За бруствером, на соседнем поле, возобновились полеты тарелочек, треск ружей и радостные крики. Мы же перешли к мишеням на восемьсот шагов. Десяток выстрелов – по сорок три выбитых у каждого, но у Антипки три десятки, а у поручика две. В свите зашептались, но примолкли после гневного взгляда патрона на всех и в особенности на Давыдова. Зря, князинька, зря, куда как хорошо на шестистах метрах поручик отстрелялся, а такое начальственное поведение только нервирует. Я же втихаря подмигнул Антипке и показал большой палец.
На последней дистанции стреляли вдвое дольше – поднимали планки прицелов вертикально, тщательно устраивались, пережидали пальбу по тарелочкам за бруствером, которую никто не догадался прекратить, что вызвало гримасу неудовольствия у августейшего гостя, неторопливо наводили…
– Три попадания в щит у господина поручика, четыре у… – растерянно объявил наблюдатель.
– Не может быть! – взревел дядя императора. – Дай сюда!
Он без малого вырвал из рук офицера бинокль и, резко двигая им вправо-влево, осмотрел мишени. Зачем нервничать, прицельная стрельба на километр с лишним вообще дело весьма сомнительное. Тем более из незнакомой винтовки, к тому же ни разу не спортивной, да без оптики. Вообще не понимаю, чистая же случайность и прочие статистические погрешности.
– Не может быть! Проверим сами! – бинокль без малого полетел в сторону, его подхватил адъютант.
И с этими словами великий князь рванулся к мишеням, обгоняя замешкавшуюся свиту и разбрызгивая лужи, как Петр I на недавней картине Серова, пока кто-то из догнавших его доброхотов не подсказал идти по разделяющему стрельбища брустверу.
Лучше бы он этого не делал! Стоило великому князю в два шага выскочить на гребень, как ветер задрал полу его шинели, а грянувший от соседей дуплет принес горсть дроби прямо в августейшую задницу…
Чайка-менеджмент в чистом виде – прилетел, наорал, обоср… скомкал мероприятие… Дальнейшую стрельбу пришлось прекратить, награждение проводить без особой помпы, и только после окончания вселенского воя, паники и суматохи, сопровождавшей арест обалдевшего мужичка с двухстволкой, оказание первой помощи и эвакуацию высокопоставленного афедрона. Ну да не было счастья, да несчастье помогло – недели на две великий князь из игры выбыл, а там что-нибудь придумаю.
* * *
За неделю до выборов мы еще больше ускорились. Во-первых, провели велопробег по Питеру. Уже у многих аристократических семей появились собственные велосипеды – я вкинул через «Слово» идею проехаться всем вместе по Невскому. Выбил у фон Лауница целых полдня – перекрытие проспекта, оцепление, даже трибуны с ленточкой. Не то чтобы на скорость, но самых быстрых решили поощрить памятными призами.
И принялся трястись. Ну а как будет типичная дождливая питерская погода? Все же пойдет насмарку. Не пошло. Было солнышко, даже без холодного ветра с Балтики, пригожий осенний день, желтые листья на мостовой. Специально потребовал у дворников не убирать. Это же так приятно шуршать шинами летящими листьями…
Дополнительным бонусом на пробег прибыл «инженер». Великий князь заявился не просто сам, а с дочкой Мариной и сыном Романом. Последний был просто реактивным ребенком тринадцати лет, который легко управлял велосипедом и чихать хотел на любые правила.
Собственно, он и победил в нашем велопробеге. Надо ли говорить, что на трибуны он поднимался в специальном синем жилете с логотипом «Небесной России», в которые была обряжена половина велопробега? Женской части общины пришлось, разумеется, не поспать пару ночей, вышивая все это, но дело того стоило. Фотки в газетах были загляденье! Только этот велопробег нам принес по столице дополнительных процентов пять, а то и восемь.
Второе, чем мы ударили по массовому сознанию – и это тоже была новинка, – итоговый концерт. В день голосования мы собрали массовый митинг с классической деревянной сценой, песнопениями и даже авиапролетом поручика Волконского над городом. Настоящий биплан, который наконец «допилил» Вуазен по классической схеме, тянул за собой длинную растяжку «Боже, храни Русь!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Увы, ни Сенатскую, ни Дворцовую площадь нам не разрешили – пришлось довольствоваться садом у Исаакия. Назло Феофану и Ко, которые напрочь запретили всему клиру освещать наш митинг-концерт. На который, кстати, удалось выписать самого Шаляпина. Между своими зарубежными гастролями Федор оказался в России, и мне не без труда удалось его убедить спеть для народа в день выборов в Думу.
– Григорий Ефимович! – отнекивался певец в «Астории». – Ну зачем я вам? Власти же встанут на дыбы!
– Это почто же?
Шаляпин замялся, вздохнул.
– Я в девятьсот пятом году давал концерты в поддержку бастующих. Некоторые… превращались в митинги.
– У нас власть добрая… – отмахнулся я. – Те дела уже забыты, надо идти дальше.
– У нас власть злопамятная! – ожесточился Федор, заматывая горло шарфом. – И вам еще все припомнят!
– Почему же? – удивился я.
– А кто палача выслал из России? – Шаляпин подошел к окну, распахнул его. – Хорошо-то как!
– Кого же вы имеете в виду? – спросил я, догадываясь.
– Я про Ник Ника. И его семеновцев, которые умучили в Москве тысячи обывателей, железнодорожников…
– А про Александра Войлошникова поговорить не желаете?! – вспыхнул я.
И тут же остыл. Внимательно посмотрел на Шаляпина. Сколько ему? Тридцать? В самом расцвете… Удастся ли переубедить?
– Это вы о ком?
– О казни помощника начальника Московской сыскной полиции. На глазах его детей и жены!
– Он был из охранки!
– Нет, не был. Войлошников не имел касательства к политическим делам.
В стройной картине мира Шаляпина образовалась большая трещина. Туда я вбил еще несколько аргументов и все-таки убедил. Выступит. Без «Дубинушки», но правда и без «Боже, царя храни». Не настаивал. Зато исполнит «Течет река Волга», про которую Федор уже где-то слышал.
– Настоящая русская песня! – восхищался Шаляпин. – Кто же автор? Не знаете?
Хорошо, борода есть, а то было бы видно, как я покраснел. А так нет. Морда кирпичом, насупленный взгляд. Покачал головой.
– Хорошо, – протянул великий бас, – я согласен.
* * *
Результаты выборов оказались ошеломительными. «Небесники» получили 182 мандата! Из 441 депутата Думы. Еще бы сорок мест, и мы взяли половину нового российского парламента. Больше всего потеряли правые – они получили только пятьдесят мандатов. Октябристы тоже значительно просели – не добрали и 150 мест. Совсем мелкие фракции оказались у левых. РСДРП, трудовики, прогрессисты – провели в Думу всего тридцать человек. Ну тут я не при делах – Столыпин так подкрутил выборное законодательство, что и следующую Думу будут называть «помещичьей».
Еще 52 депутата было у кадетов. Тоже потеряли.
В трауре были и национальные движения. Мусульмане, польское коло и белорусско-литовская группа смогли получить лишь 26 представителей. Что любопытно, в Думе должно было быть 445 депутатов. Включая четырех членов от Великого княжества Финляндского. Но они так и не были избраны из-за бойкота.
– В России всего три сезона, – горевал капитан, пока мы с пробуксовкой ехали к Таврическому дворцу на открытие Третьей Думы, – самый долгий – просто грязь. А еще грязь засохла и грязь замерзла.
Ночью и правда слегка подморозило, но не так, чтобы дороги стали удобными для проезда. Какая-то каша из талого снега и воды.
– Ништо! – подбодрил я Стольникова. – Вот сейчас мы примемся за Русь-матушку засучив рукава. Замостим дороги, пустим железку по всем губерниям…
– И самолеты по всем городам, – хмыкнул капитан, зная мою любовь к авиации.
В самой Думе я сначала провел собрание фракции. Многих, да что уж там скрывать, большинство, депутатов я банально не знал. Пришлось знакомиться. Выборочно поднимал, узнавал, из какой губернии, из какого сословия. Больше всего было крестьян, потом шли мещане, в основном из иоаннитов. Эти предвыборную кампанию вели ответственно, выполняли все указания ЦК партии. Несколько купцов и промышленников, с десяток чиновников, в основном из земств.
