Однако в то же время проводилась индустриализация промышленности, начиная с широко развернувшегося строительства железных дорог и перехода их под государственный контроль. В 1882—1886 годах было принято первое рабочее законодательство в России, с которого начались ограничения эксплуатации трудящихся.
При Александре III именно благодаря наиболее целесообразной в подобных случаях политике «кнута и пряника», некоторым послаблениям в экономической сфере и жестокому полицейскому режиму Российская империя смогла расправиться с революционным движением. Даже страшный голод 1891 — 1892 годов и эпидемия холеры не поколебали устоев государства. Голодные и холерные бунты, вспыхнувшие в отдельных губерниях, были быстро подавлены.
…Общественный организм, достигнув относительного совершенства и стабильности, продолжая усиливать свой потенциал без принципиальных изменений государственного устройства и внутренней политики, обречен на кризис. Его закостеневшая структура не может долго противостоять разнообразным процессам, происходящим вокруг и в нем самом.
Так может продолжаться сравнительно долго (по нашим обыденным меркам). Но когда противоречия накапливаются годами, в конце концов происходит революционный взрыв. (Этот закон завершающей фазы «совершенства и кризиса» характерен для любых сложных развивающихся систем — материальных и духовных, интеллектуальных.)
ИСТОРИЧЕСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА
Если бы Александр III продолжил либеральную политику отца и оставил у власти Лорис-Меликова (под руководством которого была полностью разгромлена террористическая организация), то судьба России могла сложиться иначе. О возможности такого «альтернативного пути» после убийства императора Александра II говорили выдающийся русский философ Владимир Соловьев и великий писатель Лев Толстой.
…28 марта 1881 года в Кредитном обществе состоялась вторая лекция Владимира Соловьева о просвещении в России. Он прежде обещал не касаться политики, но не выдержал и сказал: «В своем политическом вожде народ русский видит не представителя внешнего закона, как чего-то самостоятельного, а носителя своего духовного идеала… Но если царь действительно есть личное выражение всего народного существа, и прежде всего, конечно, существа духовного, то он должен твердо стоять на идеальных началах народной жизни…
Настоящая минута предоставляет необычайный дотоле случай для государственной власти оправдать на деле свои притязания на верховное водительство народа. Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить… Пусть царь и самодержец России заявит на деле, что он прежде всего христианин, а как вождь христианского народа, он должен, он обязан быть христианином».
Полковник Генерального штаба Андреев донес об этом высказывании градоначальнику генерал-майору Н.М. Баранову и подчеркнул, что было на лекции более тысячи человек. Баранов доложил о случившемся Лорис-Меликову (он еще оставался министром внутренних дел), а тот — царю, предлагая не принимать строгих мер взыскания.
Тем не менее философу запрещалось впредь до особого разрешения произносить публичные речи.
А еще в середине марта того же года Лев Толстой написал царю о страшном искушении отомстить смертью за смерть своего отца, по закону Ветхого Завета, а не по заповеди Иисуса Христа: «Вы сделаете величайшее дело в мире, поборете искушение, и Вы, Царь, дадите миру величайший пример исполнения учения Христа — отдадите добро за зло».
Его письмо было очень обстоятельное и убедительное, хотя и немного сбивчивое, что объясняется сильным волнением писателя. Он уверял: руки царя-христианина должны быть чисты от крови, пусть даже преступников, и просил не подписывать смертных приговоров. Страшно трудно отвечать на зло милосердием. Но если действительно таков закон Бога — надо его исполнять. Тогда будет польза всем.
Наступил момент — первый и единственный, когда надо сделать решительный выбор. Уже не раз воздавали злом за зло — и всё безрезультатно. Надо испытать другой путь, завещанный Иисусом Христом. Против их идеала, который не уничтожишь, убив несколько человек, нужен идеал более высокий, включающий их идеалы.
«Хотя я даю себе отчет, — писал Толстой, — что это с моей стороны лишь презумпция и безрассудство просить Вас, Императора России и любящего сына, простить убийцам Вашего отца и, несмотря на давление Вашего окружения, ответить добром на зло, я осмеливаюсь настаивать на этом».
Великий князь Сергей Александрович, младший брат царя, положил это послание Толстого на письменный стол Александра III, который написал на полях письма: «Надеюсь, что никто больше не посмеет отправить мне подобное ходатайство, и я обещаю вам, что все они будут повешены».
Вышло так, что два выдающихся мыслителя России не смогли переубедить царя, который руководствовался мнением начитанного, но посредственного и лишенного творческой потенции «умника» Победоносцева. Лев Толстой написал философу и публицисту Н.Н. Страхову: «Победоносцев ужасен. Дай Бог, чтобы он не отвечал мне и чтобы мне не было искушения выразить ему мой ужас и отвращение перед ним… Молодец Соловьев».
А Победоносцев в письме царю 30 марта посетовал: «Люди так развратились в мыслях, что считают возможным избавление осужденных преступников от смертной казни… Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые козни. Ради Бога, Ваше Величество, — да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности!» (Можно подумать, что Толстой был «менее русским», чем этот юрист и высокопоставленный чиновник.)
15 июня Победоносцев ответил графу Л.Н. Толстому: «В таком важном деле все должно делаться по вере. А, прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная другая, и что наш Христос — не Ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления».
Надо заметить, что убить безоружных, связанных людей, включая хрупкую женщину, ворсе не означает действий мужа «силы и истины». Тем более что в опровержение его лукавой формулировки в письме царю эти люди в любом случае не были бы выпущены на свободу, а потому не могли теперь причинить кому-нибудь зла. Да и милость-то была бы невелика: политические осужденные на пожизненное заключение в Петропавловском каземате обычно не могли прожить и двух лет.
…1 марта 1887 была арестована группа П.Я. Шевырева, в которую входили А.И. Ульянов, П.И. Андреюшкин, В.Д. Генералов, B.C. Осипанов и др. Это была террористическая фракция партии «Народная воля», готовившая покушение на царя. Ее программу Александр III прочитал. Вот ее фрагменты:
«Когда у интеллигенции была отнята возможность мирной борьбы за свои идеалы и закрыт доступ ко всякой форме оппозиционной деятельности, то она вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть к террору. (Фраза подчеркнута императором с пометой на полях: "Ловко!")
Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь… Реакция будет усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические факты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным». (Вторая половина фразы подчеркнута императором с записью на полях: "Самоуверенности много, отнять нельзя!")
Революционеры требовали предоставить «свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной». Пятеро упомянутых выше потенциальных юных террористов были повешены на этот раз не публично, а в Шлиссельбургской крепости 8 мая 1887 года. Это уже была акция устрашения со стороны царя, боявшегося террористов. Такая казнь — только за подготовку покушения — это даже не воздать злом в ответ на зло. И словно какими-то тайными путями исторической судьбы в октябре 1917 года власть в стране взяла партия, руководимая младшим братом Александра Ульянова — Владимиром Лениным.
Александр III упорно и жестоко проводил государственный террор против политических террористов. Результаты были трагическими для Российской империи. Если о результатах «альтернативного пути» можно только предполагать, то избранный путь вел царскую власть, как оказалось, в пропасть.
После убийства министра внутренних дел Плеве в июле 1905 года царское правительство пошло (не слишком ли поздно?) на либеральные уступки. Политический террор доказал свою эффективность. А.А. Лопухин (1864—1928) — директор Департамента полиции в 1903—1905 годах, осужденный в 1909 году за подтверждение догадки В.Л. Бурцева о провокаторе Азефе на 4 года поселения в Сибири — в своих воспоминаниях писал:
