— Нет, нет, — покачала головой Калланта. — Я искренне рада вас видеть.
— Может быть, — сказала тетя Веспасия, — если вы принимаете приглашения, вы сможете прийти на небольшую вечеринку, которую я устраиваю у себя дома в Глэдстон-парке. Я буду рада видеть вас и вашего мужа также, если он пожелает прийти и будет свободен от дел. Я еще не знакома с ним, но уверена, что он очаровательный. Я пришлю приглашение с лакеем.
У Шарлотты внутри все оборвалось. Она хотела увидеться с Фанни и Титусом, а не с Мортимером Суинфордом.
— Не сомневаюсь, мой муж будет счастлив, — сказала Калланта. — Я намеревалась пригласить Анджелику на музыкальный вечер, там будет один молодой пианист, которого все очень хвалят. Я пригласила его в субботу. Надеюсь, к тому времени Анджелика поправится. Но в любом случае я буду рада вас видеть. Будут в основном одни дамы, но, может быть, лорд Эшворд или ваш супруг пожелают прийти? — Она вопросительно посмотрела на молодых женщин.
— Разумеется! — засияла восторгом Эмили. Цель была достигнута. Естественно, мужчины не придут, это подразумевалось само собой. Эмили украдкой взглянула на сестру. — Может быть, вы познакомите нас с Фанни? Должна признаться, вы меня заинтриговали — мне не терпится с нею встретиться.
— И мне тоже, — подхватила Шарлотта. — Очень!
Тетя Веспасия встала. Для простого визита вежливости, каковым должно было выглядеть их появление здесь, они пробыли в гостях уже слишком долго, особенно для первого знакомства. Самое главное, их цель была достигнута. Пожилая дама учтиво распрощалась от лица всех троих и после краткого обмена любезностями увезла сестер в своем экипаже.
— Восхитительно, — сказала она, как только они расселись в экипаже, следя за тем, чтобы не помять юбки. — Шарлотта, кажется, ты говорила, что этому несчастному ребенку было всего тринадцать лет, когда он занялся своим отвратительным ремеслом?
— Альби Фробишеру? Да, по крайней мере, так он сказал. На вид ему сейчас ненамного больше — он очень худой и несформировавшийся, у него на лице еще нет растительности.
— Можно поинтересоваться, откуда тебе это известно? — пристально посмотрела на нее тетя Веспасия.
— Я была в зале суда, — опрометчиво ответила Шарлотта. — Я его видела.
— Вот как? — Брови тети Веспасии взметнулись вверх, лицо вытянулось. — Твое поведение становится все более удивительным. Расскажи мне подробнее. На самом деле расскажи мне все!.. Впрочем — нет, пока что не надо. Сначала мы отправимся к мистеру Сомерсету Карлайлу. Смею предположить, ты его помнишь?
Шарлотта живо помнила Сомерсета Карлайла и все то неслыханное дело вокруг Ресуррекшн-роу. Он выступил самым упорным борцом за принятие закона о борьбе с детской нищетой. Трущобы Карлайл знал так же хорошо, как и Питт, — он до смерти напугал Доминика, свозив его в район Девилз-акр, расположенный неподалеку от Вестминстерского дворца. Но заинтересует ли его какой-то в высшей степени неприятный педагог, вполне вероятно, повинный в одном очень гнусном преступлении?
— Вы полагаете, мистер Карлайл захочет связываться с Джеромом? — с сомнением произнесла Шарлотта. — Тут закон не нарушен. Едва ли это дело заслуживает того, чтобы его обсуждали в парламенте.
— Тут нужно все кардинально менять, — ответила тетя Веспасия. В этот момент экипаж сильно тряхнуло, и ей пришлось напрячься, чтобы не свалиться на колени Шарлотте. Сидящая напротив Эмили совсем неизящно вцепилась в сиденье. Тетя Веспасия презрительно фыркнула. — Я должна поговорить с этим молодым человеком! Он мечтает стать возницей боевой колесницы. Вероятно, он воображает, что я — изрядно постаревшая царица Боудикка.[9] Знаете, еще немного — и он приделает к колесам косы![10]
Чтобы скрыть выражение своего лица, Шарлотта притворилась, будто чихает.
— Перемены! — помолчав, сказала она, распрямляясь под холодным проницательным взглядом тети Веспасии. — Но я не вижу, как этого добиться.
— Если тринадцатилетних подростков можно продавать и покупать для этих гнусных занятий, — отрезала Веспасия, — значит, что-то у нас в стране не так, и такое положение дел необходимо менять. Я уже давно думаю над этим, и ты лишь вывела эти мысли на передний план. На мой взгляд, дело достойно самых деятельных усилий. Смею предположить, мистер Карлайл будет такого же мнения.
Карлайл выслушал гостий с большим вниманием. Как и ожидала тетя Веспасия, его огорчила судьба таких людей, как Альби Фробишер, в целом, а также та несправедливость, которая могла свершиться в отношении Джерома.
После недолгих размышлений он задал несколько вопросов, выдвигая собственные теории. Что, если Артур шантажировал Джерома, угрожая рассказать своему отцу об их связи? А когда Уэйбурн прижал Джерома к стене, тот открыл ему значительно больше, чем предполагал Артур? Рассказал ли Джером Уэйбурну о визитах к Абигайль Винтерс и к Альби Фробишеру — а также о том, что именно Артур приобщил обоих мальчиков к извращениям? И, возможно, после этого Уэйбурн, объятый гневом и ужасом, убил собственного сына, чтобы избежать невыносимого скандала, который нельзя было оттягивать до бесконечности? Эти возможности совершенно не были исследованы.
Но сейчас, разумеется, полиция, суд, все правоохранительные органы связаны вынесенным приговором. Теперь профессиональная репутация требует от них не ставить под сомнение вердикт присяжных. Признание в том, что расследование было проведено поспешно, быть может, даже небрежно, будет равносильно тому, как если бы они во всеуслышание заявили о своей некомпетентности. А по своей воле на такое не пойдет никто.
Кроме того, добавила Шарлотта, вполне возможно, все искренне верят в виновность Джерома. И, быть может, он действительно виновен!
И разве шустрый, ловкий, чистенький, румяный Гилливрей когда-либо признается в том, что он самую чуточку помог Альби Фробишеру опознать Джерома, заронил семя понимания в рассудок такой быстрый и чуткий, так нацеленный на выживание, что Альби с полуслова понял, чего от него хотят, и выдал все сполна?
Даст ли Гилливрей ходу подобной мысли, даже если она у него возникнет? Разумеется, не даст! Помимо всего прочего, это было бы предательством по отношению к Этельстану, которому пришлось бы расхлебывать все в одиночку, — ну а это явилось бы самой настоящей катастрофой!
Возможно, показания Абигайль Винтерс — не чистая ложь от начала и до конца. Быть может, Артур бывал у нее, быть может, у него был вкус не к одним только мальчикам. И, возможно, Абигайль добилась для себя защиты от преследований со стороны правосудия, включив в свои показания Джерома. Соблазн убедительно увязать решение, уверенность в котором присутствовала изначально, был крайне велик. И Гилливрей не устоял перед ним — в своих мечтах он видел продвижение по службе, благосклонность начальства. Шарлотта смущалась, делясь подобными соображениями с Карлайлом, однако она считала своим долгом сделать это.
Карлайл спросил, чего ждут от него.
Ответ был очевиден. От него ждали точных и подробных сведений о проституции в целом и о детской проституции в частности, чтобы можно было представить их женщинам из света, и те, разгневанные и возмущенные таким положением дел, позаботятся о том, чтобы перед мужчиной, заподозренным в подобной практике или хотя бы в терпимом отношении к ней, закрылись двери в приличное общество.
Безразличие светских дам к этой страшной проблеме в значительной степени определялось их неосведомленностью. И даже ограниченная информация, вынуждающая дорисовывать воображением отвратительную, пугающую действительность, мобилизует женщин во всей их могучей силе.
Карлайл колебался, не представляя себе, как открывать подобные мерзости благовоспитанным дамам, но тетя Веспасия пригвоздила его к месту ледяным взглядом.
— Я способна лицезреть абсолютно все, что только может предложить жизнь, — высокопарно заявила она, — если на то есть какие-то основания! Я не выношу вульгарность, но, если какая-то проблема требует решения, я пойму и это. Будьте любезны, Сомерсет, избавьте меня от вашей докучливой опеки!
— Я бы не посмел, — улыбнулся тот.
Это можно было считать за извинение, и пожилая дама великодушно его приняла.
— Я не тешу себя иллюзиями, что эффект будет приятным, — призналась тетя Веспасия. — Но тем не менее это необходимо сделать. Вся наша информация должна быть достоверной; одна грубая ошибка — и наше дело проиграно. Я готова оказывать любую помощь, какая только будет в моих силах. — Она развернулась в кресле. — Эмили, лучше всего будет начать с тех, кто обладает наибольшим влиянием, с тех, на кого это окажет самое сильное воздействие.
— Церковь? — предположила Эмили.
— Чепуха! Все ждут, что церковь этим займется. Якобы это ее работа! И поэтому церковь никто не слушает — все ее воззвания давно приелись. Нам же нужны хозяйки самых модных светских салонов, законодательницы моды, те, кого слушают, кому подражают. И тут ты сможешь оказать содействие, Эмили.
