— Мы контрразведка и императорским указом имеем право задерживать любого заподозренного в шпионаже или пособничестве врагу на срок до тридцати дней.
Так, значит. Я уже шпион. Картина Репина «Приплыли».
— Что вы молчите, фельдфебель?
— Я не молчу, господин ротмистр, я вас внимательно слушаю. Это вы остановились на половине фразы. И, откровенно говоря, не понимаю, каким образом все, что вы сейчас сказали, относится ко мне.
Ротмистр недовольно крякнул и все-таки высказался прямо:
— Старший фельдфебель Савва Кобчик, официально объявляю вам, что вы задержаны департаментом контрразведки по подозрению в шпионской деятельности на восточного царя. И теперь мне ничего не остается, как действительно начать допрос под протокол. Итак…
Ну да, а раньше писарь все за мной записывал просто для памяти благодарных потомков. Рассказывай сказки детям.
— Господин ротмистр, если я арестован, то почему меня не выводят на прогулку? Это грубейшее нарушение режима содержания. Тем более я ранен…
— Принимается, — невозмутимо ответил ротмистр на мою эскападу. — Я распоряжусь, и вас будут выводить на прогулку в тюремный двор.
— Благодарю, господин ротмистр. Но все же не могли бы вы конкретизировать выдвинутое мне обвинение?
— Подозрение, — поправил меня контрразведчик.
— Для меня это без разницы, раз я не в санатории, а в тюремном подвале.
— Всему свое время, фельдфебель. А пока надо заполнить паспортную часть протокола. Ваше имя, фамилия, возраст и национальность…
— А то вы их не знаете, господин ротмистр, раз читали прежние протоколы.
— Знаю. Но таков порядок, — развел он руками.
Допрос прервался ужином. А продолжать его мои инквизиторы даже не думали, потому что за окном стемнело. Да, не дошли тут еще до ночных допросов. Солженицына они явно не читали. Про следовательский конвейер… Отстой!
Пока ограничилось все тем, что я снова во всех подробностях пересказал им тот злополучный день. Причем ротмистр требовал от меня восстановить хронометраж дня.
— У вас же есть часы, и вы ими пользовались, так что смелее указывайте точное время, — настаивал ротмистр.
— Простите, а вы каждые пять минут смотрите на свои часы? У меня в тот день было только одно время, за которым я должен был следить. В полдень состоялся последний экзамен по физике, после которого мне вручили аттестат об окончании неполной средней школы. И все… Больше я в тот день на часы и не смотрел за ненадобностью.
— Хорошо. Вернемся к тому утру. Вы выехали с полигона сразу после завтрака.
— Так точно.
— Примерное время?
— Начало девятого.
— Вы никуда не заезжали по дороге в город?
— Как можно?! Иначе бы я не успел на экзамен. И так Ласка шла самой ходкой рысью всю дорогу.
— А куда вы заезжали до экзамена уже в самом городе?
— Только в винный погребок и еще в одну мясную лавку за копченостями. Вечером в кругу фельдфебелей должны были отметить мой аттестат. Обмыть, так сказать.
— Вот план города, — ротмистр вынул карту из планшетки. — Покажите на нем, где находятся эти лавочки… Хорошо… А теперь ваш маршрут между ними.
И вот так по каждой мелочи.
Но никакой новой информации из этого общения я не вынес. Надеюсь, что мои инквизиторы тоже.
М-да… А вот доктора в тот день я так и не дождался.
27
На следующий день с самого утра, еще до завтрака, меня посетил наконец-то настоящий врач. В золотом пенсне на носу и даже в белом халате, из нагрудного кармана которого торчала деревянная трубочка стетоскопа.
Доктор быстро разобрался с моей раной. Сказал, что динамика заживления положительная. Перевязал меня снова. Уже по-нормальному, без этого дурацкого приматывания к телу левой руки, отчего я сразу почувствовал себя лучше. Все же играть в каплея Плотто не входило в мои жизненные планы, хотя я сильно зауважал моряка, когда оказался в его шкуре. Мне до его ловкости пользоваться одной рабочей рукой никогда не подняться.
Пожелав мне скорого свидания завтрашним утром, врач, торопливо собрав свой саквояж, покинул мое узилище.
Меня покормили завтраком и вывели на получасовую прогулку наматывать круги вокруг флигеля в сопровождении двух кирасир при палашах и револьверах в кобурах. Забавное, должно быть, зрелище. Особенно со стороны.
Потом продолжился вчерашний допрос ротмистром. Также в виде доверительной беседы двух искателей истины.
Наконец я не выдержал и задал мучивший меня всю ночь вопрос:
— Господин ротмистр, вы вчера сказали, что я подозреваюсь в шпионаже, но так и не объснили мне, в чем выражаются ваши подозрения, — попробовал я вытянуть немного информации из своего инквизитора.
— Дойдем и до этого, фельдфебель. Как только я проясню для себя некоторые нюансы, так сразу… Не буду вас держать в неведении лишнее время. Вот, к примеру, я очень интересуюсь такой деталью: вы специально поджидали капитан-лейтенанта Плотто во дворе казармы?
— Нет, — ответил я совершенно честно. — Я встретился с ним там случайно. Даже не встретился. Точнее, это он меня окликнул. Со спины. А так я мог его и не заметить. Стыдно сказать, но я любовался своим аттестатом об образовании и думал о том, как он мне может помочь по службе.
— Угу, похвальные мысли, — кивнул ротмистр. — А что было дальше?
— Капитан-лейтенант попросил меня подбросить его до полигона, там его ждали дела. И я согласился. Место в санках было. Лошадь у меня сильная.
— А что за дела возникли у капитан-лейтенанта Плотто на вашем полигоне? Вы это знаете?
— Простите, господин ротмистр, но пока я не увижу вашей подписи о том, что вы обязались хранить военную тайну, связанную с этим проектом, боюсь, я ничем не смогу удовлетворить ваше любопытство.
И даже скрестил руки на груди, показывая тем самым, что мой ответ окончателен.
— Даже так? — ухмыльнулся ротмистр. — Отдаете ли вы себе отчет, фельдфебель, что мы все-таки контрразведка и охрана государственных и военных тайн — это наша стезя и обязанность перед отечеством и императором.
— Тем не менее, господин ротмистр, я не буду говорить об этом ни с кем, кто не имеет соответствующего допуска. Покажете мне допуск к этой теме на себя, тогда и побеседуем с полным моим расположением, только без записей. Мало ли к кому они могут попасть потом.
— Плохо же вы думаете о нашем департаменте.
— Отнюдь. Просто прикидываю, сколько в нем народу, не имеющего этого допуска, к которому могут попасть эти записи.
— А у вас такой допуск есть?
— Конечно, господин ротмистр. Иначе бы меня не могли привлечь к этому проекту.
— И какова ваша функция в этом проекте?
— Скажем так, консультант.
Предчувствуя дополнительные вопросы со стороны контрразведчика, поднял руку и твердо сказал:
— Больше ни слова об этом, пока я не увижу вашего допуска.
— Хорошо, — согласился ротмистр. — Но все же, почему именно к вам напросился капитан-лейтенант в санки? А не взял, к примеру, разъездной служебный транспорт.
— Я его об этом не спрашивал.
— Вы давно знакомы с Плотто?
— Давно. Еще по работе в армейском штабе в одном отделе.
— Куда вы заезжали до выезда из города?
— Только на квартиру к Плотто и в лавочку букиниста.
— Чья была идея посетить букиниста?
— Моя. Мне требовалось, пользуясь оказией, сдать не нужные мне уже учебники. Капитан-лейтенант против недолгой задержки не возражал. Я не столь богатый человек, господин ротмистр, чтобы отказываться даже от малых денег.
— Вот как? Интересная мысль… Это я про деньги… — усмехнулся ротмистр. — А пока начертите на плане города маршрут, по каким именно улицам вы ездили, а также отметьте местонахождение квартиры Плотто и лавки букиниста.
После того как я проделал требуемое, прочитал и подписал протокол, ротмистр встал, щелкнул крышкой серебряных часов.
— На сегодня у меня все. Приятного аппетита, фельдфебель. Да, доктор прописал вам для восстановления кровопотери после ранения красное сухое вино. Когда бы вы желали его получать, в обед или ужин?
— И много там того вина? — улыбнулся я.
— Не очень. Всего четверть литра за один прием в день.
— Тогда лучше в ужин. И у меня еще одна просьба как узника этого замка…
Ротмистр выгнул правую бровь.
— Не могли бы вы обеспечить меня свежими газетами или книгами?
Ротмистр несколько секунд подумал, усмехнулся и сказал:
— Вы как-то проявляли повышенный интерес к нашей древней литературе, не так ли? Думаю, «Сагу о княгине Милолюде» я вам достану. Естественно, в современном издании.
Вот сволочь! В учебнике писали о том, что это самый сложный древний трактат не только для толкования, но даже просто для чтения современным человеком. Бог с вами, ротмистр, у лейтенанта Наполеона Бонапарта на губе только свод Римского права был на латыни, и ничего, он выжил. Даже императором стал.
