Казалась, что благодаря этим отказам император остановит свой выбор на мне и что я в сорок восемь часов буду назначен главой делегации, которая должна была быть направлена в Америку. Но моя кандидатура встретила сильную оппозицию со стороны министра иностранных дел графа Ламздорфа, защищавшего назначение Витте, с которым он был весьма близок не только лично, но и по политическим взглядам.

В то время кандидатура Витте была особенно нежелательна для императора, который относился недоброжелательно к этому выдающемуся государственному деятелю и не вполне доверял ему даже тогда, когда Витте занимал весьма ответственный пост в империи. Что касается меня, я совершенно уклонился от вопросов, которые являлись важными для того времени; с начала войны я принял себе за правило не касаться в моих официальных сообщениях дел, которые были в стороне от моего специального поручения, и воздерживаться от предложения каких бы то ни было советов, касающихся того трудного положения, в котором оказалось правительство. Тем не менее я был настолько убеждён в величайшей важности личного влияния нашего представителя, которое могло иметь решающее значение в вопросе успеха или неудачи мирных переговоров, что решил нарушить моё молчание и написал письмо графу Ламздорфу, в котором выразил моё глубокое убеждение со всей энергией, на какую только я был способен, что единственным человеком в России, который успешно выполнил бы столь сложное дело, является Витте. Мое убеждение основывалось на знании того исключительного престижа, который приобрел Витте в Японии, и тех симпатий со стороны японцев, которые он приобрел в течение времени, предшествовавшего войне. Мое письмо получено было в Петербурге как раз в тот момент, когда граф Ламздорф исчерпал все аргументы в пользу кандидатуры Витте, и, как он сам мне говорил позже, оно помогло рассеять все сомнения императора.

Витте отправился в Америку и, как всякий знает, с его выдающимся талантом, я бы сказал, с гениальностью, он успешно завершил порученное ему дело. Император, соглашаясь на совет графа Ламздорфа, выразил пожелание, чтобы я сопутствовал Витте в качестве второго полномочного представителя, но в это время Витте был настолько настроен против меня, что настоял на назначении вместо меня моего преемника в Японии, барона Розена, которого он рассматривал как наиболее послушного сотрудника.

Как бы то ни было, я не только никогда не сожалел о моём вмешательстве в пользу назначения Витте, но убеждён, что моим вмешательством я принёс действительную пользу моей стране. Наиболее распространенным мнением среди общества в России является мнение о незначительных результатах, достигнутых Витте в Портсмуте; в этом, как и в других областях, его соотечественники и современники не совсем к нему справедливы. Лично я никогда не был в близких отношениях с Витте, наоборот, я вынужден был энергично оппонировать некоторым из его политических концепций, касавшихся вопросов внешней политики, но я считаю своим долгом воздать ему должное за то, что им было достигнуто в Портсмуте. Никто из профессиональных дипломатов не мог бы сделать того, что было сделано им. Дело требовало всей силы личного престижа этого "самоучки", влияния его личного авторитета на широкое общественное мнение американской демократии, чтобы получить для России, несмотря на её неудачи, моральное преимущество над представителями противной стороны. Одной из причин этого преимущества являлась та способность, с которой Витте сумел использовать прессу Америки и Англии благодаря благожелательному и искусному содействию корреспондента "Daily Thelegraph" д-ра Э. Ж. Диллона. Этот замечательно талантливый публицист в течение долгого времени находился в близких дружеских отношениях с Витте и пользовался его полным доверием. Он сопровождал его в Америку, и без всякого колебания я могу сказать, что значительная доля успеха русской делегации должна быть приписана усилиям доктора Диллона. В заключение к моим комментариям этого эпизода я хочу прибавить, что когда я впервые имел случай выступить перед Думой, то почел своим долгом защищать "Портсмутский договор, хотя это требовало некоторой смелости в то особое время. Я с удовлетворением узнал, что Витте, несмотря на своё нерасположение ко мне и несмотря на свои большие ошибки, почувствовал ко мне, его явному политическому противнику, большую благодарность. В то время как происходили переговоры в Портсмуте, я оставался вдали от всякого участия в активной политике, но несколько позже, в октябре 1905 года, я был внезапно вовлечен в сферу деятельности, которая до сих пор была совершенно незнакома мне, – в решение вопросов внутренней государственной жизни. Благодаря этому стал довольно тесно общаться с царём и одним из главных деятелей в той драме, которая разыгрывалась в то время в России. В эту историческую эпоху Россия переживала величайший внутренний кризис. Революционное движение, которое явилось результатом военных неудач русской армии в Маньчжурии, завершилось всеобщей забастовкой, которая не только остановила железные дороги, но парализовала всю экономическую жизнь страны. Серьезные беспорядки произошли в провинции, и движение, принявшее угрожающие размеры, имело место по всей империи, в особенности в столице. Вдовствующая императрица, которая в то время жила в Копенгагене, была очень обеспокоена положением вещей, и её разговоры со мной Указывали на понимание ею положения. Я имел случай в этих разговорах попытаться советовать ей и через неё убедить царя в необходимости уступок, сделанных, пока ещё не поздно, разумным требованиям умеренной литеральной партии, с тем расчетом, чтобы помочь этой партии сопротивляться в тогдашних чрезвычайно неблагоприятных условиях радикальным и революционным партиям. Мои усилия в этом направлении встретили энергичную поддержку со стороны брата императрицы, короля Фридриха VIII, человека большого чутья в политических делах, который, впоследствии наследовал своему отцу, королю Христиану IX, на престоле Дании. Императрица решила написать своему сыну и советовать ему дать России конституционную хартию с его собственного согласия, и это в то же самое время предрешало вопрос о моём отправлении в Петербург, чтобы передать письмо и явиться интерпретатором и защитником перед императором того совета, который давала вдовствующая императрица.

Это было трудное дело – быстро добраться в Петербург, так как поездка по стране, которая была поражена всеобщей железнодорожной забастовкой, представлялась невозможной. Пароходного сообщения между Россией и Данией не было. По требованию Фридриха, Датская Восточноазиатская компания предоставила в моё распоряжение один из почтовых пароходов, "St. Thomas", который как раз в это время наводился в Копенгагенском порту. Таким образом я имел возможность высадиться прямо в Петербурге. Путешествие было быстрым, но не особенно приятным, так как "St. Thomas" был нагружен, а Балтийское море бывает наиболее неспокойным в этот период. В момент моего прибытия в Петербург кризис подходил к кульминационной точке. Я не хочу останавливаться в этих своих воспоминаниях на деталях тех трёх недель, которые я провёл в столице в эти исторические дни последней части октября 1905 года, достаточно сказать, что в эти три недели я был не только внимательным наблюдателем событий, которые имели место в связи с манифестом 30 (17) октября 1905 года, но и принял участие в событиях, которые заставили меня тесно соприкоснуться с императором Николаем, точно так же, как с наиболее видными министрами и политическими деятелями того времени, особенно с графом Витте, который получил этот титул непосредственно после возвращения из Америки. Он был назначен председателем первого конституционного кабинета и принял на себя дело установления новых форм организации управления империей. Он начал своё трудное дело с приглашения в Петербург лидеров либеральной и умеренно-либеральной партий, которые в то время находились на конференции в Москве и с помощью которых он надеялся выполнить порученное ему дело. Среди них находились князь Львов (позже глава первого Временного правительства 1917 года), князья Урусов и Трубецкой, Гучков, Стахович, Родичев и Кокошкин. План графа Витте намечал в согласии с ними правительственную программу и предполагал включение в кабинет некоторых из них. В течение этих переговоров я принял на себя энергичную защиту перед императором идеи образования жизнеспособного правительства, составленного из людей, искренне расположенных и способных воплотить в жизнь конституционные реформы, изложенные в манифесте, в целях ограничения влияния крайних элементов и сопротивления тем чрезмерным требованиям, которые предъявлялись революционерами. Среди лиц, приглашенных графом Витте, я имел несколько личных друзей, и я энергично убеждал их согласиться работать с графом, но, к несчастью, этот проект, который казался единственно возможным в то время, потерпел неудачу. Ни одно из лиц, приглашенных графом Витте, не согласилось сотрудничать с ним; политические страсти были слишком сильны и партийная тирания слишком сурова, чтобы можно было бы с их стороны получить правильное решение. Я считаю даже теперь, что их отказ поддержать графа Витте являлся тяжелой политической ошибкой и большим несчастьем для России, так как этот отказ поставил его перед необходимостью ориентироваться в сторону реакционных и узкобюрократических элементов для образования своего кабинета, элементов, которые были совершенно непопулярны в стране и не способны сообщить кабинету необходимую устойчивость перед лицом грядущей Думы. К концу моего пребывания в Петербурге положение не изменилось в благоприятную сторону: опубликование манифеста сопровождалось в провинции целым рядом беспорядков и антиеврейскими погромами. Эти события застали врасплох графа Витте и вызвали непосредственно принятие контрмер при дворе. Реакционная партия использовала случай, чтобы поднять голову и попытаться возобновить своё влияние на императора. Между этой партией и графом Витте завязалась ожесточенная борьба. После опубликования манифеста 17 октября граф Витте ожидал проявления взаимной уступчивости в различных общественных кругах, но вместо этого он сам оказался предметом жёстоких нападок со стороны крайних правых и левых и объектом полного равнодушия со стороны умеренных либералов. Когда я покидал графа Витте, чтобы отправиться в Копенгаген, то был поражён пессимистическим характером следующего его замечания: "Манифест 17 октября, – сказал он, – предотвратил немедленную катастрофу, но он не явился радикальным лекарством в создавшемся положении, которое до сих пор остаётся угрожающим. Все, на что я могу надеяться, это сохранить положение без больших потрясений до открытия Думы, но даже в осуществлении этой надежды я не могу быть вполне уверен. Новый революционный взрыв представляется всегда возможным". Подобный пессимизм со стороны столь энергичного человека мог поразить не только меня; он находил своё объяснение исключительно в том глубоком разочаровании, которое Витте испытал в связи с непосредственными результатами издания манифеста и сверх того – в отсутствии сочувствия со стороны либеральной партии, которое он не мог предвидеть; на это сочувствие он возлагал большие надежды. Участие, которое я принял в переговорах с умеренными либералами, делало совершенно естественной большую вероятность назначения меня на пост министра иностранных дел в кабинете, который мог бы образоваться при их участии. Император, который в то время казался весьма искренне расположенным к идее образования такого кабинета, благожелательно относился к моей кандидатуре. Когда он принимал меня в прощальной аудиенции, он говорил мне, что граф Ламздорф – типичный чиновник старого режима – не смог бы примениться к новому порядку вещей, и вынужден будет уйти в отставку перед открытием Думы. Он указал также, что имеет в виду меня в качестве преемника графа Ламздорфа. По возвращении в Копенгаген я внимательно следил за развитием событий в России и все больше и больше убеждался, что движение шло к развязке. Граф Витте встретился с чрезвычайными затруднениями, и ни для кого не было секретом, что император, несмотря на своё признание чрезвычайных достоинств этого государственного человека, был тем не менее не способен победить чувство недоверия и недоброжелательности, которое он столь долго питал к этому министру. Граф Витте со своей стороны с трудом скрывал своё нерасположение к наследнику Александра III, при котором он успешно работал и полным доверием которого он пользовался. Я попытаюсь позже наметить главные черты характера графа Витте. Он, несомненно, был большим государственным деятелем, даже гениальным, но его суровый характер в тот критический момент, который переживала Россия, являлся причиной неудач перед лицом тогдашних событий. Одной из причин, и не последней, неудач его карьеры была полная противоположность между ним и его монархом. Дело было в том, что Витте настаивал перед императором ввиду событий на быстром даровании реформ, что казалось в то время единственно целесообразным. Либеральные идеи одно время имели успех при дворе, но постепенно реакционнал партия возобновила своё прежнее влияние на Николая II, и для неё не составляло труда восстановить царя против Витте. Она инсинуировала, что граф Витте как человек честолюбивый стремится к уничтожению монархии и к провозглашению себя президентом русской республики. Я имею основание думать, что император неизбежно все больше и больше склонялся доверять этим инсинуациям. Со своей стороны, я совершенно уверен в добром желании и честности усилий графа Витте в стремлении разрешить проблему без ущерба для монархического принципа или династии и даже, больше того, без ограничения императорских прерогатив, несмотря на то, что это казалось неизбежным ввиду дарования конституционной хартии. Тогда я вновь прибег к дружескому расположению ко мне вдовствующей императрицы, которая продолжала жить в Копенгагене. Моей целью было предрасположить императора отнестись с доверием к графу Витте и оказать ему полную поддержку в осуществлении им его программы. Несколько писем такого рода были написаны императрицей своему сыну, но, видимо, они не имели успеха. Сам граф Витте не только обладал полным сознанием трудности своего дела, но всё меньше и меньше был уверен в возможности довести его до успешного конца.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 62

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воспоминания - Александр Извольский бесплатно.

Похожие на Воспоминания - Александр Извольский книги

Тетради для внуков - Михаил Байтальский - Биографии и Мемуары
Пять лет рядом с президентом - Виктор Николаевич Ярошенко - Биографии и Мемуары
У меня в ушах бананы - Владимир Рецептер - Биографии и Мемуары
Мемуары - Теннесси Уильямс - Биографии и Мемуары
Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Григорий Михайлович Кружков - Биографии и Мемуары / Поэзия / Путешествия и география
Литературные Воспоминания - Николай Чуковский - Биографии и Мемуары
Красные бокалы. Булат Окуджава и другие - Бенедикт Сарнов - Биографии и Мемуары
Разведка и Кремль. Воспоминания опасного свидетеля - Павел Судоплатов - Биографии и Мемуары
Апология Мэнсона. Об убийствах, конце света, сексе и Семье своими словами - Чарльз Мэнсон - Биографии и Мемуары
Жизнь вопреки - Олег Максимович Попцов - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература

Оставить комментарий