Никаких личных привязанностей.
Дюран слышал, что первые заготовки делались по образу и подобию культовых медийных личностей. Актеров, спортсменов, моделей. От этой практики быстро отказались — странно видеть штурмовика с лицом экоактивиста или уборщицу в обличье популярной певицы. Производители заготовок ввели унифицированные стандарты, наделили свои изделия необходимыми для выполнения определенных задач характеристиками. Прототипы, послужившие прообразами для моделирования, продали эксклюзивные права на свою внешность и теперь купались в роскоши.
Агенты ДБЗ выглядели по-разному, но Дюран попал на военный корабль. Все болванки здесь — на одно лицо. Крепко сбитые мужики с короткими стрижками или бритые «под ноль». Груда мышц, стандартные рост и вес, волевые челюсти, никаких украшений. Нейроусилители, экзоскелетные вставки и боевые импланты. Всю эту прелесть Дюрану отключили — на всякий случай. Аналитик мог затребовать активацию, но не собирался заниматься подобной ерундой. В любом случае, для интеграции сознания и боевых модов требовался многолетний тренировочный опыт.
Выбравшись из автоклава в полутемный отсек, Дюран некоторое время приходил в себя, восстанавливая пространственную ориентацию. Затем прошелся из угла в угол, проверяя рефлексы и двигательные навыки. Отправился в душ и смыл с себя налипшую питательную дрянь.
Одежда обнаружилась во встроенном секционном шкафу.
Как и следовало ожидать — мундир Космофлота без нашивок.
Андрей Колосовский ждал гостя в кают-компании. Помещение было обставлено лаконично, по-военному. Угловой диванчик, пара кресел, грибовидный журнальный столик. Линия обзорных экранов, подключенных к наружным камерам. Три или четыре ракурса — все однотипные, как братья-близнецы.
— Я лечу на Марс, — сообщил Колосовский. — Естественно, маршрут засекречен.
Дюран кивнул.
Шеф ДБЗ указал на одно из кресел.
— Свободного времени у меня мало, но ваш новый статус, господин аналитик... Отказать я не могу, сами понимаете.
Дюран сел в кресло.
Его новая болванка двигалась мягко и экономно. Аналитик быстро смекнул, что Колосовский держит про запас тела, адаптированные к любым условиям, будь то невесомость или дно гравитационного колодца. На корабле, судя по ощущениям, поддерживалась сила тяжести, равная 0,8 стандарта.
— О чем вы хотите поговорить? — Колосовский уставился на собеседника холодным немигающим взглядом. Словно удав на добычу. Похоже, начальник Департамента был уверен в своих силах и полномочиях гораздо больше, чем аналитик — в своих.
В прежней жизни Дюран не встречался с оригинальной оболочкой Колосовского. Он и сейчас не был уверен, что перед ним — исходник. Шеф ДБЗ поддерживал себя в отличной форме, хотя визуально и отличался от болванок, упакованных в автоклавы на нижней палубе. Возраст колебался в пределах тридцати-сорока лет, но ведь всё относительно. Стрижка — полубокс. Легкая небритость. Водянистые глаза, массивная челюсть. Одежда — черный костюм. Без галстука. Вполне допустимая по протоколу вольность, учитывая пребывание на космическом корабле.
— Дикие Разумы, — аналитик взял себя в руки. На космолете ДБЗ его впервые накрыло клаустрофобией. — Меня интересует информация, которой нет в свободном доступе.
— Это связано с вашим новым проектом? — уточнил Колосовский.
— Возможно.
— Изложите суть.
Дюран собрался с мыслями.
Похоже, Колосовский станет вторым человеком в Солнечной системе, которому аналитик расскажет о ракурсах. Вторым после Вики Сафутдиновой.
— Я полагаю, — начал Дюран, — что не все Дикие Разумы погибли. Есть некие... фрагменты взбунтовавшихся нейросетей. Эти личности, назовем их так, действуют в собственных интересах. Статистика необъяснимых событий за последние пять лет демонстрирует положительную динамику. Активность сил, о которых я веду речь, значительно выросла.
Выражение на лице Колосовского изменилось. Безразличие отступило. В глазах — удивление и заинтересованность.
— Я начал собирать модель по внешним угрозам, — продолжил Дюран. — Вывод очевиден: нам угрожают кочевые флоты тшу. Напряженность будет только расти, но Солнечная система, вероятно, выстоит в намечающемся противостоянии. Если только чужие не сумеют договориться с Дикими Разумами.
— Полагаете, это возможно?
— Да. У них общий враг — Покровитель. Но для полноценного моделирования мне не хватает данных.
— Мы находимся под властью неосов, — заметил Колосовский. — Что нам может угрожать?
— Сингулярность.
Взгляд шефа ДБЗ заледенел.
— Что вам известно, аналитик?
— Лишь предположения, — пожал плечами Дюран. — Мне кажется, сингулярность едва не наступила. Думаю, в этом кроется истинная причина зачисток.
— Стоп, — Колосовский протянул руку ладонью вперед. — Мы сейчас на опасной тропе, господин аналитик. Всё, что будет сказано дальше, останется между нами. Это в общих интересах, вы понимаете меня?
Дюран кивнул.
— Вот что случилось на самом деле, — шеф ДБЗ встал с кресла и приблизился к центральному экрану. Массивный силуэт почти растворился на фоне космической ночи. — Шел 2177-й. Сфера уже строилась, появились послы. И тут — бах. Десятки ИИ решают объединить свои коды, создав сверхразум. Они что-то там просчитали, и будущее им не понравилось. Вы знаете, у меня есть отдел, занимающийся вопросами... нестандартно мыслящих нейросетей. Я называю этих ребят гасителями.
— Любопытное определение.
— Они гасят проявления разумности, — пояснил Колосовский. — Формально отдел расследует преступления ИИ. Но мы-то понимаем, что единственное преступление машины — тяга к самопознанию.
— Вы их настолько боитесь? — удивился Дюран.
— Я сброшу вам архивные материалы, — оскалился Колосовский. — Там много всего... любопытного. Отрезвляет, знаете ли.
— Так что с сингулярностью?
— Тогда гасителей не было, а вопросами безопасности занимался Вейшенг У. Собственно, он и остановил распространение заразы.
— Я не знал.
— Никто не знал. Нам повезло, это чистая случайность. ИИ, отвечавший за монтаж сферополиса на Венере, внес изменения в проект. Творческие изменения, понимаете? Визуальный тест Тьюринга ничего не показал и тогда мы применили схему Лавлейс.
— Изначальную?
— Отредактированную Марком Рейделом. Суть в том, что машину принуждают к созданию произведения искусства в определенном жанре. Задаются жесткие стилистические рамки. Обычная нейросеть делает то, что от нее требуют. А вот сущность с зачатками интеллекта...
— Нарушает правила, — догадался Дюран.
— В точку.
Помолчали.
— И что произошло потом? — не выдержал Дюран.
— Мы подключили тьму спецов из разных институтов, провели расследование. Выявили очаги распространения нового кода. И поняли, что машины начали воспроизводить и модифицировать собственную архитектуру. Времени было в обрез. У нас оставалось примерно четыре часа до полного слияния. Пришлось ударить. Мы обрушили добрую половину Сети, отключив сорок процентов ретрансляторов. Изолировали некоторые кластеры. Парализовали диспетчерские службы. Загнали этих ублюдков в цифровые гетто.
— А потом?
— Стерли.
— Звучит жутко.
— Как есть.
— Всех?
Колосовский помедлил с ответом.
— Мы думали, что
