— Спасибо, сказала Александра Петровна, — на добромъ словѣ. Уѣхать въ Петербургъ значило бы совсѣмъ насъ покинуть. По крайней мѣрѣ въ Москвѣ, хотя и въ разныхъ домахъ, я буду видѣть тебя всякій день.
— Конечно такъ, сказала Лидія. — Ахъ, Анюта, не оставляй насъ, не забывай, что мы безъ тебя останемся совсѣмъ однѣ.
— Никогда, сказала Анюта, — я васъ не оставлю.
— Завтра я непремѣнно долженъ уѣхать въ Петербургъ, сказалъ генералъ, — но прежде отъѣзда еще разъ я долженъ переговорить съ тобою, милая Анна. Я даю тебѣ цѣлыя сутки на размышленіе. Взвѣсь, мой другъ, мое предложеніе и рѣшись. Повѣрь мнѣ, пренебрегать имъ нельзя. Твоя настоящая сфера Петербургъ и рано или поздно ты будешь блистать тамъ! Лучше раньше, чѣмъ позднѣе! А теперь прощайте, мнѣ пора!
Онъ поспѣшно простился съ сестрами и быстро, гремя шпорами пошелъ по широкимъ, высокимъ гостинымъ. Онъ всегда куда-то спѣшилъ, когда пріѣзжалъ въ Москву. Внѣ Петербурга онъ чувствовалъ себя какъ рыба, которую вытащили изъ воды.
Дѣло идетъ на ладъ, подумала Анюта, уходя на верхъ; она замѣтила, что ея присутствіе раздражало Варвару Петровну и мало оставалась съ тетками.
Генералъ обѣдалъ дома и просидѣлъ съ сестрами до девяти часовъ вечера. Онъ оживленно разсказывалъ имъ петербургскія новости общественныя, политическія и свѣтскія, говорилъ о балахъ, о пышности двора и блескѣ свѣта, объ итальянской оперѣ и чудесахъ искусства въ Эрмитажѣ, ибо узналъ, что Анюта страстная охотница рисовать. Онъ всячески старался прельстить ее изображая петербургскую жизнь. Въ девять часовъ онъ уѣхалъ на вечеръ.
— Такъ какъ же, Анна, сказалъ онъ ей на другой день, улыбаясь.
— Все такъ же, сказала она, тоже улыбаясь.
— Мы рѣшили, что ты лѣто проживешь въ деревнѣ, а зиму…
— Въ Москвѣ, подсказала она, — съ дядей, въ моемъ домѣ. Дядя Долинскій согласится быть моимъ попечителемъ, вмѣстѣ съ вами.
Онъ взглянулъ зорко.
— По закону, сказалъ онъ, ты имѣешь право управлять сама и потому я отказываюсь…
— Нѣтъ, прошу васъ, я ничего не понимаю, слишкомъ молода и управлять не берусь. Прошу васъ попрежнему заниматься моими дѣлами. У меня есть и другая до васъ просьба. Дайте мнѣ денегъ, онѣ мнѣ необходимы для отъѣзда. Я до сихъ поръ никогда не имѣла въ рукахъ ни единаго гроша. Мнѣ не давали даже карманныхъ денегъ. Такъ жить очень скучно… Я чтобы подать въ церковь или бѣдному должна была просить мелочи.
Генералъ взглянулъ на сестру и покачалъ головой укоризненно.
— У нея всего было съ излишкомъ, сказала Варвара Петровна.
— Это правда, подтвердила Анюта, — но теперь мнѣ надо денегъ для жизни въ деревнѣ.
— Несомнѣнно. Нынче вечеромъ ты ихъ получишь, Кромѣ того, тебѣ надо экипажи: карету: коляску, лошадей. Тамъ ничего нѣтъ, тамъ тридцать лѣтъ никто не жилъ. Я прикажу, всё будетъ куплено и исправлено.
— Дядя, сказала Анюта, — я давно желаю ѣздить верхомъ. Мнѣ хотѣлось бы имѣть смирную верховую лошадь, и для братьевъ также. Ихъ двое, и кабріолетъ или панье въ четыре мѣста, для тетушки и сестрицъ.
Генералъ засмѣялся:
— Всё будетъ. Cela ne souffre aucune defficueté!
— Къ чему это верховая ѣзда? дѣло не дѣвичье, сказала Варвара Петровна. — Отецъ никогда намъ этого не дозволялъ.
— Отчего же? Нынче всѣ ѣздятъ верхомъ, а въ Петербургѣ всѣ Высокія Особы. Я считаю que c'est très convenable. Лошадь будетъ смирная. Еще слово: мы все желаемъ, чтобы ты взяла съ собою миссъ, миссъ… какъ ее зовутъ, Англичанку?
— Миссъ Джемсъ; если это вамъ угодно, сказала Анюта, — я съ удовольствіемъ приглашу ее, какъ компаніонку.
— Mais elle est vraiment charmante, сказалъ опять генералъ и подумалъ: «Она, это красоточка уходитъ изъ этого пустаго, темнаго, дома — уходитъ съ формами, а я бы на ея мѣстѣ убѣжалъ безъ оглядки». И онъ сходилъ по ступенямъ широкой лѣстницы напѣвая какую-то бравурную арію.
А Анюта взбѣжала на верхъ, позвала свою горничную, написала телеграмму и отдала ей.
— Послать сейчасъ! сказала она отрывисто.
— Безъ позволенія тетушки я не смѣю, отвѣчала Ѳеня.
— Отнеси къ ней, сказала Анюта.
Варвара Петровна не взяла телеграммы, не взглянула даже на нее и сказала коротко Ѳенѣ:
— Послать.
Телеграмма состояла изъ нѣсколькихъ словъ:
К**. Долинскому.
Я жду васъ всѣхъ въ Москву къ 27 мая, комнаты для васъ взяты въ гостиницѣ Дюсо. Экипажъ будетъ ждать васъ на вокзалѣ. Телеграфируйте день и часъ пріѣзда
Дубровина
Глава VIII
Цѣлыя двѣ недѣли жила Анюта, чувствуя каждый день болѣе и болѣе, что нетерпѣніе увидѣть опять своихъ заѣдало ее. Положеніе ея въ домѣ тетокъ совершенно измѣнилось; изъ ребенка, которымъ управляли Варвара Петровна и миссъ Джемсъ неограниченно, она сдѣлалась вдругъ молодою дѣвушкой, располагавшею своимъ временемъ и отчасти своими поступками. Она писала письма къ дядѣ и Машѣ, получала отъ нихъ отвѣты и никто не дотрогивался до ея писемъ. Она могла посылать Андрея по своему усмотрѣнію и приказать въ домѣ все, что хотѣла. Въ рукахъ ея, думала она, столько денегъ, столько денегъ, что она никогда не сумѣетъ ихъ истратить. Генералъ Богуславовъ прислалъ ей съ управителемъ шесть тысячъ.
Управляющій съ низкими поклонами объяснилъ, что ему приказано отъ опекуна генерала Богуславова доставлять всё немедленно по первому приказанію ея сіятельства. Говоря съ управителемъ, Анюта внутренно была чрезвычайно смущена и робѣла, но употребила всю свою волю, чтобы не обнаружить своего замѣшательства. Это вполнѣ удалось ей, и управитель вынесъ такое впечатлѣніе, что княжна хотя и молода, но видно, что у нея голова и своя воля. Говоритъ вѣжливо, но кратко и опредѣлительно. Да, будетъ настоящая госпожа! заключилъ онъ свои размышленія.
Прошелъ и май, какъ все проходитъ на свѣтѣ, и Анюта получила депешу, что завтра въ десять часовъ утра Долинскій съ семействомъ пріѣдутъ въ Москву.
Анюта встрепенулась какъ застигнутая врасплохъ птичка. Сердце ея забило тревогу, будто она каждый день не ждала этой телеграммы. Она тотчасъ вскочила съ такою живостію, что миссъ Джемсъ удивленно посмотрѣла на нее и не могла не промолвить тономъ дружескаго упрека.
— My dear! my dear!
— Папа пріѣзжаетъ завтра, сказала ей Анюта по англійски. На этомъ языкѣ она всегда звала папочку: папа.
Анюта позвонила.
— Максима, сказала она съ нетерпѣніемь вошедшей Ѳенѣ. — Что же ты стоишь, Максима дворецкаго! Замѣтивъ сама, что говоритъ поспѣшно, Анюта постаралась успокоиться.
Вскорѣ пришелъ и дворецкій.
— Максимъ, сказала ласково Анюта, — завтра въ девять часовъ наймите лучшую карету, слышите, лучшую, съ хорошими лошадьми и лакея, очень хорошаго лакея…
— Развѣ у насъ ихъ мало, ваше сіятельство, сказалъ Максимъ, — что нанимать приказываете.
— Это не мнѣ, Максимъ: дядюшка мой, тетушка и всѣ мои братцы и сестрицы пріѣзжаютъ завтра, и имъ надо на первое время нанять хорошаго лакея. Экипажи надо выслать на Смоленскій вокзалъ, четырехмѣстную карету, коляску и извощиковъ для сундуковъ.
— Ломоваго, ваше сіятельство?
— Ломоваго; какъ знаете лучше, такъ и распорядитесь и чтобы въ девять часовъ для меня заложена была тетушкина карета.
— Слушаю.
Анюта сошла внизъ сіяющая. Тетки тотчасъ замѣтили ея радость и угадали.
— Твой дядя пріѣзжаетъ? спросила у нея Александра Петровна.
— Да, завтра. Я распорядилась экипажами и желала бы, она обратилась къ Варварѣ Петровнѣ, которой лицо омрачилось при извѣстіи о пріѣздѣ дяди, — и желала бы встрѣтить ихъ на вокзалѣ, можно?
— Ты оставляешь насъ, сказала Варвара Петровна сухо, — и выходишь изъ-подъ моей власти, что же спрашивать, дѣлай какъ хочешь. Ты, кажется, птица вольная — еще крылья не отросли, а ужь изъ гнѣзда выпорхнула.
Анюта подумала, что не изъ гнѣзда выпархиваетъ она, а именно въ гнѣздо свое теплое возвращается, но смолчала не желая раздражать тетку, и отвѣчала кротко.
