания взрывчатки.
К чему я все это? К тому, что наглость — оружие обоюдоострое.
В ларце у меня была одежда — я собирался переодеться в спальне правителя Даэрана прежде, чем его разбудить: вряд ли он испугается человека в простых холщовых штанах и рубахе низкорожденного.
Я быстро оделся. Страж тем лучше, чем буквальнее он понимает все приказы. Если ситуация приказом предусмотрена, он ведет себя соответственно; никакой инициативы. Если нет — тоже никакой инициативы.
С другой стороны, правители — особенно правители жесткие — хотят всего сразу. Нарушение приказа нещадно карается, но так же карается нарушение ненаписаных и непроизнесенных приказов — какова бы ни была буквальная формулировка приказа, как бы ни противоречили друг другу приказ писаный и неписаный. Одним из таких непроизнесенных, но обязательных к исполнению приказов не могла не быть охрана тишины во время сна правителя.
Я в открытую вышел из-за портьеры и направился к стражу, глядя на него как можно более повелительно.
— Ты что, солдат, оглох? — спросил я, не понижая голоса. — Не слышал, как я тебя звал? — На ходу я раздраженно похлопывал перчатками по бедру. — Глянь на это безобразие! — Я махнул себе за спину. — Это что там у тебя за...
То ли тут и правда не берут в охрану слишком умных, то Ли этот никак не был жаворонком. Пока он раздумывал, что делать, я ударил его рукой в горло — не насмерть, я умею рассчитывать удар, — а потом ларцом в челюсть (удар твердым предметом в подбородок здорово встряхивает ствол мозга) прежде, чем включилась у него цепь тревоги. После этого было уже поздно. Глаза его закатились, колени подогнулись, и он рухнул.
Я не стал подхватывать его раньше, чем он врезался головой в пол — больно, наверное! — зато потом быстро втянул его в темную дверь, в комнату правителя. Связывать людей я умею отлично: фокус в том, чтобы для начала прикрутить друг к другу большие пальцы потуже.
Спальня большая, светлая, просторная. Однообразие свежепобеленных стен кое-где нарушается картинами, на полу — полосатый черно-белый невелианский ковер. Толстый: нога у меня утонула по щиколотку. Правитель Даэран лежал, похрапывая, на широкой постели. Один. Хорошо.
Широкое окно на балкон запирал засов. Я аккуратно снял его, положил на пол и одной рукой распахнул окно, другой вытаскивая кинжал.
Над постелью правителя высился тяжелый, опирающийся на столбики балдахин. Вдоль каждого столбика свисал шелковый шнур... гм. Явно он их использует, но для себя или для других? Я улыбнулся. Не, такое мне с рук не сойдет.
Только минута мне понадобилась, чтобы собраться.
Ладно, времени терять не будем. Я перевернул его на спину, запихнул ему в рот угол стеганого одеяла, приставил к носу острие кинжала — и он проснулся быстро. То есть очень быстро.
— Одно громкое слово, правитель Даэран, — прошипел я, и рука моя ощутимо дрогнула, — один громкий звук, один вскрик — и разговаривать я буду с вашим преемником. — Острие кинжала непрерывно дрожало у меня в руке, как струна. Я отлично умею дрожать. — Это ясно?
Голос мой слегка прерывался, и это, думаю, пугало его куда больше, чем все остальное. Мне бы тоже не хотелось, чтобы какой-нибудь нервный тип приставил кинжал к моей шее.
При других обстоятельствах, полагаю, правитель Даэран выглядел бы лучше, а сейчас вид портили взлохмаченная треугольная бородка, торчащие щетинистые усы и расширенные от ужаса глаза.
Кивнуть по-настоящему он не мог — попробуйте кивнуть, когда к горлу приставлен нож, — но умудрился наклонить голову на долю дюйма и вернуть в прежнее положение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
