и в отличие от меня даже нет нанограндов в крови. Да и вообще, это я должен её спасать.
Урса, ухмыляясь, приспустила с меня брюки, примас поднёс нож к мошонке.
— Одну минуту, старик! — выкрикнул я в бессильной надежде. — Одну минуту. Позволь.
— Это тебя не спасёт.
— Может быть. Но хотя бы отсрочит.
Где-то в глубине души витала надежда, что Мёрзлый всё же придёт на помощь, хотя здравый смысл утверждал, что Алиса ему дороже. Дочь одна, а проводника можно найти где-нибудь в другом месте, рисковать ради меня он не станет. Так что… Я закрыл глаза и сосредоточился. Если из этой передряги не вырваться, тогда нужно успокоиться и принять неизбежное. Меня оскопят, а не убьют. Раны зарубцуются, память останется. Я отомщу всем им и каждому в отдельности.
Я расправил плечи, втянул в себя воздух через нос… И увидел мир глазами Вагула. Он всё так же опирался локтями о стойку, отпуская в мой адрес едкие замечания. Происходящее ему нравилось, он ждал, когда нож рассечёт мою плоть. Боль, кровь — всё это доставляло ему удовольствие. Он и сам не против поступать таким образом, и уже поступал. Соседского мальчонку он поймал недалеко от оврага, затащил под откос и медленно резал, наслаждаясь его криками, а потом, пока он ещё был жив, надругался. Останки оттащил к полю крапивницы и издалека наблюдал, как твари жрут их.
Откуда я это знаю? Я как будто получал воспоминания из собственной памяти, а Вагул… как в шутере от первого лица. Я видел перед собой общую картину: себя с закрытыми глазами, примаса с ножом, Урсу, миссионеров. Повинуясь наитию, приказал Вагулу поднять руки, развести их в стороны. Погасил выскочившую из подсознания мысль, дескать, кто поднял мои руки? А дальше пошло как в любимой стрелялке. Я вытянул обрез и выстрелил дуплетом. Отдача отбросила руку, разбила локоть о край стойки, но боли не было, потому что это была не моя рука. Не обращая внимания на вопль дикаря, перезарядил оружие и снова выстрелил.
Расстояние небольшое, несколько метров, заряд картечи пробил широкую брешь в рядах миссионеров. По полу заелозили рваные тела и среди них Урса. Досталось наконец-то суке! Я преломил стволы, потянул из гнёзд новые патроны. Успел заметить, как к бару бросился примас, и в то же мгновенье Вагул захрипел, уронил обрез и зажал располосованное горло. Но это я увидел уже от дверей глазами Хомяка. Не раздумывая, заставил его поднять к плечу трёхлинейку, прицелиться в старика. Выстрел! Пуля прошла по касательной, ударилась о стойку и срикошетила в полку с бутылками. Зазвенело стекло, осколки посыпались под ноги барменши. Та завизжала, присела, а я передёрнул затвор, но сделать второй выстрел не успел. Нож примаса вспорол Хомяку брюхо.
Игра продолжалась, и она мне нравилась. Я переместился к Осипу, заставил его отпустить меня, а потом разрезать скотч на запястьях. То же самое проделал с Алисой. Девчонка переводила взгляд с меня на миссионера и не понимала, что происходит. Но теряться не стала и побежала к выходу. А я развернул Осипа к примасу, выхватил из кобуры пистолет и открыл огонь. Выстрел, второй, третий. Примас скакал по кабаку молоденьким козлёнком. Осип выпустил в него всю обойму, но ни разу не попал.
Увёртливый старик. Сменив обойму и продолжая выцеливать Олово, я попытался пройти к выходу. Однако одновременно удерживать под контролем чужое сознание и владеть собственным телом оказалось невозможно. Нужно выбрать что-то одно. Я выбрал Осипа. Главная цель — примас. Уберу его, решу все свои проблемы.
Я взвёл курок, надавил на спусковой крючок, и понял, что не могу сделать этого. Палец не слушался. Осип дёрнул головой, вытряхивая меня из себя, я напрягся, пытаясь удержаться, но сил почти не осталось. Почему?
Примас подошёл к Осипу, похлопал по плечу, забрал оружие. Я почувствовал, как на меня навалилась гора, и под её тяжестью опустился на пол. Воздуха не хватало, хотелось пить, сердце билось в бешенном ритме. Перед глазами поплыли звёздочки, голова закружилась, во всём теле дикое опустошение.
Старик присел возле меня на корточки.
— Вот в чём твоя сила, Дон: в контроле других. Впервые такое встречаю. Ты не разочаровал меня.
Он улыбался и, не смотря на то, что я покрошил его людей, не испытывал ко мне злости.
— Мы ещё увидимся, Дон, прощай.
— Ты меня бросаешь? — не скрывая сарказма, проговорил я.
— Алиса убежала, скоро здесь появится Мёрзлый, поэтому приходится уходить одному. Но ты помни, Дон, я всегда рядом. Со временем ты будешь становиться сильнее, мне будет труднее справиться с тобой, но всё же я попытаюсь. Мне нужен твой дар. Очень нужен.
Я уже не мог сидеть, и лёг на пол, уставившись в потолок. Говорить тоже не мог, но всё же прошептал:
— Сдохни…
— Когда-нибудь, Дон, когда-нибудь.
Он ушёл, а я так и остался лежать, не в силах пошевелиться. Мне была нужна вода, много воды и хотя бы один карат в вену. Всё вместе спасёт меня, а пока я чувствовал, как тихонько умираю. Рядом кто-то кричал, стонали раненные. Потом громыхнуло, как будто поезд с разбегу врезался в бетонный блок. Я на минуту оглох, ослеп, а когда пришёл в себя, увидел Алису. Девчонка водила платком по моему лицу, и ничего приятнее этих прикосновений я в жизни не чувствовал.
— Жив? — долетел издалека голос Мёрзлого.
Алиса помогла мне приподняться и поднесла к губам ингалятор. Надавила впрыск, я вдохнул, она надавила ещё. Мёрзлый подал флажку с водой. Я впился в горлышко, даже прикусил его зубами, чтобы ненароком не отняли, и пил, пил, а потом отвалился и задышал.
Меня взяли под мышки, оттащил к столу и усадил на скамью. Пол был залит кровью, кто-то из штурмовиков поскользнулся и едва не упал. Тела Вагула, Хомяка и трёх миссионеров оттащили к стене и побросали друг на друга. Барменша, уже не такая скучная, выставила на стойку бутылку самогона, Шмель трясущейся рукой наливал себе в стакан.
На периферии зрения снова возник Мёрзлый.
— Вот и проявился твой дар.
Он сказал это без какого-либо энтузиазма, словно и не был рад, что я наконец-то стал полноправным проводником, помощником и союзником в его нелёгком деле борьбы со злым гением, вознамерившимся захватить матушку Землю и превратить её в один огромный Загон.
— В курсе, ты чуть не убил себя?
Я промолчал.
— За три минуты ты сжёг все наногранды. Четверть дозы! Дон, ты чем думал?
— Думать некогда было, — огрызнулся я.
По правде говоря, я и не думал думать. Не до того было. Когда к твоим яйцам подносят нож, мыслительный процесс становится неактуальным, и на первый план выходит банальное действие. Вот я и действовал. А то, что подобные действия выжигают наногранды в крови, я знать не знал, а добрые союзники предупредить не соизволили, так что могут идти со своими придирками туда, куда я примаса периодически посылаю.
Алиса свела брови и печальным голосом пропела:
— Пап, ладно тебе, видишь, он и без того не в себе. Отойдёт, поправится, ты ему всыплешь, как любишь делать, а пока не трогай.
Это была откровенная манипуляция отцовскими чувствами. Точно так же Кира манипулирует мной, используя весь диапазон давления от грустного голоска до слезоточивых глазок, когда у неё возникает необходимость добиться чего-то своего. Как, оказывается, смешно смотреть на это со стороны.
В кабак вошла женщина. Года давно преодолели шестьдесят, слегка полновата, одета в строгое платье, на голове чёрный платок. Некоторое время она стояла на пороге, оглядывая зал, лужи крови на полу, трупы, разгромленный бар, потом прошла к нашему столу и, не спрашивая разрешения, села. Столь твёрдая уверенность подсказала, что эта женщина и есть та самая Василиса, чьим именем названа дача и которая решает все вопросы.
— Не говори «горе» пока не пустишь загонщика в дом, — проговорила она.
— Ты бы лучше людоедов не пускала, — в тон ей ответил Мёрзлый. — Ну-ка расскажи мне, как Олово здесь очутился? Похоже, это не твой дом, а его.
— Я его не пускала, Мёрзлый, и ты знаешь, что не вру. Всё ещё чувствуешь правду?
— Увы, а иначе давно разогнал ваша шарашку. Злишь ты меня, Василиса, очень злишь. Следи за своими. В прошлый раз у тебя рейдеры перевалочную базу устроили, теперь Олово. Терпение моё испытывать вздумала?
— Это свободное поселение. Люди приходят, люди уходят. Здесь никому не отказывают в приюте и никого не держат силой. И никому не позволяют правила диктовать. Кто за этот бардак ответит? Бог с этими миссионерами, но там у стены двое моих валяются, и это не абы кто, они за порядком
