Ибо Гавейн уже скакал в Бретань. Артур счел разумным призвать к себе племянника, ныне восстановленного в рядах Сотоварищей, дабы тот поучаствовал в развитии событий. Ожидаемая битва свелась к жалкой карательной стычке с шайкой разбойников; впрочем, присоединиться к Артурову отряду Гавейн опоздал. Так что теперь, обсуждая с Хоэлем состав объединенного посольства, Артур предложил включить в него и Гавейна. Поскольку сам Хоэль поехать не мог, а Артур предпочел от личного участия воздержаться, требовался хоть один представитель королевского дома, дабы придать посольству веса.
Хоэль, хмыкая и фыркая в бороду, повел глазами в сторону нахмурившегося Мордреда и неверно истолковал выражение его лица, откашлялся, собираясь заговорить, но Артур, заметив обмен взглядами, поспешно вмешался:
— Нет, только не Мордред. Да, выбор напрашивается сам собой, но он нужен мне в другом месте. Если я останусь здесь, пока все не уладится, тогда ему придется вернуться в Великую Британию вместо меня. Королева и совет — лишь временная замена, не более, а решать дела насущные и важные должно облеченному большей властью, нежели они.
Артур обернулся к сыну.
— И это после всех моих разглагольствований? Тоже мне, заново пройти обучение! Походил на веслах в лагуне да зарубил разбойника-другого! Мне очень жаль, Мордред, но доставленное сегодня послание не оставляет мне выбора. Ты поедешь?
— Как прикажете, сир. Разумеется.
— Тогда поговорим позже.
И король вернулся к беседе.
Мордред, испытавший одновременно разочарование и восторг, тем не менее остался глубоко озадачен. Что за неотложное дело вынуждает короля изменить планы? Не далее чем вчера Артур говорил о том, чтобы отослать с посольством его, Мордреда. А теперь поедет Гавейн. В разумности такого выбора принц весьма сомневался. Его сводный брат плывет через море в надежде повоевать; оказавшись в составе мирной депутации, он будет глубоко обескуражен, а то и разозлится не на шутку. Но Артур, похоже, сомнений не испытывал. Отвечая на расспросы Хоэля, он утверждал, что в недавней истории с королевой Морганой, и во время последних месяцев на Оркнеях, и, наконец, уже тем, что в отношении Бедуира, убийцы Гарета, Гавейн проявляет известную сдержанность, племянник показал, что отчасти научился-таки владеть собой, так что приключение в заморских краях — пусть всего лишь дипломатическая миссия — станет для него своего рода наградой.
И здесь Артур — уж такова, верно, была его судьба в сношениях с Моргаузиным выводком, ее плотью и кровью, — глубоко заблуждался. В это самое время корабль уже приближался к бретонскому берегу, а Гавейн и его юные приспешники деловито начищали оружие и доспехи и радостно толковали о грядущих битвах.
Позже, пожелав Хоэлю доброй ночи, Артур увел Мордреда к себе в покои для обещанной беседы.
Разговор был долгий и затянулся далеко за полночь. Сперва король заговорил о сообщении, заставившем его изменить планы. То было письмо от королевы. В подробности она не вдавалась, но жаловалась, что ее положение, день ото дня становясь все более сомнительным, изрядно тяготит ее. Герцог Константин, перебравшись в Каэрлеон вместе со своим отрядом рыцарей, объявил о намерении обосноваться в Камелоте, «как то и подобает управителю Верховного королевства». Королева послала к нему гонца, заклиная не выходить из воли Артура, но ответил он «несдержанно и резко».
«Я страшусь последствий, — писала Гвиневера. — Мне уже сообщили, что в Каэрлеоне, вместо того чтобы предоставить свои силы в распоряжение совета, герцог Константин говорит и действует как владыка, управляющий от своего имени, или как единственный законный представитель верховного короля. Милорд Артур, я всякий день жду вашего возвращения. И живу в непрестанном страхе при мысли о том, что произойдет, если с вами или с вашим сыном случится недоброе».
По прочтении письма Мордреду уже не терпелось отправиться в путь. Он не стал разбираться в своих чувствах к герцогу Константину; ни времени, ни желания у него на то не было. Довольно и того, что этот человек ведет себя так, словно у Артура нет единокровного сына, не говоря уже о кровном родиче Гавейне, сыне сводной сестры. И, как и говорил Артур, рассказы о некоторых деяниях Константина не предвещали для королевства ничего доброго. То был правитель суровый и жестокий, и испуганный тон письма не вызывал удивления.
Все сожаления, что при иных обстоятельствах испытывал бы Мордред, покидая короля, теперь развеялись сами собой. Эго регентство, пусть и недолгое, станет для него исполнением давней мечты, испытательным сроком, в течение которого он будет единовластно управлять королевством. Молодой человек не сомневался: стоит ему, Мордреду, снова оказаться в Камелоте, во главе личной охраны короля, как Константин откажется от всех своих заносчивых притязаний. Возвращение Мордреда, обладателя королевских полномочий и королевской печати, все расставит по местам. «А здесь ты найдешь мой мандат, дающий тебе право собрать армию, какую сочтешь нужным, дабы поддержать мир дома и подготовить подкрепление на случай неприятностей здесь».
Так они беседовали, всецело доверяя друг другу, а ночь близилась к исходу, и будущее, сокрытое за облачной завесой настоящего, казалось столь же ясным и безмятежным, как рассвет, неспешно заливающий позолотой край моря за окном. Если бы в смутном сумраке через комнату проплыл призрак Моргаузы и нашептал им о судьбе, предсказанной столько лет назад, они бы только посмеялись, следя, как фантом уносится прочь вместе с отзвуком их хохота. И однако сойтись вместе иначе как врагам довелось им в последний раз.
Со временем король вернулся к теме посольства. Хоэль возлагал большие надежды на успех задуманного, но Артур подобной уверенности не испытывал, хоть от кузена это и скрывал.
— До сражения дело еще, возможно, и дойдет, — говорил король. — Квинтилиан служит новому господину и сам пока что испытательного срока не прошел; и хотя об окружении его я знаю немного, подозреваю, что он побоится уронить свою репутацию в глазах помянутого господина, вступив в переговоры с нами. Ему тоже нужно продемонстрировать силу.
— Опасное положение. А почему вы сами не едете, господин?
Артур улыбнулся.
— Это тоже вопрос престижа, если угодно. Если я поеду в качестве посла, войска я с собой взять не смогу, а если посольство потерпит неудачу, тогда к неудачникам причислят и меня. Здесь, в Бретани, я лишь сдерживающее орудие, не орудие войны… Я не могу допустить, чтобы видели мой провал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
