— О, нисколько. — Карлин откинула голову назад, бросая ему вызов. — Давай. Будь моим гостем.
Шон стянул джинсы. Карлин невольно посмотрела на него, желая убедиться, что он действительно в плавках, и удивилась, увидев, что это так. Шон с воплем нырнул в бассейн с глубокого края.
— Ты нарушитель, который не имеет права здесь находиться, — заявила Карлин, когда он подплыл. — Надеюсь, ты это понимаешь.
В глубокой части бассейна вода была такая темная, что казалась бездонной.
Лицо Шона бледнело в тусклом свете.
— В этом городишке все равно нечем заняться. Пришлось найти себе хоть какое-то развлечение. Особенно после того, как Гаса не стало. А ты хорошо плаваешь, — заметил он.
— Я все делаю хорошо, — заявила Карлин.
Шон засмеялся:
— И такая скромная.
— Ну как? Сможешь за мной угнаться?
— Наверняка, — сказал он. — Если ты поплывешь не так быстро.
Они поплыли рядом, и Карлин не стала замедлять движений, подстраиваясь под него. К его чести, Шон справился с темпом, он не лгал, он действительно умел плавать, хотя его движения были несколько неуклюжи и размашисты, он плыл быстро и стремился к победе. Как замечательно быть в темноте одной, но все-таки не совсем одной. Карлин могла бы плыть так вечно, если бы не заметила рядом с собой проблески отраженного света. Она остановилась, провела рукой по воде, думая, что зрение подводит ее, но они были здесь, стайка серебристых мальков.
Шон подплыл к ней. Его мокрые волосы казались черными, и глаза были черными тоже. Под правым глазом у него виднелся шрам, печальное напоминание об угнанной машине, той, которая попала в аварию на боковой дороге в Челси и привела его в суд для несовершеннолетних, а затем в Хаддан. Несмотря на шрам, лицо его было красивым, благодаря этому лицу Шону всегда везло больше, чем он заслуживал. В Бостоне он славился своей смелостью, но сейчас ему было не по себе. Вода в бассейне оказалась гораздо холоднее обычного, но не в этом заключалась причина его дрожи. Он ощущал на коже какое-то пощипывание, касания плавников, быстрые, как вдох. Серебристая лента промелькнула рядом с ним, затем завернула и снова направилась к нему.
— Что это такое?
Шон мечтал побыть с Карлин наедине с тех пор, как впервые увидел ее, но сейчас он был не так уверен в себе, как ему хотелось бы. Здесь, в воде, все сделалось каким-то другим. Он был готов поклясться, что видит рыбок, снующих по бассейну, совершенная нелепость, с тем же успехом звезды могли бы упасть в бассейн и светить со дна холодным белым светом.
— Это просто мальки.
Карлин взяла Шона за руку.
Хотя кожа у него была прохладная, девочка ощутила его внутренний жар. Карлин заставила его протянуть руку, не выпуская из своей, и теперь рыбки проплывали прямо между их пальцами.
— Не бойся, — сказал она. — Они нас не укусят.
Пит Байерс не мог сосчитать, сколько раз за свою жизнь спешил в аптеку через снежный буран. Он не мог отказать перепуганным мамашам, чьи дети метались в лихорадке, или старикам, забывшим купить необходимое лекарство, без которого не могли дожить до утра. Он открывался, когда было нужно, и закрывался, когда того требовал случай, запирал двери, например, чтобы почтить память деда Эйба Грея, когда тот отправился на покой. В тот день похоронная процессия растянулась от Мейн-стрит до библиотеки, люди стояли на боковых улочках и рыдали, как будто умер кто-то из их близких. Еще Пит выходил на работу после закрытия в тот день, когда застрелился Фрэнк, чтобы отпустить успокоительное, выписанное матери Фрэнка, Маргарет.
Пит сказал Эрнесту Грею, что для него не составит труда занести транквилизаторы, но, должно быть, Эрнесту нужно было выйти из дома, он настоял, что придет в аптеку сам. Было уже поздно, Эрнест забыл бумажник, он рылся в карманах, вытряхивая мелочь, как будто бы Пит не отпустил ему в долг все, что у него только было. А потом Эрнест сел у стойки и заплакал, и первый раз в жизни Пит был рад тому, что у них с Эйлин нет детей. Наверное, люди говорят правду, и каждый, кто проживет достаточно долго, в итоге понимает: его проклятие является его же благословением.
Поскольку город так сильно переменился в последние годы, приехало столько новых людей, Пит уже не знал всех и каждого по имени, а значит, и обслуживание было уже не то, что раньше. Но города никогда не стоят на месте, они растут, нравится это кому-то или нет, уже даже начали поговаривать о строительстве городской средней школы рядом с фермой Райта, поскольку подростков было слишком много, чтобы отправлять всех их в Гамильтон. Все было не так, как прежде, это точно, не как в те времена, когда ты встречал одних и тех же людей в «Жернове» в субботу вечером и в Святой Агате в воскресенье утром, прекрасно зная, в чем им предстоит исповедаться и за что стоит благодарить.
В последнее время Пита озадачивало исчезновение конфиденциальности, и именно над этим он размышлял, когда в субботу после Рождества Эйб Грей зашел на ланч. Несколько завсегдатаев — Луиза Джереми и ее товарки из клуба цветоводов и еще Сэм Артур, неизменный член городского совета на протяжении последних десяти лет, — дружно приветствовали его.
— Всех с праздником! — ответил он. — Не забудьте проголосовать за установку светофора перед библиотекой. Вы спасете чью-нибудь жизнь.
Каждый, кто присмотрелся бы повнимательнее, догадался бы, что Эйб плохо спит. На этих праздниках он зашел настолько далеко, что обзвонил полдюжины отелей в Мэне, как полный дурак выискивая Бетси. В одном отеле были зарегистрированы люди по фамилии Герман, но оказалось, что это супружеская пара из Мэриленда. Эйб пережил сильнейшее разочарование и до сих пор не мог успокоиться. Шон Байерс, напротив, казался совершенно счастливым. Он насвистывал, выполняя заказ Эйба, который, как и все остальные в городе, знал уже наизусть: индейка на ржаном хлебце, горчица, ни капли майонеза.
— Что это ты такой веселый? — спросил Эйб Шона, который едва ли не светился от счастья.
Впрочем, гадать долго не пришлось, потому что, когда в аптеку вошла Карлин Линдер, Шон вспыхнул, как рождественская елка перед ратушей.
Карлин же была, наоборот, замерзшая и мокрая, она только что плавала, и концы волос у нее чуть заметно отливали зеленым цветом.
— Ты плавала без меня? — спросил Шон, подойдя к прилавку.
— Я пойду еще, — заверила его Карлин.
Когда Шон отошел, чтобы отнести Сэму Артуру миску похлебки с моллюсками, Карлин уселась рядом с Эйбом. Он пришел сюда сегодня, потому что Карлин позвонила ему, и, хотя она не объяснила причины, Эйб улыбнулся, кивком указав на Шона. Любовь часто является самой главной причиной.
— Кто бы мог представить.
— Это не то, что вы думаете. Мы просто плаваем вместе. Я знаю, из этого ничего не выйдет, так что вам не придется говорить мне, чтобы я не особенно заносилась. Я не такая глупая.
— Я вовсе не это хотел сказать. — Эйб отодвинул от себя тарелку и допил кофе. — Я хотел пожелать удачи.
— Я не верю в удачу.
Карлин просмотрела запаянное в пластик меню. Первый раз за много дней мысль о еде не вызывала у нее тошноты. Она всерьез подумывала о мороженом с шоколадной крошкой и о содовой. Под пальто Гаса на ней были джинсы и дешевый черный свитер, но, если спросить Шона, она никогда еще не выглядела лучше. Он не сводил с нее глаз, наливая для Сэма Артура рикки с малиной и лаймом, который непременно повысит тому уровень инсулина и вместо которого Сэму было бы лучше заказать колу без сахара.
— А что подумает тот, другой парень, если у тебя будет что-нибудь с Шоном Байерсом? — поинтересовался Эйб.
— Гарри?
Карлин не хотела думать о том, что будет после каникул. Каждый раз, когда она встречалась с Шоном в бассейне, ей казалось, что вся школа будет принадлежать им одним вечно. Какая-нибудь другая девочка, наверное, побоялась бы оставаться одна в пустом кампусе, но только не Карлин. Ей нравилось, как ее шаги отдаются эхом, ей нравилась тишина, которая встречала ее в коридорах и на лестницах. Все окна в «Святой Анне» были затянуты морозными узорами, и, когда дул ветер, сосульки падали с крыш со звуком, напоминающим хруст сломанных костей, но Карлин было наплевать. Она была счастлива, но счастье зачастую исчисляется минутами. Сначала оставалось целых семь дней до начала занятий, потом шесть, потом пять, а потом Карлин перестала считать.
— С Гарри я сумею справиться, — сказала она Эйбу.
— Нет, — сказал Эйб. — Я имел в виду другого мальчика. Гаса.
Луиза Джереми остановилась на полпути к кассе и нацелила на Эйба указательный палец:
— Тебя не было на посту перед ратушей, когда мы собирались в прошлый раз.
Она обращалась с Эйбом так же, как и с остальными представителями хадданской полиции, как будто все они были ее личные работники, но хотя бы была с ними вежлива.
