P. S. С удовольствием привожу забытую статистику, касающуюся «боевого пути» Н. С. Эпштейна. О ней мне напомнил наш ведущий хоккейный статистик, профессор, доктор медицинских наук Олег Игоревич Беличенко.
В конце апреля 2005 года у меня раздался звонок. «А вы помните, Николай Николаевич, что Эпштейн три раза был старшим тренером первой сборной СССР? — загадочным тоном хоккейного энтузиаста спросил Беличенко. — Полагаю, это нелишне отразить в вашей книге». — «Еще бы, Олег Игоревич!».
Так вот. Первый из трех этих матчей был сыгран в Москве 28 ноября 1960 года. СССР — Канада — 3:1 (0:0, 2:1, 1:0).
Второй матч игрался в Москве 14 февраля 1961 года: СССР — Канада (команда, составленная на базе хоккеистов клуба «Трейл смоук интерс»). В этой игре сборная СССР уступила 1:4 (0:2, 0:0, 1:2).
Третий матч был сыгран в Воскресенске 9 марта 1970 года против сборной Польши — 6:4 (2:2, 2:2, 2:0). В том матче капитаном сборной выступал знаменитый игрок «Химика», нападающий Юрий Морозов. Два последних матча признаны сейчас официальными.
Убежден, что для истинных любителей хоккея и поклонников Николая Семёновича эта выкладка статистики и любопытна, и дорога. (Кстати, эти данные включены в Большую хоккейную энциклопедию, выпущенную в 2005 году издательством «Терра–спорт». — Прим. Н. Вуколова.).
Марк Эпштейн: Мой отец — тренер Эпштейн
Воспоминание детства: я стою на пятиметровой вышке и смотрю сверху на темную гладь воды Москвы–реки. Отец сказал: прыгнешь — покупаю спортивный велосипед. «Ну, давай, давай же», — шепчу я сам себе. Но ладонь словно прилипла к перилам. Я не могу преодолеть страх. И многие игроки «Химика» тоже не решаются прыгнуть, хотя задание легкое: просто спрыгнуть в воду с пяти метров. Так отец воспитывал в хоккеистах смелость.
Мне стыдно, но немного легче оттого, что я не один, что даже здоровые, крепкие ребята, ледовые бесстрашные бойцы тушуются перед таким заданием. Много позже, когда в начале 80‑х годов в Ярославле снимался фильм «Эта жесткая игра — хоккей», этот эпизод был вставлен в фильм. Тренера там играл Владимир Самойлов, и прыгали хоккеисты в бассейн, но суть от этого не менялась.
А на следующий день я опять пришел к той вышке и на спор с маминой подругой тетей Катей Алешкиной все же прыгнул и выиграл… сто граммов каких–то самых дешевых конфет. Но «поезд уже ушел», велосипеда ожидать не приходилось, отец в таких вопросах был, как кремень: уговор дороже денег. Сразу надо проявлять характер.
Вся моя жизнь, сколько помню, проходила рядом с отцом. Смутно вспоминаю, например, что жили мы под трибунами на стадионе (в Иванове, что ли). Было мне тогда 7–8 лет. Еще вспоминаю, как поздно вечером зимой, в темнотищу, мы с отцом вдвоем ходили в Воскресенске заливать большой каток. Отец был легок на подъем и такого рода «авантюры» ему доставляли удовольствие: «Зальем каток, Марик, и сами покатаемся, и людям будет веселее, и команда потренируется», — веселым голосом подбадривал он меня. Мама в эти наши дела не вмешивалась, а только одевала меня потеплее. Мать моя была мудрая женщина и понимала, что мужикам в семье надо бывать вместе и наедине.
Помню отлично, что отец любил собирать сопливых пацанов и устраивал футбольные баталии. Поэтому я с детских лет наловчился играть в футбол с Чичуриным, братьями Сырцовыми, будущими знаменитыми игроками Воскресенской хоккейной команды мастеров. Даже свой Гарринча у нас имелся. Отец с нами возился много и меня не забывал. Помню, что скрупулезно отрабатывали мы с ним различные удары с двух ног, с лета, справа, слева. Сейчас, вспоминая те занятия и поединки с расстояния времени, думаю я, что был неважным учеником. В отличие, скажем, от Юрки Чичурина, у которого все получалось с ходу. Просто он был талантлив с малых лет и в футболе, и в хоккее. Таких пацанов отец особо любил и называл их игровиками. И по его твердому убеждению, Чичурин был в хоккее лучшим партнером Мальцева. Такого же мнения придерживались и многие другие авторитетные хоккейные спецы. Мальцев сыграл в различных сочетаниях, что–то около 70 «связок». А Чичурин… Была даже такая присказка: «Мальцев без Чичурина, что справка без печати».
Знаменитый динамовский нападающий Юрий Волков живет рядом с отцом на Мосфильмовской и иной раз заглядывает к нему «на огонек». Помните, была такая тройка в сборной Союза: Петухов — Юрзинов — Волков? Кстати, на чемпионате мира в Стокгольме в 1963 году Волков в решающем матче с канадцами забросил очень важную третью шайбу в ворота Сета Мартина и считает этот гол самым памятным в своей жизни.
Волков — коренной москвич, родился на Беговой улице, рядом со стадионом Юных пионеров, тамошняя школа в пятидесятых годах гремела на всю столицу. Тренировал хоккеистов знаменитый Блинков Юрий Николаевич, а играли вместе с Волковым Генрих Сидоренков, Николай Снетков, Виктор Якушев, Юра Баулин, Виктор Кузькин, Борис Спиркин. Что ни фамилия, то история. А когда прошли уж годы, Аркадий Иванович Чернышев сделал Волкова у себя в «Динамо» вторым тренером. Так что в хоккее Волков толк знает. «Чичурин, — говорит, — был очень одаренный, техничный, поле видел, как Ларионов. Мог бы стать суперзвездой. Да водочка вот вмешалась в судьбу…»
Я рос в семье тренера. А тренер приходит домой (я это видел сколько раз) с комом вопросов на душе — и радостных, и сложных. С кем поделиться, если не с сыном. Так он мне все и выкладывал. Не все, разумеется, но многое. Постепенно у меня стал складываться такой же взгляд на хоккей, как и у отца. И мне по душе такие же хоккеисты, что и отцу. И это естественно.
Кто такой тренер? Много споров слышал я на этот счет в дискуссиях между отцом и его коллегами. Демократ или либерал, жесткий, сомневающийся или решительный, психолог, администратор, селекционер, человек с сильной волей, дипломат наконец. И обязательно человек, любящий людей. Если какими–то из перечисленных качеств ты не наделен, то тренера приличного из тебя не получится. Я комплексом таких качеств не обладаю и считаю поэтому, что как тренер не состоялся бы. Не в свои сани лучше не садиться. Что такое тренер? Вот «Химик» когда выигрывал, то производительность труда на Воскресенском химкомбинате возрастала. И наоборот, начинало лихорадить команду, и люди нервничали. Это большая ответственность — быть тренером, это истрепанные нервы. Когда я теперь спрашиваю отца, почему он так рано ушел из хоккея (в 1977 году), он отвечает: «Ты что, хотел бы моей смерти?» Я понимаю это так, что к тому моменту у него накопилась страшная усталость.
Тренерская нравственность, в чем она состоит? Трудно ответить сразу на этот вопрос. Ну, например, в самом начале становления «Химика» зарплата у отца была 160 рублей, как и у всех хоккеистов. При выписывании премии за победную игру отец себя никогда не выделял, хотя мог бы — ведь старший тренер команды. Не терпел, когда кто–то после игры опаздывал в автобус. Но однажды сам опоздал, и игроки уехали без пего. Наказали. И никому ничего не было. К игрокам отец относился вообще как к родным детям. У него в характере была какая–то черта семейственности. Вот и команду он всегда рассматривал, как единую семью. И у него это получалось. Он и свою собственную семью любил и лелеял. Мать мою, а свою жену, Любовь Николаевну, обожал, меня пальцем ни разу не тронул, хотя человек азартный и вспыльчивый. И я считаю, что семья у нас была дружная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
