Валерий отпадал. Был момент. Как раз после оскорбления на лестнице первым делом ринулась к нему. А к кому еще? Упасть на грудь мужчине. Пожаловаться. Он разберется. Он поможет. На него можно опереться. А потом в благодарность любовь. И чем черт не шутит, возможно, спокойный остаток жизни. Остаток жизни с шиномонтажником представлялся ей как вереница гостей, хождение по вернисажам, зарубежные турпоездки. Она живо пооботрет и стешет углы с Большого Хохла. Но не судьба. Никого дома.
Вторым в списке претендентов стоял подполковник. Стабильность в жизни. Уравновешенность в характере. Что ещё надо? Деньги? Пенсия по нынешним временам приличная. Квартира есть. Ее можно сдать. Пусть переезжает сюда, вот тебе и приварок, да и на своей территории сподручнее отвоевывать моральное право на командование. А зачем ей, собственно, командовать, если он сам разумный мужчина. Смущало одно: неспособность противостоять обстоятельствам, которую проявил казавшийся несгибаемым отставник, — запил после смерти любимой собаки. Ну ладно жена, но животное. Ольга Максимовна имела животное, но так никогда бы и не поняла, как можно так убиваться. Впрочем, снился же сон из юности. Прекрасный сон о временах, когда ни сном ни духом не ведала, что сможет организовать операцию «Избиение младенцев».
И наконец, третий. Самый свежий. Иванов. Она где-то слышала, но точно не знала, а спросить не у кого, собака ли повторяет характер хозяина или хозяин выбирает себе животное по собственному образу и подобию? Если так, то, несмотря на рост и вес, а они были у обоих совсем несхожи, в собаке виделась чудовищная мощь, преданность и защита. О таком мужчине можно только мечтать. Он моложе? Не помеха. Сейчас кругом неравные браки. Жена? Ни рыба ни мясо. Тут особо интриговать не придется. Не таких обставляли на кривой. Другое дело, что такие, как Иванов, могут клюнуть только на искренность чувства. На вспышку. Его надо брать быстро и решительно. По контрасту с пресным образом жизни. Это льстит.
Ольга Максимовна дотащилась до тумбочки в комнате, где лежали спрятанные для гостей сигареты, закурила.
Во-первых, никакого ханжества. Годы не те, да и Иванов не мальчик. (Тут она заблуждалась.) Вспомнила историю отношений с курсантом Ванечкой. Они многого стеснялись, но ханжества не было.
Во-вторых, кокетства в меру. Как с Ванечкой.
В-третьих, ничего худого о жене. Пусть сам все вспомнит о совместной жизни. В таких случаях следует даже обрывать. Как бы из женской солидарности.
В-четвертых, сразу же предупредить о невозможности брака с весьма зыбкими и туманными причинами отказа. Пусть это его заинтересует, почему одинокая женщина отвергает институт брака. И тут изложить собственную теорию о свободе. Ложную и ненавидимую самой Ольгой Максимовной, но тем приятнее будет слушать уговоры и контрдоводы.
В-пятых, постоянно намекать на некие обстоятельства прошлой жизни, которые тяжким грузом давят и стесняют грудь по ночам. «Милый, тебя не должно огорчать то, что иногда я во сне могу всплакнуть. Это непроизвольно. Это прошлое дает о себе знать».
Как действительно однажды случилось, когда после любви они уснули с Ванечкой на сеновале, и она во сне плакала. Это курсанта потрясло и заставило долго и мучительно соображать о причинах. Они так и остались сладко-тревожащей тайной — не из-за него ли?
В-шестых, полюбить животных.
Подводя итоги своего плана, Ольга Максимовна одобрила его на первое время и даже не заметила, что три пункта постоянно соотносила с тем временем и тем мужчиной, когда сама любила и её любили. Благодаря воспоминаниям сегодня женщина, секретарь-референт, ни разу не вспомнила о работе и стала чуточку человечнее. Она вдруг вытащила из ваз искусственные орхидеи, очень качественно сделанные таиландскими мастерами, и решила, что теперь у неё в квартире будут только живые цветы, не обеднеет. Сначала хотела выбросить в помойку, но старая привычка ничего не бросать заставила позвонить Кате.
Катя настороженно приняла подарок по телефону, так как знала, что подруге они достались непросто. В голове промелькнуло предположение, что орхидеи в нынешнем сезоне вышли из моды и стали признаком дурного вкуса, иначе почему?.. Ольга Максимовна сказала, что намерена круто изменить отношение к жизни. Здесь замешан мужчина, тут же догадалась подруга.
— Кто он? — спросила Катя тем же тоном, как когда-то спросил Бубнова командир после решения загулять.
В этом отношении и подруга, и командир части оказались по одну сторону. Только Катя до уровня Ольги Максимовны дотянулась, а командир до высших соображений подчиненного нет.
— Валера? Отставник? Еще кто-то?..
— Господи, ну какая разница?
— Можешь не говорить…
— Ну и что?
— Хочешь, привезу одного человечка? Собачник, между прочим. Заводчик.
— Вези кого хочешь. А лучше не надо. Потом. Спасибо за напоминание.
— А что… Мы такой бизнес на мастифе этого мозгляка сделаем.
При упоминании мастифа и его хозяина Ольга Максимовна напряглась.
— Слушай, только, ради Христа, не вяжись к Николаю…
— Он! Раскололась, старушка! Угадала?
Вот стерва, подумала Ольга Максимовна и сокрушилась о допущенной промашке, надо держать ухо востро. По имени называть рано.
— Перестань паясничать.
— Это так серьезно? Как далеко зашло? Или вы ещё на уровне песочницы?
Ольга Максимовна аккуратно положила трубку, но в душе у неё все клокотало.
Глава 28
Казбек с утра был мрачен. Надир, приехавший из больницы, привез тревожные известия. К покусанному Дакману приходил следователь. Расспрашивал, что и как. После того как в тот злополучный вечер им захотелось побаловаться с продавщицей и этого остолопа покусала собака, все пошло наперекосяк. Да и Маша… Иди её теперь ищи. На работу не выходит. Боится. Денег бы дал, чтобы молчала, как-нибудь договорились бы. Предприниматель нервничал.
Теперь привяжутся, теперь мы попали в поле зрения, с досадой размышлял он. Только расплевались с налоговиками, только вышли на чиновника из правительства, и на тебе, кушай, Казбек.
Свой бизнес Казбек начал с денежной реформы Павлова. Тогда не обогатился только ленивый.
Золотое время.
Казбек разбогател за двадцать четыре часа, предоставив для банковских операций свой весьма скромный счет в МП «Мимоза».
Следующим этапом стал спирт. Четыре цистерны по шестьдесят две тонны в каждой. Наш отечественный, ставропольского разлива. Их необходимо было расфасовать за две недели. Об акцизе никто не думал и не спрашивал. Некогда. Была нанята охрана, цистерны погнали в Подольск, там у Казбека трудился карифан Аслан. Подмосковное начальство среднего уровня, посылающее гонцов с канистрами на станцию, умудрилось даже для удобства заасфальтировать четыреста метров разбитой подъездной дороги.
