Иван вдруг всхлипнул и шмыгнул носом так, словно страдал от многолетнего сенного насморка.
– Не перебивай, – сурово рыкнул он изумленно молчавшей Лене. – Да, я взял эти деньги. Взял. Но мне нужно копить на квартиру. Я не могу привести жену в общежитие. Она туда не пойдет.
– Жена? – отмерла Лена. – А разве ты женат?
– Нет, но это поправимо. Я найду хорошую девушку, и мы нарожаем с ней детей.
Из этого следовало, что Лена не является хорошей девушкой, с которой можно заняться продолжением рода. То есть всем остальным можно, а вот как раз этим – никак!
– Я на эти деньги машину могу купить, например, и бомбить по ночам. Тогда на квартиру быстрее накопим. Эх, Аленка, заживем по-людски!
– Стоп, милый, – разъярилась Лена. – Если я правильно поняла, заживешь ты не со мной?
– Не с тобой, – грустно согласился Иван, – а жаль.
Лена постаралась дышать медленно, чтобы справиться с охватившей ее паникой. Либо она что-то неправильно поняла в путаном рассказе Ивана, либо он просто под действием алкоголя нес всякую ахинею, не задумываясь о смысле. Она боялась ошибиться, но поскольку с пьяным Иваном она раньше дела не имела, то как оценивать его бубнеж, тоже не знала.
– Про какие деньги речь? – она попробовала внести ясность хотя бы в некоторые пункты.
– Он дал. Чтобы я с тобой больше не встречался. Много дал. Значит, ты ему дорога. Если бы дал мало, я бы не согласился. Так что тебе должно быть даже приятно.
– Мне страшно приятно, мне так приятно, что слов нет! – выдавила Лена. – Не звони мне больше. Все. Бери топор и иди строить счастье.
– С топором только разбойники да Раскольников ходят. Глупость ты сказала. Счастье строят руками…
– Иди работать руками, только, пожалуйста, никогда больше не появляйся на моем горизонте! – она осторожно положила трубку, прислушалась к трепетавшему где-то на подступах к горлу сердцу и горько разрыдалась, уткнувшись в старенький обтрепанный подлокотник дивана. Ее продали. Ее любовь, надежды, мечты просто продали. Она еще не понимала, что кто-то это все купил, но уже знала, что Иван весь этот набор продал. Она жалобно и тоненько подвывала от обиды, от разочарования… Мама суетилась вокруг, не понимая, что случилось и чем она может помочь.
Когда до изнеможения наплакавшаяся Лена, наконец, смогла рассказать измученной любопытством маме, в чем дело, реакция Вероники Федоровны была несколько неожиданной, но с точки зрения богатства ее жизненного опыта вполне объяснимой.
– Это же надо! Просто бразильский сериал. Заплатить подлецу и таким образом, во-первых, спасти тебя от брака с низким, недостойным человеком, во-вторых, показать тебе, что жалеть не о чем, в-третьих, не пожалеть денег для выкупа любимой…
Мама мечтательно уставилась на веселый магнит, красовавшийся на дверце холодильника.
– Я что – рабыня Изаура, ходовой товар? Один продал, другой купил! Ошалеть можно, запредельная высота отношений! – вывела маму из романтических грез возмущенная Лена.
– Нет, не скажи! Купить не стыдно, а вот продать – стыдно! Тем более что тот, кто купил, он ведь даже не купил, а откупился от мерзавца. Он заплатил деньги не за тебя, а за Ивана, за его решение оставить тебя. Ты утрируешь ситуацию. Тебя эти товарно-денежные отношения никоим образом не касаются. Это своего рода дуэль. Только кто-то более благородный не выстрелил в соперника, поскольку в наше время за это можно остаток жизни провести в тюрьме, а бросил в него деньгами. Тот подобрал и бежал с поля боя. Напрасно ты сгущаешь краски и устраиваешь трагедию на ровном месте.
– Мама, – ошеломленно проговорила Лена. – Что за ерунда.
– Все зависит от точки зрения. Если тебе хочется жалеть себя и вопить в пространство – меня продали, меня предали! – тогда пожалуйста. Это твое личное дело. Хочешь высосанных из пальца несчастий, вой на луну, рви на себе волосы и жалуйся на злую судьбу. Хотя я бы на твоем месте поразмыслила, кто этот таинственный поклонник, который вывел на чистую воду твоего Ивана. Кстати, чтобы проверить правильность своей реакции, посоветуйся со Светой.
Карякина была занята. Судя по тону, которым она брякнула свое «але», время для совещания было не очень подходящим. Тем не менее ждать Лена не могла. Под периодическое Светкино хихиканье и чей-то далекий шепот Лена, злясь на себя, на Светку и на ее так не вовремя нарисовавшегося кавалера, кратко изложила суть проблемы.
– Вау! – простонала подруга, прошипев в сторону: – Подожди секунду, не видишь, я разговариваю. Не лезь на лоджию голым, а то соседки сбегутся!
– Что именно «вау», – потребовала комментариев Лена, опустив остальную часть подружкиного выступления.
– Вау – все! – терпеливо пояснила Карякина. – И мне кажется, я знаю, кто этот потрясающий мужик!
– Ты сейчас про своего говоришь? Или ты еще со мной?
– Лен, естественно, про твоего. Мой курить пополз, сейчас тетки из окон повалятся. Морж! В одних трусах.
– Тогда соседкам и смотреть не на что, – философски протянула Лена. – Трусы, это уже слишком много.
– Я смотрю, ты умнеешь на глазах, – довольно констатировала Светка. – Так что, это Олег?
– Не знаю.
– Лен, а что, есть еще варианты? – восхищенно поинтересовалась подруга.
– Нет, других вариантов нет, – честно, но грустно ответила Лена.
– Не вешай нос. Один такой роскошный мужчина, это уже удача. Только не профукай его в очередной раз. Нет, ты посмотри, какое упорство! Я думала, он отвалился и засох. Вот это я понимаю – любовь!
– Света, а разве это не обидно, что меня, как вещь какую-то, купили, продали, обменяли?
– Если у тебя проблемы с головой, то можешь обидеться, – великодушно разрешила Светка. – Я бы от гордости лопнула. Будет о чем рассказать внукам, а если повезет, то и правнукам.
– А Иван?
– Плюнь и забудь. Таких подленьких приспособленцев пруд пруди. Неприятно, конечно, но будь выше этой грязи. Продал… Так ведь не задешево! – хохотнула Светка. – Знай себе цену!
– В смысле, предлагаешь мне спросить, почем нынче девичьи чувства на рынке движимого имущества? Чтобы в следующий раз не продешевить?
– Не ерепенься. За все уже уплачено, так что истинную цену ты вряд ли узнаешь, если только твой Олежек не захочет похвалиться подвигом. Я имела в виду – в глобальном и общечеловеческом смысле.
– Так широко я не могу, интеллекта не хватит, – обидчиво проворчала Лена, но почувствовала себя слегка на высоте. Разговор со Светкой оставил приятное чувство собственной значимости.
Утром у остановки она увидела машину Олега. Всю ночь Лена пыталась переосмыслить случившееся и понять, как относиться к товарно-денежным махинациям с ее чувствами. Встать на точку зрения Светки и мамы никак не получалось. То ли точка была неустойчивой, то ли обзор с нее открывался не тот, но начать восторгаться поступком Олега она не могла. Удар по самолюбию был слишком сильным и требовал длительного периода реабилитации. Если раньше Лена была уверена, что любовь – это один раз и на всю жизнь, то теперь необходимо было пересматривать свои внутренние установки. Сначала этот «раз на всю жизнь» был с Олегом, потом – с Иваном. В результате оказалось, что прислушиваться к собственному сердцу весьма опасно, постольку оно там внутри наивно колотилось при приближении любого представителя противоположного пола и тупо подталкивало хозяйку к приключениям. С другой стороны, что ему там видно? Только хороводы гормонов, нашептывающих всякие глупости, да нервные окончания, вибрирующие при звуке мужских голосов, обещающих рай на земле. Надо было головой думать, а не к сердцу прислушиваться. Конечно, то, что Олег не сдался, ей льстило, но дуэль была бы несомненно более весомым аргументом в его пользу, нежели пошлая денежная компенсация. Когда она пыталась рассуждать о мотивах, побудивших Ивана к подобному решению, извилины тут же переставали реагировать на нервные импульсы и трусливо сжимались, отказываясь анализировать эту позорную ситуацию. То, что ее можно продать, как пачку печенья или средство для мытья стекол, было ужасно. Более того, Лена прекрасно понимала, что любой товар можно перепродать, а это значило, что угроза предательства не миновала и, более того, не минует никогда. Получалось, что любовь – это совсем не такое уж светлое чувство, если таковое вообще существовало в природе. Во всяком случае, последнее время Лена в этом сильно сомневалась. Оставалось только одно: либо посвятить остаток жизни непримиримой борьбе со всеми проявлениями этого вышеупомянутого чувства, примкнуть к воинствующим феминисткам и гордо скончаться неприступной старой девой, либо подойти к устройству судьбы с позиций практических и использовать мужчину непосредственно по назначению, то есть для продолжения рода, наплевав на все сопутствующие такому использованию издержки. Выбрав второе, с учетом того, что к первому варианту тоже всегда можно вернуться, Лена заснула.
