и проехал вперёд. Не то чтобы было так уж неудобно прибыть за четверть часа до назначенного срока, просто я внезапно понял, что не распланировал своё интервью как следует. Прошлой ночью я провел с Эмори больше часа и упустил задать ему единственный важный вопрос из всех, которые только мог задать. Не пропустить бы мне чего-нибудь и сегодня, ведь эта попытка будет уже последней.
Впрочем, Эмори меня, кажется, ещё и не ждал: у заднего входа — там, где располагалась кухня, — свет горел, а переднее крыльцо было тёмным. Поэтому сворачивать на подъездную дорожку я не стал. Я проехал ещё полмили по другой боковой дороге в поисках места, где удалось бы развернуть машину, а развернувшись, я просто припарковался у края дороги и закурил сигарету.
Но чем более я думал над своей задачей, тем более убеждался, что тот вопрос, который я упустил задать, был единственным по-настоящему важным для всего дела: какая от того прибора воспоследует коммерческая выгода? Ведь не был же он разработан для того лишь, чтобы принимать сигналы с Юпитера; то было, если не одной фикцией, то всего лишь побочным результатом. Правда, настолько потрясающим, что я совершенно забыл главный пункт своего расследования.
Только был ли всё же этот пункт с Юпитером не столь важным? Коммерчески — разумеется, не важным. Однако…
Я постарался выбросить всё из головы и потянулся к ключу зажигания. Но в следующую секунду моя рука отдёрнулась; с ошеломляющей внезапностью я понял, каков будет ответ на вопрос об этом сигнале с неба.
От простоты решения у меня по спине даже холодок пробежал. Ответ был столь очевиден, что лишь по чистой случайности я вообще о том подумал.
Рамочная антенна, направленная под углом в семьдесят пять градусов к горизонту, ведь получается направленной в обе стороны. Она ориентирована на Юпитер — если сигналы приходят в то время, как Юпитер находится в небе под таким же углом, — но также она ориентирована и в землю. Она направлена в пол с таким же успехом, как и в потолок.
Я осмотрел потолок и крышу на предмет каких-нибудь проводов, которые могли бы сыграть роль передающей антенны, но не заглядывал под доски пола.
А это означало наличие ещё одного, скрытого где-то передающего устройства, аналогичного тому, что было установлено на рабочем столе; это второе мы тогда выключили. И то, другое, устройство должно находиться где-то под полом либо скрываться в ином месте — не исключено, что даже в доме, — и быть связано с антенной под полом таким образом, чтобы сигналы казались приходящими с неба.
Такая простая схема могла быть с такой же простотой и разоблачена. Вот в чём оказывалась теперь моя задача! Если догадка верна — а я чувствовал, что она верна, — мне оставалось только сказать всё Эмори, выяснить всё на деле — и у меня в кармане оказывался материал для отчёта Жюстине, вполне оправдывавший те средства, что были уплачены ею агентству Старлока за мою службу.
Взгляд на приборную панель показал мне, что до девяти оставалось три минуты — время пускаться в путь, если я желаю появиться в доме вовремя. Но я послал точность к чёрту; опоздание в несколько минут не испортят дела. Ближайшие десять минут мне нужны были для того, чтобы мой разум укрепился в этой новой мысли, только что в нём поселившейся. Как — если это возможно — связать эту новую мысль со смертью Фоули Армстронга?
Выходило ли так, что Стивен Эмори не просто сдвинутый, но психически больной? В час убийства Фоули Армстронга Эмори был один, в своей машине. Он был один также в тот час, когда тело Армстронга исчезло с Дартаунской дороги. В свой дом в среду вечером он прибыл спустя значительное время после того как я пришёл к нему. За это время он не успевал перенести труп в сарай О’Хары, но этого и не требовалось. Труп мог лежать у него в багажнике, в то время как мы с шерифом Кингмэном занимались его поисками. А позднее той же ночью, когда мы с шерифом вернулись в город, Эмори мог переправить тело в сарай О’Хары и поджечь сарай. Всё сходилось, будь только Эмори ненормальным.
Я вышел из машины и прошёлся вдоль дороги назад; голова настолько шла кругом, что и телу потребовалось подвигаться. А прогулка всегда помогает думанью.
Только этот поступок оказался ошибочным, поскольку в отдалении от машины я оказался один-одинёшенек на залитой лунным светом сельской дороге. И предмет моих мыслей наводил на меня страх.
Пока сидишь в закрытой машине, ничто не мешает спокойно размышлять о человеке, настолько безумном, чтобы убить другого человека, перегрызя ему горло, но когда стоишь вот так в одиночестве на пустынной дороге, спиной к неизвестности, то объективности мыслям уже будет недоставать. Не станут ваши мысли следовать прямой колее рассудка. Они пощипывают вас за загривок, понуждая то и дело оборачиваться, чтобы бросить взгляд за спину.
Мне даже не помогло, когда я наклонился, чтобы поднять с обочины деревянный дубец. Мой дубец взял и ускользнул куда-то в кювет; он был чем-то иным.
Я бросил думать — время для обдумывания подобных вещей было самое неподходящее. Следовало отложить это на потом, либо поднять этот вопрос в разговоре с Эмори. Я вернулся в машину и поехал к нему.
Дом выглядел точно так же как и четвертью часа ранее, когда я проехал мимо: единственный в доме свет горел где-то на кухне. Я взошёл на крыльцо и постучал. Кто-то (не похожий на Эмори по голосу) произнёс: «Войдите».
Я раскрыл дверь, ведущую в затемнённую прихожую, и прошёл к светившемуся входу на кухню. Только до этого места я и дошел: там я встал как вкопанный, поскольку на кухонном полу лежало человеческое тело. По его лицу трудно было распознать Рэнди Барнетта, но о причине смерти догадаться не составляло труда. Горло было разорвано ещё сильнее, чем тогда у Фоули Армстронга, но так мне могло лишь показаться из-за того, что Армстронга я видел при одном только лунном свете, а здесь всё было освещено ярким, безжалостным светом электрической лампочки.
У себя за спиной я услышал лёгкий звук и попытался обернуться, одновременно втягивая голову в плечи. Было слишком поздно.
Глава 14
Насколько же глубоко можно впутаться… И запутаться тоже — в обстановке. Я чувствовал, что лижу ничком на холодной и сырой земле, а мои ладони, как и лицо, вымазаны
