Когда Элинор снова пришла в себя, то уже лежала в постели. Ее левая рука была горячая и словно деревянная. А вместо красивого свадебного платья на ней была ночная рубашка. По свету за окном она определила, что день клонился к вечеру.
Элинор в панике сбросила с себя одеяло. Ведь сегодня — день ее свадьбы! Почему Мейгдлин или Изабелла не разбудили ее? Она мечтала о свадьбе. Толпа гостей, королева… И великолепный Харт в своем тартане.
Элинор села, но у нее тут же закружилась голова, и она упала на подушки. Сделав несколько глубоких вдохов, она снова приподнялась, на этот раз — осторожно. И только сейчас она обнаружила, что ее левая рука плотно забинтована от запястья до плеча.
Элинор в удивлении уставилась на повязку. Теперь-то ей стало ясно, почему рука была как чужая.
Но тут боль в руке развеяла туман сна, и Элинор все вспомнила. Она, уже замужняя дама, вместе с Хартом шла по залу, когда в окно вдруг ворвался мальчишка в ливрее подручного конюха и выхватил пистолет. Она в ужасе оттолкнула Харта в сторону, и пуля, должно быть, попала в нее. А потом они с Хартом оказались на полу…
Элинор подняла руку — и вскрикнула от жуткой боли. И тут же раздались приближавшиеся шаги Мейгдлин.
— Миледи, как вы? Вам дать настойку опия? Сейчас принесу.
— Нет, не надо. — Элинор снова легла, стараясь больше не делать резких движений. — Я не хочу спать. Где Харт? Все ли с ним в порядке?
— Его светлость у себя, в кабинете, миледи. Он жутко орал. Констебль увез мальчишку с пистолетом, хотя его светлость велел ему не делать этого. И теперь его светлость грозится уволить его, если не вернет мальчишку назад. Но констебль говорит, что отвечает перед магистратом[1], и теперь его светлость требует сюда еще и магистрата. А гости не знают, что делать. Примерно половина из них уже разъехались. Остальные же остаются здесь на ночь. В общем — настоящий бедлам, — радостно добавила Мейгдлин. — Да, а его светлость прямо-таки сходит с ума из-за вашего ранения. Он совершенно не в себе.
— Пуля задела руку. Теперь я вспомнила, — пробормотала Элинор.
Мейгдлин сделала большие глаза.
— Нет, ваша светлость! Она прошла насквозь. Доктор говорит, вам повезло, что она не застряла в кости и не порвала все ваши кровеносные сосуды. Прошла чистенько насквозь и вышла с другой стороны. Доктор говорит, что если бы вы не отклонились немного, то пуля угодила бы прямо в сердце.
— О!.. — Элинор снова взглянула на свою руку. Очевидно, пистолет оказался слишком тяжелым для парня, и он не сумел хорошо прицелиться. — А что с моим платьем? Оно не…
Элинор прикусила губу. Представив пену кружев, она испытала боль утраты. Ведь платье было такое красивое… И они с Хартом даже не успели сняться для свадебной фотографии.
— Их милости теперь трудятся над ним, — ответила горничная. — Леди Камерон говорит, что платье вам еще понадобится.
— Скажи им, что со мной все будет хорошо и что они должны спасти платье. А теперь помоги мне надеть халат. Я хочу спуститься вниз, чтобы поговорить с моим мужем.
«Мой муж». Как легко эти слова сорвались у нее с языка.
— Но его светлость говорит, что вы не должны вставать. Ни в коем случае.
— Его светлость излишне уверен, что я стану подчиняться его приказам. Помоги же мне.
Лицо Мейгдлин осветилось солнечной улыбкой.
— Да, ваша светлость!
Магистрат в конце концов сдался под натиском Харта. Здоровенные слуги Харта — из бывших боксеров, — а также констебль и Феллоуз доставили юношу обратно в Килморган и привели в кабинет герцога.
Констебль бросил парня на стул перед письменным столом. Это был очень удобный стул с мягким сиденьем, предназначенный для важных гостей хозяина кабинета. Со стен огромной комнаты смотрели предки Маккензи, и все они, как и Харт, были облачены в сине-зеленую шотландку. Казалось, взгляды этих суровых людей сверлили парня, и тот невольно поеживался.
Харт, стоявший у стола, смотрел на юнца столь же пристально; он все еще полыхал яростью и гневом. Увидев кровь и падающую Элинор, Харт испытал ужасное чувство беспомощности, пережить которое снова не хотел бы ни за что на свете. «Неужели я и ее потеряю, как потерял когда-то Сару и Грэма?» — промелькнуло у него в те мгновения.
Этот наемник был совсем еще ребенком, мальчишкой лет тринадцати-четырнадцати, не более. У него было чистое белое лицо с почти прозрачной кожей — признак принадлежности к кельтским племенам северной Ирландии и Гебридов. А его ярко-голубые глаза были полны ужаса.
Харт молчал; он давно обнаружил, что молчание — отличное оружие. Принуждение человека к ожиданию и неизвестности давало преимущество с самого начала.
Прошло несколько минут, и герцог наконец произнес:
— Назови свое имя.
— Он его не назовет, — сказал констебль, стоявший в дальнем конце комнаты. — Не назовет, даже если его ударить.
Харт не обратил на эти слова внимания.
— Как тебя зовут, парень?
— Дарраг, — прозвучал слабый скрипучий голос с характерным акцентом.
— Ты ирландец?
— Erin go bragh[2].
Харт подтащил к столу стул, стоявший у окна, и, усевшись, проговорил:
— Парень, в этой комнате нет фениев. И нет никого из тех мальчишек, с которыми ты рос, а также тех людей, которые втянули тебя в это дело и дали оружие. Так что в настоящий момент между тобой и констеблем — и моими людьми, которые, не сомневаюсь, сгорают от желания сделать из тебя котлету, — есть только я.
Отчасти преодолев свой страх, мальчишка презрительно усмехнулся.
— Я их не боюсь, — заявил он.
— А зря. Мои люди — бывшие мастера бокса и кулачного боя, лучшие в Британии. Большинство из них дерутся без перчаток и не особенно беспокоятся о правилах. А матчи, в которых они участвовали, не всегда были законными.
Дарраг немного смутился, но все же проговорил:
— Ты заслуживаешь смерти.
Харт пожал плечами:
— Многие так думают. Некоторые хотят видеть меня мертвым, потому что слишком долго ненавидят мою семью. Да, должен признать, что врагов у меня больше, чем друзей. Но почему ты считаешь, что я заслуживаю смерти?
— Все вонючие англичане заслуживают смерти, пока ирландцы не станут свободными.
— Но я не англичанин…
— Да, ты не англичанин. Но ты убрал единственного англичанина, выступавшего за нас, ты разнес в пух и прах его гомруль.
— Разве, парень? А расскажи-ка, в чем заключался билль о гомруле?
Мальчишка облизнул губы и отвел глаза.
— Это сейчас все равно ничего не значит.
— Выходит, тебе даже никто не удосужился объяснить это, да? Просто сунули в руки оружие и сказали, что будешь драться за Ирландию? А ведь суть гомруля уже несколько лет ежедневно освещается во всех газетах. В них есть все, что тебе нужно знать. — Харт дождался, когда Дарраг поднимет на него глаза и спросил: — Но ты не умеешь читать, верно?
