Артур начинает читать отрывок по-гречески, как это обычно делалось перед тем, как переводить. Том не особенно обращает внимание на происходящее, но вдруг замечает, что, когда он доходит до строк
,
голос его дрожит.
Он поднимает голову и смотрит на Артура. «Что это с малым? — думает он. — Не может же быть, чтобы он не знал перевода! Он наверняка выучил всё до конца». Но Артур начинает переводить как ни в чём не бывало. Том успокаивается и начинает рисовать у себя в тетради головы собак, потому что учитель, явно наслаждаясь произошедшей переменой, поворачивается лицом к Артуру и спиной к скамейке средних учеников и начинает отбивать рукой и ногой нечто вроде такта, и приговаривать «да, да», «очень хорошо», по мере того как Артур продолжает переводить.
Но, когда он снова приближается к тому же месту, Том опять замечает дрожь в его голосе и поднимает голову. Он видит, что что-то не так — Артур едва может говорить. Что же происходит?
Вдруг голос Артура прерывается окончательно, он заливается слезами и вытирает глаза рукавом куртки, краснея до корней волос и явно желая провалиться сквозь землю. Весь класс опешил: большинство просто тупо смотрит на него, а те, кто наделён присутствием духа, быстро находят нужное место в книжке и смотрят в неё, не отрываясь, чтобы не привлечь внимание учителя и не быть вызванными вместо Артура.
Учитель сначала смотрит на него в недоумении, а потом, увидев, что мальчик действительно тронут до слёз самым трогательным местом у Гомера, а, возможно, и во всей языческой поэзии, подходит к нему, ласково кладёт руку на плечо и говорит:
— Ничего, мой мальчик, ты отлично переводил. Передохни, спешить некуда.
Как назло, в тот день рядом с Томом на скамейке средних учеников сидел здоровенный парень по фамилии Вильямс, который считался самым сильным в младшем пятом классе, а, следовательно, и во всей школе, кроме пятого и шестого. Младшие мальчики, которые всегда с удовольствием обсуждают удаль старших, очень любили поговорить об огромной силе Вильямса и порассуждать о том, смог бы он отлупить Иста или Брауна или нет. За предположительно огромную силу удара его звали Слоггер[133] Вильямс. В целом, это был грубоватый, но довольно добродушный парень, только очень чувствительный к своему достоинству. Себя он считал королём класса и поддерживал своё положение железной рукой, в частности, следил за тем, чтобы остальные не переводили больше положенных сорока строчек. Он и так уже ворчал про себя, когда Артур стал читать дальше, а теперь, когда он остановился как раз посреди длинных слов, Слоггер просто вышел из себя.
— Ах ты подхалим вонючий, — пробормотал он, что было несколько опрометчиво, — разнюнился как раз на самом трудном месте; ну подожди, после четвёртого урока ты у меня получишь.
— Кто получит? — спросил Том, к которому, по всей видимости, было обращено это замечание.
— Да подхалим этот, Артур, кто же ещё, — ответил Вильямс.
— Ты не тронешь его, Вильямс, — сказал Том.
— Ого! — сказал Вильямс и на мгновение с изумлением уставился на Тома, а потом неожиданно двинул ему локтем по рёбрам, отчего книги Тома полетели на пол. Как раз в этот момент к ним повернулся учитель и, заметив, что произошло, сказал:
— Вильямс, пересядь на три места назад и продолжай.
Вильямс очень медленно поднялся на ноги и с величайшим неудовольствием пересел на три места, так что Том и ещё двое мальчиков оказались впереди него, а потом, повернувшись к учителю, сказал:
— Я дальше не учил, сэр. Наш урок только сорок строчек.
— Это правда? — спросил учитель, обращаясь, главным образом, к скамейке лучших учеников.
Молчание.
— Кто первый ученик в классе? — спросил он, начиная злиться.
— Артур, сэр, — ответили трое или четверо, показывая на нашего друга.
— Так тебя, значит, зовут Артур. И сколько же обычно вам задают?
Артур мгновение колебался, а потом сказал:
— Мы считаем, что только сорок строчек, сэр.
— Как это — вы считаете?
— Видите ли, сэр, мистер Грэхэм говорит, что мы не должны останавливаться на сорока строчках, если ещё остаётся время.
— Понимаю, — сказал учитель. — Вильямс, пересядь ещё на три места назад и напиши мне весь урок по-гречески и по-английски. А теперь, Артур, заканчивай перевод.
— Ох, не хотел бы я быть на месте Артура после четвёртого урока, — говорили друг другу те ребята, что поменьше. Но Артур закончил перевод речи Елены без дальнейших приключений, а потом пробило четыре, что знаменовало окончание третьего урока.
В течение следующего часа готовили и отвечали четвёртый урок, и всё это время Вильямс накапливал злость; а когда пробило пять, и уроки закончились, решил немедленно отомстить невинной причине своего несчастья.
Том задержался в школе и вышел на несколько минут позже остальных. Первое, что он увидел во внутреннем дворе, был небольшой кружок мальчишек, с одобрением наблюдавших за Вильямсом, державшим Артура за воротник.
— Ну, подхалим несчастный, — говорил он, давая ему свободной рукой подзатыльник, — зачем ты сказал, что…
— Эй! — сказал Том, протискиваясь сквозь толпу, — оставь его, Вильямс. Не смей его трогать.
— А кто мне помешает? — спросил Вильямс, снова замахиваясь.
— Я, — ответил Том и сопроводил слово действием, ударив по руке, державшей Артура, с такой силой, что Вильямс выпустил его и обратил весь свой гнев на Тома.
— Будешь драться?
— Конечно!
— Ура, драка между Слоггером Вильямсом и Томом Брауном!
Новость распространилась с быстротой лесного пожара, и множество ребят, которые шли пить чай в свои корпуса, повернули обратно и направились за часовню, где обычно происходили драки.
— Беги и скажи Исту, пусть будет моим секундантом, — сказал Том маленькому мальчику из Школьного корпуса, который помчался, как ракета, к Салли Хэрроуэлл, и остановился всего на мгновение, чтобы просунуть голову в холл Школьного корпуса, где младшие мальчики уже пили чай, и крикнуть:
— Драка! Том Браун со Слоггером Вильямсом!
Половина сидящих сразу же вскочила и побежала, бросив хлеб, яйца, масло, шпроты и всё остальное на произвол судьбы. Большая часть оставшихся последовала за ними через минуту, наскоро проглотив чай и унося провизию в руках, чтобы есть на ходу. Трое или четверо остальных стащили масло у наиболее импульсивных и устроили себе масляный пир.
Ещё через минуту Ист и Мартин промчались через внутренний двор с губкой в руках и прибыли к месту действия, как раз когда противники начали раздеваться.
Сняв с себя куртку, жилет и подтяжки, Том обнаружил, что больше ему самому делать ничего не придётся. Ист подпоясал его шейным платком и закатал рукава.
— Не нужно ничего делать, старина, и говорить ничего не нужно, мы сами всё сделаем, а ты береги дыхание и силы для Слоггера.
Тем временем Мартин сложил его одежду и положил у ограды; и вот Том выходит на площадку, готовый ко всему. А вот и Слоггер, он тоже разделся и жаждет драки.
На первый взгляд, силы неравны: Вильямс примерно на два дюйма выше и, пожалуй, на добрый год старше своего оппонента, к тому же у него очень сильные плечи и руки; на это сразу обращают внимание любители — пятиклассники, которые стоят небольшой кучкой за пределами круга, образованного мелюзгой; они с благосклонным интересом наблюдают за происходящим, но ни во что не вмешиваются. А вот ниже он далеко не так хорош: поясница слабовата, а колени и того хуже. Том, напротив, не может похвастаться и вполовину такими сильными руками, как у Вильямса, но зато он в отличной форме весь, с головы до ног, и ноги, пожалуй, его наиболее сильное место. О том, что он в хорошей форме, можно также судить по чистым и ярким белкам глаз и здоровому цвету кожи, в то время как у Вильямса вид довольно обрюзглый, как будто он мало двигается и ест слишком много сладкого. Рефери уже выбран, зрители образовали широкий круг, и противники стоят друг напротив друга, давая нам возможность сделать эти наблюдения.
— Если только Том снизойдёт до того, чтобы использовать ноги и голову, — тихонько говорит Ист Мартину, — то мы выиграем.
Но он, похоже, снисходить до этого не собирается и делает ставку на руки. Бой завязывается жаркий; оба держатся молодцом; удары в быстрой последовательности следуют один за другим; каждый дерётся так, как будто хочет поскорей покончить с этим делом.
— Долго так продолжаться не может, — говорят знатоки, в то время как сторонники обоих дерущихся громкими криками выражают своё одобрение или порицание.
— Спокойней, спокойней, держись от него подальше, пусть он за тобой побегает, — умоляет Ист, вытирая Тому лицо мокрой губкой после первого раунда, пока он сидит на колене у Мартина. Длинные руки Чокнутого, которыми он поддерживает Тома, слегка дрожат от возбуждения.
