― Ну-ка… ―Давид пробежался по нему глазами, его брови сошлись у переносицы.
На секунду у меня приоткрылся рот от удивления ‒ все произошло так быстро, что я ничего не успела понять. Но потом внезапно до меня дошло… До меня дошло, что на этот раз задумала эта стерва!
Мне в лицо бросилась горячая кровь.
― Ты сама подделала этот анализ! ― произнесла по возможности невозмутимо.
― Я взяла его с твоей парты, на нем стоит твое имя! Фу, Ларина! Надо будет предупредить ребят, чтобы держались от тебя подальше, а то ты их всех перезаражаешь!
― Ты сама мне его подложила!
Я с трудом удержалась от того, чтобы не вырвать этот лист из рук Третьякова и не швырнуть его в ближайшую мусорку ‒ что-то мне подсказывало, что в этой ситуации спокойствие было лучшей политикой защиты.
Подняв голову, Давид встретился со мной взглядом… и в его глазах я не увидела ничего хорошего. Мое лицо еще сильнее покраснело. Господи… Господи, надеюсь ему хватит ума промолчать? Ведь если он прямо при всех начнет выяснять, правда ли то, что он только что прочитал, это только придаст этой грязной бумажонке дополнительный вес, а слухам, которые начнут ходить обо мне ‒ правдивость!..
Но тут Третьяков смял этот листок в ладонях.
― Это явная подделка. Румянцева, разве я не говорил тебе, чтобы ты оставила Нику в покое?
Я вздохнула с облегчением. Слава Богу, Давид не поверил в эту грязную ложь и отреагировал самым лучшим, самым достойным образом!
― Это не подделка. Но я понимаю, почему тебе хочется в это верить. Надеешься, что ничего не подцепил от нашей королевы красоты? ― улыбнувшись ему нарочито мило и дружелюбно, рыжая развернулась и проследовала к своему столу.
Мажор снова на секунду перевел на меня глаза, в которых по-прежнему не отражалось ничего хорошего… затем засунул этот «тест на ВИЧ» в карман брюк и, так и не сказав мне ни слова, направился к своему месту ‒ звонок должен был прозвенеть с минуты на минуту.
Я тоже села за парту, как и остальные наши одноклассники. Меня все еще слегка трясло от гнева.
― Так ты, выходит, ВИЧ-положительная? ― до меня донесся голос Наташи Цай. ― Уверена, ты знаешь, что теперь с этим диагнозом можно жить практически полноценной жизнью.
Повернув голову, я встретилась с ее фирменным странновато-мрачноватым взглядом.
― Я здорова. Румянцева так мстит мне за проигрыш в конкурсе красоты, ― спокойный тон дался мне с неимоверным трудом. ― Так или иначе, это не касается никого, кроме меня.
― Судя по виду Третьякова, его это тоже касается, ― усмехнулась девушка.
― А вот тебя это в любом случае не касается!
Увы, спокойный тон мне выдержать так и не удалось, и своей реакцией я словно подтвердила, что мне было чего стыдиться.
Весь урок биологии я так и продолжила пылать от злости. И я не знала, на кого злилась больше ‒ на Румянцеву с ее подлыми кознями, на Наташу с ее осуждением, на Давида, который явно отчасти поверил этой клевете… или на саму себя, которую эти сволочи умудрились совершенно вывести из равновесия.
Наконец, прозвенел спасительный звонок, возвещающий об окончании нашей учебы в этой несчастной школе. Собрав свои вещи, я двинулась, было, к выходу из класса, но тут меня остановила чья-то сильная рука.
― Погоди-ка, Ларина.
Обернувшись, я снова встретилась взглядом с Третьяковым… и тут увидела, что его лицо еще сильнее помрачнело.
― Только не говори, что ты поверил в этот бред! ― сразу вошла в оборону я.
― Бред ли? ― прищурил глаза мажор.
― Конечно, бред. Ты же знаешь Румянцеву и помнишь, что она чуть не сделала со мной в день конкурса красоты!
Оглянувшись, парень подождал, пока последние ребята выйдут из помещения и снова посмотрел на меня.
― А еще я знаю тебя. И я скорее поверю в то, что она, и правда, увидела этот анализ у тебя на столе, чем в то, что она каким-то образом умудрилась узнать твое отчество и подделать медицинский документ. Да и какая ей польза от того, что тебя будут считать ВИЧ инфицированной?
― Понятно, какая, она надеется опозорить меня! И что значит это твое, «я знаю тебя»?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
― То и значит, что после тебя мне придется провериться на венерические, ― с силой сжал зубы Третьяков.
Мой рот пораженно приоткрылся. В эту секунду до меня дошел весь смысл его слов… и мне стало трудно дышать от ненависти с отвращением.
― Это после тебя любой девушке нужно срочно проверяться на все, что можно, со всеми твоими телками! ― с трудом проговорила я.
― Ну, а ты, конечно, до встречи со мной была девственницей? Или хочешь сказать, что я был твоим вторым? Точнее третьим, если учесть ту испанскую модель, которую ты трахнула в отеле «Рэдиссон»?
Несколько мгновений я не могла произнести ни слова. На меня навалилось осознание того, что все это время именно так он обо мне и думал… именно такой девушкой меня считал. И ведь я прекрасно знала об этом ‒ ведь Третьяков далеко не в первый раз позволял себе намеки на то, что я девица легкого поведения.
Хуже того, в этот момент на мной овладело четкое понимание того, что все время его ухаживаний, с того самого дня, как он объявил, что хочет меня всю, Давид скрывал свое истинное отношение ко мне, втирался в доверие, чтобы выиграть этот спор ‒ а ведь до этого он долго, очень долго вел себя со мной как последняя сволочь.
И еще хуже… я поняла, сама дала ему реальный повод так думать обо мне, с этим моим распущенным поведением, с этим буйным сексом в его «мерседесе», со всем тем, что я позволяла ему вытворять с моим телом…
Я сделала глубокий вздох, вооружаясь ледяным спокойствием, которое мне сейчас было необходимо как никогда. В конце концов, мне нечего было стыдиться, а если он думал иначе…
― Этот якобы «тест на ВИЧ» мне действительно подкинула Румянцева. Но сделаю настоящий тест, просто для самоуспокоения.
Его лицо разгладилось, и он, было, собирался что-то сказать, но тут я продолжила свою мысль.
― Сделаю, просто чтобы проверить, не подцепила ли я что-то от тебя, Третьяков. И ты сделай ‒ такому, как ты, явно нужно проверяться по нескольку раз в год.
Отвернувшись от него, я направилась к выходу из класса. Но тут, догнав меня, парень, как ни в чем не бывало, закинул руку мне на плечо.
― Пошел в жопу, Третьяков! ― я с отвращением скинула ее с себя.
― Да успокойся ты, ― он тут же обхватил мою талию по своей обычной привычке.
Повернувшись к мажору, я посмотрела ему в глаза и произнесла медленно и четко:
― Отстань от меня.
― Блин, да что с тобой? ― разозлился парень.
Кроме того, что он поверил этой стерве, а не мне, и позволил себе намек на то, что я шлюха? Кроме того, что меня достали наши половинчатые секс-отношения и все связанные с ними сложности? Ничего, абсолютно ничего!..
― Просто катись!
― Да с радостью! ― презрительно бросил мажор.
Развернувшись, он пошел дальше по коридору, больше не прибавив ни слова. Пару секунд я просто смотрела ему вслед, чувствуя, как одна за другой меня захлестывают волны ярости и ненависти.
Потом зашла в ближайший туалет, включила холодную воду. Взглянула на свое отражение в зеркале. На моих щеках все еще алел яркий румянец, губы были красными без всякой косметики, глаза угрожающе сверкали ‒ в них стояли злые слезы.
«Я буду только рада, если на этом между нами все будет кончено! Сволочь, пусть катится ко всем чертям!», гремели мысли в моей голове, и вроде бы я действительно верила им. Но все равно с каждой секундой я чувствовала себя все более и более несчастной. Ведь еще сегодня утром он предложил мне поехать с ним в Италию. И наши отношения, хоть и лишенные искренности, казались… такими настоящими!..
Все так же, продолжая кипеть от гнева, но одновременно с трудом сдерживая слезы, я забрала свою куртку из гардеробной и пошла домой. В моем животе снова возникло ужасное ощущение тоскливой болезненной пустоты ‒ как всегда, когда рядом со мной не оказывалось его…
Но тут ко мне подошел Сашка Перов ‒ у него была какая-то сверхъестественная способность появляться рядом, как только возле меня не оказывалось Давида. Обычно я ничего не имела против, но сегодня совсем не обрадовалась его присутствию.
