ерунде, сверлили нас взглядом. Хорзь тоже затих и, посмотрев на нас, пару раз настороженно рявкнул.
Через десять секунд раздумий офицер почесал подбородок и сказал:
— В общем, сейчас нужно получать разрешение в секторе. Подойдите к той стенке, я вас сниму и черкну заявление. Подойдёте завтра. Пока что в гостинице остановитесь.
Чиркнула трёхмерная камера, снимая наши голографии.
Мы пошли обратно.
— Что-то пошло не так? — спросил я.
— Ага. Я ждал, когда Рина меня отпеленгует и подключится к этому офицерчику. А там никакого сигнала. Зато я почувствовал, что непроизвольно начал вспоминать всё, что со мной происходило за последние месяцы. Типа, кто-то меня расспрашивать начал. Потом ты на меня посмотрел, и я очнулся.
— То есть, хочешь сказать, кто-то шарился по твоему сознанию? Кто?
— То ли шарился, то ли глушил. Может, кто-то из этих? Ну, кто в будке? Может, хорзь? Специальный такой, обученный?
Я посмотрел на него, но по выражению лица понял, что тот шутит и толкнул в бок.
— Не смешно. Хотя — кто знает, какие там у них технологии. Рина что говорит?
— Молчит. Позвони ей по обычному видеовызову? Терминал же должен быть нормально зашифрован?
Рина долго не отвечала на звонок, и ответила, только когда мы заходили в гостиницу.
— Какая-то подстава, — сказала она. — Там блокировка, слепая зона. Я не могу подключиться к их разуму.
— То есть кто-то в будке — ваш товарищ? — спросил Леонид.
— Не наш, а этих… Игоря. Сидит и блокирует.
— И чего делать? Нельзя где-нибудь через стену пройти?
Рина замялась на пару секунд, потом покачала головой.
— Там камер понатыкано по штуке на каждые десять метров. И дроны-разведчики. Самое слабое место, как это ни странно — будки пропуска.
Мы шагнули в номер. Хоть это и не рекомендовалось, я вытащил терминал из рук Леонида.
— Ты что, не предвидела такого? Для кого-то же они служат, эти будки?
За окном уже темнело, я свободной рукой включил свет. Заметил замешательство на её лице.
— Для вербующихся во Дворец.
Мы оба с Леонидом нервно рассмеялись. Она что, предлагала нам завербоваться? Вдруг мой родственник толкнул меня в бок и показал на кровати, на которых мы кинули свои вещи.
— Смотри…
Чемоданы были раскрыты. Вещи раскиданы по кроватям и полу.
— Что там? — спросила Рина и тут же добавила. — О… Я вижу. У вас гости были.
— Чёрт… — Я отдал терминал Леониду и стал проверять, всё ли цело. — Как считаешь, к администратору стоит идти?
— Нет. Он ни при чём. И камеры здесь или отсутствуют, или старые, которые запросто рубятся на расстоянии. Даже обычной техникой, не Способностью.
Через пять минут анализа и наведения порядка мы сделали вывод, что все вещи на месте. Возможно, искали документы, возможно, решили напугать.
Мы не нашли лучшего решения, кроме как лечь спать.
Проснулся я от того, что меня толкнули в бок.
Надо мной стояла та самая девочка из сторожевой будки. Я захотел крикнуть, но она поднесла палец ко рту и показала жестом: идём.
Я почувствовал, что Стоян Сиднеин умер.
Глава 1
Школа
Криса Эндрюсона дети застукали в ординаторской за просмотром порнографии в большую перемену. Бедняга, работавший у нас преподавателем литературы и словесности, смотрел видео в небольшом окошке, выведенном на терминальную стену, загородившись наглядными пособиями. Всё бы ничего, но он настолько увлёкся, что забыл поставить видео на паузу и скрыть, когда забежавшие дети зашли к нему со спины.
В те месяцы я был достаточно стар, чтобы вызывать уважение окружающих людей. И, в то же время, по меркам многих моих сородичей, ещё слишком молод, чтобы занимать верховные руководящие посты в департаментах Дворца.
Мне, как и большинству далёких от пуританских устоев людей, ситуация казалась скорее комичной, чем опасной. Я и сам далеко не безгрешен, но сложно было понять, зачем понадобилось выводить непотребства на стену в ординаторской, вместо того чтобы спокойно смотреть в очках или по надбровнику, раз невтерпёж. Возможно, мозг одинокого гуманитария попросту не смог решить такую сложную техническую задачу.
Нет, не подумайте. Я вовсе не испытываю презрения по отношению к простым людям. В конце концов, никогда нельзя забывать, что это мы созданы, чтобы служить им, а не наоборот.
Разумеется, по поводу происшествия собрали педсовет лицея, на задних партах маячили голографические головы кого-то из министерства образования графства. Признаться, я подключился где-то на середине, отправив сначала своё сознание заниматься совсем другими вещами. В этот момент накал страстей в аудитории был уже столь велик, что мешал концентрации.
— … Это кошмар, где же это видано, чтобы преподаватель смотрел «это»! — бушевал учитель музыки, Гунтур Искандар.
Я хмыкнул, переглянувшись со школьным секретарём, Кэтрин. Мы оба прекрасно знали, что этот милый парень иасканских кровей смотрит у себя на терминале вещи куда позабористей. И что оба — и музыкант, и литератор — неравнодушны к одной из математичек.
Хоть мыльную оперу снимай, подумал я. Кэтрин улыбнулась.
— Вы же, чёрт возьми, поэт! — вторил ему директор. — Вы должны пробуждать у детей любовь к природе, труду, родине, Рутее, благодарность матери-Земле и тому подобные вещи, а совсем не заниматься их сексуальным просвещением на переменах!
— Парням по тринадцать лет, я сомневаюсь, что они не видели это раньше, — вставил слово пожилой темнокожий трудовик. То есть, деннаамирланец.
— Вот! — директор махнул рукой на трудовика. — Я понял бы, если бы за этим занятием застукали бы кого-то из них, трудовиков, физкультурников, учителей по безопасности. Даже биологов, чёрт с ними. Но вас!
Кэтрин снова перехватила мой взгляд и кивнула в сторону директора. Я понял, на что она намекнула, но коротко покачал головой.
Нет, я не буду лезть к нему в голову. Не сейчас — просто выразительно посмотрю на него.
— Так, — директор тоже поймал мой взгляд и поменялся в лице. — Мы нарушаем регламент. Кто последний высказывался, я забыл?
— Мистер Искандар, — Кэтрин указала на музыканта.
— Итак, я предлагаю лишить мистера Эндрюсона звания учителя второй категории и отправить на принудительные… нет… запретить занимать должности в образовании навсегда!
— Ну, парниша, притормози, — сказал трудовик. — Все же сейчас поймут, что ты его того… перед мисс Гидеон решил принизить.
По аудитории прошёл смешок.
Я решил, что хватит с меня цирка,
