— Вы мало спите, Иоганн. Это неправильно, нужно хотя бы иногда отдыхать.
— И это говорите вы?
— Да, и знаю, что говорю. Поедемте со мной к Капуль-Гизайлям.
— А почему бы и нет? — ухватился за предложение гимнет-капитан. — Но только если там не будет Валме, который теперь не Валме…
Они едва успели вскочить. Из кабинета, не замечая ни маршала, ни гимнет-капитана, ни дверей, вывалился офицер с красным лицом. Добежал до камина, остановился, повернулся через правое плечо и кинулся вон.
— Найдите мне Окделла! — рявкнул с порога позабывший о положенных по этикету боданиях и ляганиях Альдо. — Робер, заходи и закрой дверь. Покрепче. Выпьешь?
— Нет. Голова…
— Вечно забываю, что ты у нас калека. Положеньице… Если не выпью, точно кого-нибудь казню, но без компании лакают только пьяницы, а с подданными короли не пьют. Только с друзьями…
— Сейчас найдут Окделла.
— Когда он войдет, держи меня крепче… Леворукий знает что такое! Хороший ведь мальчишка — смелый, верный, — а за что ни возьмется, хоть плачь! Дора, Придд с Алвой, а теперь опять…
— Что опять? — не понял Робер и, воспользовавшись паузой, торопливо вставил: — Карваль не мог ждать, пока ты освободишься, и доложил мне. Мародеры грабят негоциантов, везущих в город товар.
— Пусть вешает, — распорядился Альдо; его голова явно была занята другим.
— Он так и делает.
— И прекрасно. Сегодня я слушать твоего коротышку не в состоянии, к тому же он справляется. Я начинаю понимать бастарда, искавшего генералов среди всякого сброда. Карваль пока ничего не провалил, не то что эории…
— Да что случилось-то? — не веря своим ушам, спросил Робер. Сюзерен не ответил, он сосредоточенно рвал какие-то бумаги. Эпинэ подавил зевок. В седле и на улице сонная одурь проходила, вернее, отступала, но стоило оказаться в тепле и сесть, как сон с упорством сварливой жены требовал своего. Оставалось не рассиживаться и тонуть в шадди, хотя от него уже с месяц как ломило сердце. Ничего, до подхода Дорака хватит…
— Не хочу говорить, пока не разберусь. — Альдо отшвырнул обрывки, исписанные клочки снежными хлопьями усеяли темно-красный ковер. — Вот уж не думал, что расстроюсь из-за этого тюфяка… Закатные твари, а ведь все из-за тебя! Если б ты довел дело до конца… Карваль, тот бы довел!
— Так кто виноват — я или Дик? — почти равнодушно уточнил Робер.
— Я! — рявкнул Альдо, и Робер понял, что спит и видит прекрасный сон. — Нечего было посылать вас туда, где нужны псы, а не вепри с иноходцами. В армии ты хорош, но палач из тебя никудышный. Даже хуже, чем судья.
— Не спорю. — Никудышным палачом быть можно. Никудышным королем — нет, только может ли король не быть палачом? Эрнани Святой боялся неправедных приговоров, как чумы, но казнили и при нем.
— Надо было поставить у эшафота твоего чесночника, — буркнул сюзерен и потер переносицу, — скольких бы пакостей избежали!
Робер пожал плечами. Никола точно так же бы взял под стражу нагрянувшего Алву и остановил казнь. Вот Люра, тот бы не церемонился, но из одного негодяя получилось двое. Очень смирных.
— Повелитель Скал к его величеству!
Дик возник на пороге и улыбнулся. Чуть ли не в первый раз после надорских известий. Траур Окделл не носил, и Робер мальчишку понимал — горе напоказ выставляют либо рабы приличий, либо те, у кого вся боль уходит в одежду. И еще траур может быть маской, но сын Эгмонта не сын Спрута. Он вряд ли научится врать.
— Садись, — хмуро велел сюзерен, и улыбка Ричарда погасла, сменившись ожиданием очередной беды. — Я не удосужился расспросить тебя про Багерлее. Ты ведь уже был там?
— Конечно. — Дик покосился на Робера, и Иноходец понял, что Повелитель Скал не преминул заглянуть к Штанцлеру. Привязанность к старой гадине не удалось вытравить даже Альдо, хотя тот и старался. Сейчас будет еще хуже. После гибели родных Дикон вцепится в отцовского друга, и ведь не запретишь! Супрему положено посещать узников. Разве что сюзерен вмешается…
— Докладывай.
— Нужно отвести воду, — не очень уверенно начал свежеиспеченный супрем, — иначе может осесть стена. Нуждаются в ремонте храм и крыло Людовика. Комендант жалуется на поставщиков…
— Ты видел Оллара? — перебил Альдо. — Как ты его нашел?
— Видел. — Подозрительность на молодом лице сменилась гадливостью. — Ничтожество!
— Я хочу знать, о чем вы говорили. Подробно.
— Я спросил, нет ли у него жалоб и просьб, — опустил глаза Ричард. — Оллар сказал, что нет.
— Сколько времени вы проговорили?
— Недолго.
— Сколько?
Ричард нахмурился, как хмурятся, собираясь соврать, очень честные люди. Потом вскинул голову и, глядя Альдо в глаза, признался:
— Мы говорили около четверти часа. Я…
Дурачок не хотел говорить при посторонних, и Робер поднялся.
— Сядь! — бросил Альдо. — Тебе еще с кузиной объясняться, так что слушай… Дикон, что ты наговорил Фердинанду Оллару?
— Он жаловался? — Лицо Ричарда стало красным. — Левию? А тот… Тот рассказал Катари… не?
— Тот, кто ни на что не годится, только и может, что жаловаться. — Альдо взял две украшавших стол фигурки человекобыков и столкнул лбами. — Дикон, скажи наконец, о чем вы говорили.
— Спроси у кардинала! — с ненавистью произнес Дик. — Этот расскажет. Окделлы не доносят даже на жаб…
— Герцог Окделл, не забывайся! — неожиданно резко прикрикнул сюзерен. — Ты к Фердинанду не в гости ходил, ты навещал его как супрем. И как супрем обязан доложить об обстоятельствах вашей встречи. Истинные Боги, Дикон, я могу положиться на тебя хоть в чем-то?
— Я предложил Оллару написать письма… Тем, кто нас не признает из-за этого хомяка! Из-за того, что он…
— Ну и кто тебя об этом просил? — Человекобыки полетели в стороны и замерли на ковре пародией на чей-то герб. — Оллар отрекся раз и навсегда! Его письма означали бы, что его считает королем не только спятивший Савиньяк, но и мы.
— Он все равно не написал. — Раскрасневшийся Дикон так и не опустил глаз. — Он сказал, что королем станет Ноймаринен.
— Изумительно… Этот мешок выразился именно так? Постарайся вспомнить дословно.
Ричард закусил губу. Ему не хотелось вспоминать, но честность родилась раньше Окделлов. Айри была такой же. Сероглазая влюбленная девочка, погибшая во имя даже не любви, ее призрака…
— Оллар сказал, что его отречение имеет силу, — в последнее время брат все сильней напоминал сестру, это становилось страшным, — и что Талиг останется, хотя сам он этого не увидит… Если мы убьем Алву, королем станет Ноймаринен или кто-то из его детей… Жена Ноймаринена, она ведь принцесса…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
