Эх ты, дурак. Посмотри вон, в ближайшую витрину, на свое отражение. Неужели не видишь, что ты сам себя обманул?
Засаленный осторожно приблизился, шмыгнул носом и спросил:
– Это вы такси заказывали?
– Да, – сказал Кирилл. – Иди, жди в машине. Я сейчас.
Глава 4
Первое января
– Я не люблю тридцать первое декабря, – сказал Мудвин. – Я люблю первое января. Лучший день в году – это первое января. Особенно круто было в детстве. Ты – маленький, раньше всех спать лег, и вот: первого числа просыпаешься, везде тишина, взрослые храпят, квартира в разрухе, а на кухне – полный стол недоеденной жратвы! Ложку берешь – и оливье, прямо из тазика, с черным хлебом...
– О боже, – сказала Мила и зевнула. – Умеешь ты, Мудвин, рассказывать – я только что поела, и опять хочется.
– Да, – сказала Монахова. – Я то же самое хотела сказать, но постеснялась.
Мудвин вежливо улыбнулся.
– Вы, Маша, не стесняйтесь. Стеснять себя вредно для здоровья. Говорите, что хотите, ведите себя естественно. И тогда, – он поднял лицо к потолку, – великая энергия ци будет свободно течь через ваше стройное тело.
– Тогда я спрошу, – объявила Маша, несколько порозовев от комплимента. – Стесняюсь, но спрошу. Что такое «Мудвин»?
Мудвин улыбнулся еще более вежливо.
– Мудрый Гудвин, – ответил он. – Сокращенно – «Мудвин». Кстати, там чей-то телефон звонит.
– Это Бориса телефон, – сказала Мила. – Сейчас его товарищ приедет. Кирилл такой. Ты его не знаешь. Хочет лично поздравить. Только, по-моему, это будет трудно.
Монахова засмеялась.
– Не просто трудно, – сказала она. – Невозможно. Горчаков храпит, аж стекла дрожат... Один вы, уважаемый Мудвин, с первыми петухами на ногах. Да еще бегать отправились. Я раньше и не знала, что такие мужчины остались. Первого января в семь утра по зимнему лесу бегать...
– Господи, – сказал Мудвин. – Лес, воздух, снег, солнце, Новый год – чего ж не побегать?
Мила взъерошила Мудвину волосы.
Он ей всегда нравился. Идеальный лучший друг любимого мужа. Такой не поведет по бабам, не втянет в неприятности, – наоборот, сам из любых вытащит.
– Не приставай к нему, – велела она Монаховой. – Он у нас этот, как его... – она рубанула воздух ребром ладони, – сэнсэй, поняла? Черный пояс.
– Ого, – сказала Маша. – А по нему не скажешь.
– Прекратите, девушки, – сказал Мудвин. – Ерунда это всё. Пояс нужен, чтоб штаны не сваливались.
– Люблю скромных мужчин, – пробормотала Маша. – Слушайте, сэнсэй, а вы знаете японскую чайную церемонию?
– В общих чертах, – ответил Мудвин, разливая по чашкам заварку. – Только это тоже ерунда. Если вы, уважаемая Мария, хотите выпить чаю – просто наливайте и пейте. Без всяких церемоний.
Маша посмотрела в окно и очаровательно испугалась – чуть более очаровательно, чем обычно; специально для Мудвина, догадалась умная Мила.
– Там кто-то идет.
– Это он и есть, – сказала Мила, выглянув. – Бориса друг. Кирилл. Калитку на ночь не закрыли, он и вошел.
– Он что же, пешком приехал?
– Не знаю. На такси, наверное. Он не водит машину.
– Черт, – сказала Монахова. – А такие люди еще бывают?
– И не такие бывают, – деловито пробормотала Мила. – Пойдем, впустим человека.
Как обычно, Кирилл поздоровался мягко и негромко и стоял на крыльце, не делая попыток войти, пока Маша, на правах хозяйки, специально его не пригласила. Щуплый неяркий мужчина, внешности странной и даже почти отталкивающей – лицо круглое, нос маленький и острый, глаза за очками, – но Мила познакомилась с ним почти полгода назад, давно составила полное мнение и знала: он возьмет свое, когда начнет говорить.
– Хороший дом, – благожелательно произнес он, оглядываясь.
– Спасибо, – ответила Монахова. – Жаль, не мой. Родня уехала за границу, а я присматриваю.
– Ага, – сказал визитер, снимая пальто и поправляя перед зеркалом отменный узел отменного галстука. – Ну, дам я вижу. А джентльмены?
Костюмчик, впрочем, вполне бюджетный, подумала Мила.
– Слушайте, мне неловко, – сказала она, – но... Борис еще спит. Сейчас пойду разбужу.
Гость активно замахал руками, понизил голос до шепота:
– Ни в коем случае! Не вздумай! Я на минуту.
– На минуту или нет – хватит им уже валяться.
– Вы присаживайтесь, – предложила Маша. – Хотите чая?
– Пожалуй, – ответил Кирилл после небольшого энергичного раздумья, как будто это было очень важно. – Только, Людмила, я тебя прошу: не буди его. Пусть спит. Это грех большой, человека спящего будить. Я оставлю подарок и уеду; дел куча. Так будет даже красивее: парень проснется, а вы ему – «приходил Дед Мороз, подарочек притаранил...»
Визитер поддернул брючины и сел прямо у двери на краешек стула.
– А разбудишь – обломаешь, – продолжил он, глядя поверх очков. – Сама подумай: он просыпается, голова болит, первый день нового года и даже нового десятилетия, хочется в постели полежать, о жизни поразмышлять, о любви... А тут к нему врываются и кричат: вставай, к тебе пришли! И вот он, вместо того чтобы не спеша принять ванну или, например, снегом обтереться...
Мила засмеялась.
– Ну, вы о нем слишком хорошо думаете. Снегом – это вряд ли.
Гость опять осмотрелся, с вежливым любопытством, и строго ответил:
– Я Бориса знаю двадцать пять лет. Он самый лучший парень на белом свете. Попомни мое слово: он проснется и пойдет обтираться снегом.
Из кухни бесшумно вышел Мудвин, протянул руку.
– Олег.
Гость встал, пожал, всмотрелся и просиял.
– Олег! Я вас знаю. Вы – Брянцев, да? Второе место на первенстве Москвы. Две тысячи третий год.
– Это было давно, – ровным голосом ответил Мудвин.
– Вы были хороши, – сказал Кирилл.
– Он и сейчас хорош, – вставила Монахова.
– Охотно верю, – кивнул гость и перевел взгляд на Милу – она едва успела опустить глаза.
Очень забавный тип. Когда молчит – почти уродец. Маленький, шея тонкая, жилистая, хрящеватые уши торчат, и нос. А произнесет фразу, другую, третью – и преображается: умные глаза блестят, голос хриплый, вкрадчивый, но вкрадчивость не липкая, не опереточная, как у соблазнителей, а здоровая юмористическая вкрадчивость человека, которому нравится беседовать с ближними.
Умеет говорить. А еще больше умеет слушать.
Он вытащил из внутреннего кармана конверт, протянул.
– Передашь Боре. Это мой подарок.
– Пойдемте, наверное, на кухню, – предложила Маша. – Там теплее. Дом большой, в сильный холод плохо топится.
Гость кивнул, встал и принял особенную позу, словно хотел сказать что-то старомодное, типа «как вам будет угодно, сударыня» – но не сказал. На кухне молча примостился с краю, сел ровно, ладони положил на стол.
– Вам с сахаром?
– Чай? Э-э... ну, да, наверное. Хотя... – он задумался. – Нет. Без сахара, и покрепче. Спасибо.
Он вздохнул, приязненно посмотрел на Мудвина, на Милу с Машей, на батарею пустых бутылок вдоль стены.
– Молодцы. Уважаю. Новый год на природе, прекрасный дом, тишина, умиротворение, камин горит, сидят люди красивые, пьют вино красное – вот как надо жить! Я вами восхищаюсь, ребята. Так и живите.
– А вы не так живете? – спросила Маша, двигая к гостю блюдо с конфетами.
Гость усмехнулся.
– Нет. Я, извиняюсь, старый задрот. Я так не умею. Борис мне друг, я его люблю, но таких, как он, у меня еще несколько человек, хороших товарищей, и мне сегодня всех надо объехать, лично поздравить, подарки раздать... Я старше вас, я более гнилой, я всё время боюсь, что меня забудут, не позовут, не предложат чего-то. Боюсь перестать быть нужным.
– Прекратите, – велела Маша. – Вы на себя наговариваете. Оставайтесь с нами, выпейте вина. Проснутся наши мужики – поедем кататься на снегоходе, потом шашлыков пожарим...
– Спасибо, хозяйка, – сказал Кирилл. – Вы очень сердечная и добрая девушка. Но мне пора. Кстати, поздравляю всех с Новым годом.
– И вас, – сказала Мила. – Желаем достичь своих целей. Чтобы вас везде звали и вы были везде нужны.
Гость рассмеялся, кивнул, двумя глотками допил чай. Еще раз покрутил головой, останавливая внимательный взгляд то на огромном холодильнике, то на винном шкафу, то на висевшей против окна картине, изображавшей, в манере Брюллова, богиню Афину в полном боевом доспехе, включая нагрудник, поножи и спартанский щит с полукруглым вырезом, украшенный надписью, по-русски: «ПОРВУ ЛЮБОГО!»
Уже в дверях он подмигнул Миле, но не развязно, а по-деловому, сократил дистанцию до интимной и произнес:
– Борису привет. И передай, что если подарок понравился – пусть думает быстрее. И звонит. На мобильный или в офис.
Мудвину поклонился, церемонно, держа руки по швам.
– Рад знакомству, Олег. Вы еще выступаете?
