– Прости, – сказал старик. Он моргнул два раза добрыми серыми глазами, погладил аккуратно подрезанную белую бороду, за которую тетка Луиза звала его купцом. – Я размышлял. И знаешь о чем? О том, что в истории Земли уже бывали случаи, когда по несчастливой случайности группа людей оказывалась отрезанной от общего потока цивилизации. И тут мы вступаем в область качественного анализа…
Старик опять замолк и пожевал губами. Ушел в свои мысли. Олег к этому привык. Ему нравилось сидеть рядом со стариком, просто молчать, ему казалось, что знаний в старике так много, что сам воздух комнаты полон ими.
– Да, конечно, надо учитывать временной диапазон. Диапазон – это расстояние. Запомнил?
Старый всегда объяснял слова, которые ученикам не встречались.
– Одному человеку для деградации достаточно нескольких лет. При условии, что он белый лист бумаги. Известно, что дети, которые попадали в младенчестве к волкам или обезьянам, а такие случаи отмечены в Индии и Африке, через несколько лет безнадежно отставали от своих сверстников. Они становились дебилами. Дебил – это…
– Я помню.
– Прости. Их не удавалось вернуть человечеству. Они даже ходили только на четвереньках.
– А если взрослый?
– Взрослого волки не возьмут.
– А на необитаемый остров?
– Варианты различны, но человек неизбежно деградирует… степень деградации…
Старик взглянул на Олега, тот кивнул. Он знал это слово.
– Степень деградации зависит от уровня, которого человек достиг к моменту изоляции, и от его характера. Но мы не можем ставить исторический эксперимент на одной сложившейся особи. Мы говорим о социуме. Может ли группа людей в условиях изоляции удержаться на уровне культуры, в каковой находилась в момент отчуждения?
– Может, – ответил Олег. – Это мы.
– Не может, – возразил старик. – Но для младенца достаточно пяти лет, для группы, даже если она не вымрет, потребуется два-три поколения. Для племени – несколько поколений… Для народа, может быть, века. Но процесс необратим. Он проверен историей. Возьмем австралийских аборигенов…
Вошла мать Олега, она была причесана, надела выстиранную юбку.
– Я посижу с вами, – сказала она.
– Посиди, Ирочка, – кивнул старик. – Мы беседуем о социальном прогрессе. Вернее, регрессе.
– Я уже слыхала. Ты рассуждаешь, через сколько времени мы начнем ходить на четвереньках? Так я тебе отвечу – раньше мы все передохнем. И слава богу. Надоело.
– А ему не надоело, – не согласился старик. – И моим близнецам не надоело.
– Из-за него и живу, – напомнила мать, – а вы его посылаете на верную смерть.
– Если встать на твою точку зрения, Ира, – сказал Старый, – то здесь смертью грозит каждый день. Здесь лес – смерть, зима – смерть. Наводнение – смерть, ураган – смерть, укус шмеля – смерть. И откуда смерть выползет, какое она примет обличье, мы не знаем.
– Она выползает, когда захочет, и забирает, кого пожелает. Одного за другим.
– Нас больше, чем пять лет назад. Главная проблема – не физическое выживание, а моральное.
– Нас меньше! Нас с тобой меньше! Ты понимаешь, нас совсем не осталось! Что эти щенки могут без нас?
– Можем, – ответил Олег. – Ты в лес одна пошла бы?
– Лучше повеситься. Я порой на улицу боюсь выходить.
– А я хоть сейчас пойду. И вернусь. С добычей.
– То-то сегодня Дика с Марьяшкой еле спасли.
– Это случайность. Ты же знаешь, что шакалы стаями не ходят.
– Ничего не знаю! Пошли все-таки стаей или нет? Пошли?
– Пошли.
– Значит, ходят…
Олег не стал больше возражать. Мать тоже замолчала. Старый вздохнул, дождался паузы и продолжил свой монолог:
– Я почему-то сегодня вспомнил одну историю. Тысячу лет не вспоминал, а сегодня вспомнил. Может, просто к месту пришлось? Случилось это в 1530 году, вскоре после открытия Америки. Немецкое китобойное судно, которое промышляло к югу от Исландии, попало в шторм, и его отнесло на северо-запад, в неизвестные воды. Несколько дней корабль несло по волнам среди айсбергов. Айсберг – это…
– Это ледяная гора, я знаю.
– Правильно. Через несколько дней показались заснеженные гористые берега неизвестной земли. Теперь она называется Гренландией. Корабль бросил якорь, и моряки спустились на берег. И представляете их удивление, когда вскоре они увидели полуразрушенную церковь, потом остатки каменных хижин. В одной из хижин они нашли труп рыжеволосого мужчины в одежде, кое-как сшитой из тюленьих шкур, рядом сточенный, ржавый нож. А вокруг запустение, холод, снег…
– Не пугай, Боря, – прервала его мать. Пальцы ее нервно стучали по столу. – Псевдоисторические сказки…
– Погоди. Это не сказка. Это строго документировано. Тот человек был последним викингом. Ты помнишь, Олег, кто такие викинги?
– Вы рассказывали о викингах.
– Викинги бороздили моря, завоевывали целые страны, они заселили Исландию, высаживались в Америке, которую называли Винланд, даже основали свое царство на Сицилии. И у них была крупная колония в Гренландии. Там было несколько поселков, стояли каменные дома и церкви. Но вот корабли викингов перестали выходить в море. Колонии их перешли к другим народам или были заброшены. Прервалась связь с Гренландией. А тем временем климат там становился все более суровым, скот вымирал, и гренландские поселения приходили в упадок. В первую очередь потому, что потеряли связь с миром. Гренландцы, некогда смелые моряки, разучились строить морские корабли, их становилось все меньше. Известно, что в середине XV века в Гренландии была сыграна последняя свадьба. Потомки викингов дичали, их было слишком мало, чтобы противостоять стихии, добиться прогресса или хотя бы сохранить старое. Ты представляешь себе трагедию – последняя свадьба в целой стране? – Старый обращался к матери.
– Твои аналогии меня не убеждают. Много ли было викингов, мало ли – ничего бы их не спасло.
– А ведь альтернатива была. Приди тот немецкий корабль тридцатью годами раньше, и все сложилось бы иначе. Эти викинги могли бы уплыть на континент и вернуться в человеческую семью. Или иначе – наладилась бы связь с другими странами, появились бы торговцы, новые поселенцы, хотя бы новые орудия труда, знания… И все было бы иначе.
– К нам никто не приплывет.
– Наше спасение – не вживление в природу, – произнес старик уверенно. На этот раз он обернулся к Олегу. – Нам нужна помощь. Помощь остального человечества. И потому я настаиваю, чтобы твой сын шел за перевал. Мы еще помним. И наш долг – не обрывать нить.
– Пустой разговор, – устало сказала мать. – Водички согреть?
– Согрей, – ответил Старый. – Побалуемся кипятком. Нам грозит забывание. Уже сейчас носителей хотя бы крох человеческой мудрости, знаний становится все меньше. Одни гибнут, умирают, другие слишком поглощены борьбой за выживание… И вот появляется новое поколение, вы с Марьяной еще переходный этап. Вы как бы звено, соединяющее нас с нашим будущим. Каким оно будет, ты представляешь себе?
– Мы не боимся леса. Мы знаем грибы и деревья, мы можем охотиться в степи…
– Я боюсь будущего, в котором господствует новый тип человека – Дик-охотник. Он для меня символ отступления, символ поражения человека в борьбе с природой.
– Ричард – хороший мальчик, – отозвалась мать из кухни. – Ему нелегко приходилось одному.
– Я не о характере, – сказал Старый. – Я о социальном явлении. Когда ты, Ирина, научишься абстрагироваться от мелочей?
– Буду я абстрагироваться или нет, но если бы той зимой Дик не убил медведя, мы бы все перемерли с голоду, – сказала мать.
– Дик уже ощущает себя аборигеном этих мест. Он бросил ходить ко мне пять лет назад. Я не уверен, помнит ли он азбуку.
– Зачем? – спросила мать. – Книг все равно нету. И письма писать некуда. И некому.
– Дик много песен знает, – вступил Олег. – И сам сочиняет. – Олегу стало немного стыдно, что ему приятно ощущать недоброжелательство старика к Дику, и потому он решил Дика защитить.
– Не в песнях дело. Песня – заря цивилизации. А для малышей Дик – кумир. Дик – охотник! А для вас, бабы, он пример. «Посмотри на Дика. Вот хороший мальчик!» А для девочек он рыцарь. Ты не обращала внимания, какими глазами на него глядит Марьяшка?
– Пускай глядит. Замуж выйдет. Для поселка хорошо.
– Мама! – не выдержал Олег.
– А что?
Мать, как всегда, ничего не замечала вокруг, жила в каком-то своем мире, пережевывала древности.
– И тебя радует мир диков? – Старик был зол. Он даже грохнул кулаком по столу. – Мир благополучных быстроногих дикарей?
– А что ты предлагаешь взамен?
– Вот его. – Старик положил тяжелую ладонь на затылок Олегу. – Мир Олега – это мой мир, это твой мир, от которого ты пытаешься отмахнуться. Хотя тебе-то никакого другого не дано.
– Ты не прав, Боря. – Мать пошла на кухню, сняла с огня миску с кипятком и принесла в комнату. – Сахар кончился.
