Веранда и окна спальни и мезонина тускло светились ровным фосфорическим зеленоватым светом на фоне темного силуэта дома и черных деревьев позади него!..
Это отражение луны, попытался успокоить себя Гена, чувствуя позорное влажное жжение сзади и волны озноба оттуда до затылка вдоль позвоночника. Но рядом стояли пустые в эту ночь чужие дачи. Их черные окна чуть поблескивали стеклами. В окнах дачи Антона трепетал живой огонек свечи или керосиновой лампы - электричества в поселке не было. И только от одного места шло кладбищенское сияние. Поняв, что это такое, Гена не удержался сбежать с тропинки в заросли - освободиться от медвежьего стула. Ему пришлось заставить себя снова взглянуть на свое убежище. Там был все тот же мертвенный оскал в ночи.
Не могло быть и речи о том, чтобы идти туда. Но не было смысла и возвращаться на станцию - деньги и проездной остались на даче. да и скоро должен был пройти последний поезд. Гена с тоской подумал о крохотной комнатке в мезонине, где он обычно ночевал, и чуть ли не ползком стал пробираться к Антону. Тот сидел себе на ступенях крыльца и курил трубку. "Ты че это? - удивился он при виде скособоченного соседа. - Снова вступило?" "Там... - едва произнес несчастный владелец зловещей банки. - Свет..." "Ну и что? - удивился боцман. - Я давно замечаю в твоем доме разные странности. Не бери в голову." "Как это? А что... что это там светится?" "А ты как думал? Раз мы все влезли в эту яму, то то ли еще будет. Какая тебе разница, что у тебя светится? Ты че? Ну, пошли вместе посмотрим, если ты так струсил. На тебе ж лица нет." "Что там, пап? - раздался веселый голос Лауры и засветились в темноте голые ноги под накинутой на плечи шалью. - А, дядя Гешка? Ну, проводили директора? А чего так долго? Опять состав ждал у туннеля?" "Свет у него в окнах, - пояснил Антон, доставая с полки мачете. Пошли. Против оружия бардугас ни одна нечистая сила не устоит." "Свет? удивилась девушка. - Какой свет? Откуда? Свечку что ли забыли? Или, может, воры снова залезли?" "Фосфорический... как на кладбище... Да вы сами посмотрите!" "Ну-ка, - выглянул за угол Антон, держа мачете наготове. Ничего нет, - объявил он. - Показалось тебе, соседушка. Смотри сам. Темные окна, как и у всех вокруг, кроме нас." "У вашей нации галлюцинации, радовалась Лаура. - Сильно вы впечатлительные. Потому что непьющие. Пьяный проспится - еврей никогда." "Блядка, уймись! - прикрикнул отец. - А вообще-то она права, - нахмурился он. - Не иначе воры там хозяйничали, фонариком светили. А ты тут же черт-те что себе вообразил. Ты дверь запирал?" "Да нет, я же туда и обратно. Кто знал о составе? Только как это может фонарик так ровно освещать весь дом?" "А вот мы сейчас это и проверим, - Антон решительно поднялся на крыльцо и ногой отворил входную дверь, держа мачете двумя руками перед собой. - Выходи, кто живой, сам, а то совсем мертвый будешь! - гаркнул он внутрь веранды почему-то с кавказским акцентом. - Никого, - зажег он лампу. - Наверху сам проверишь, или опять мне? Ладно, ты уже готов. Блядинька, - кивнул Антон дочери, - давай со мной. Пусть ему стыдно будет."
Гена слышал их шаги над головой и смех Лауры. Потом заставил себя посмотреть на подоконник и снова ощутил тот же озноб и жжение. Шиньон, что обычно был уложен спиралью ближе ко дну, теперь вспучился, занимая всю банку, словно пытаясь выдавить крышку и превратиться в джина из бутылки. "А-антон!! - заорал Гена, отпрянув к лестнице на мезонин. - Скорее сюда!" "Где он прятался? - дробным морским бегом ссыпался по лестнице сосед. - Вот я его сейчас..." "Смотри..." - едва произнес Гена, показывая дрожащей рукой на банку. "Точно, сбесился ваш скальп, - жарко дышала ему в щеку Лаура. - Во дает! Пап, а ну как вылезет? Заполнит весь дом и нас задушит, как борода в железной маске!" "Не вылезет, - спокойно взял боцман банку в руки. - Марш на место, - тряхнул он волосы. Те послушно улеглись спиралью на дне. - Вот и вся любовь. С ними только так. А то друга мне пугают. Не говоря о блядочке." "А я и не думала пугаться, - весело возразила Лаура. - Дядь Генка, хотите, мы эту вашу баночку с волосиками к себе в дом заберем? Будем использовать для бесплатного освещения и отпугивания воров." "А, Геша? - тоже смеялся Антон. - А ты себе спи спокойно. Ну, ты меня знаешь, - обратился он к банке. - Будешь бузить, я тебя на три шиньона разрублю, в три банки закатаю, в три ямы зарою и буду водой торговать по всей округе. Понял?"
Гене показалось, что шиньон съежился и стал меньше. И сразу стал жалким, как запуганная слабая женщина или ребенок. Страх бесследно исчез. "Не надо ничего забирать, - уже спокойно сказал он. - Идите спать и простите меня..." "Вот так-то лучше. Да не мостись ты, блядка, на кровати, не про тебя она. Пошли домой." "Больно надо! - фыркнула Лаура. - Нашли мне любовника - с колом, где не надо и со страхом перед всякой чепухой. Мужчина! Спокойной ночи." 6.
Гена поднялся в свой так называемый мезонин, а на самом деле - в выгороженную часть чердака с обоями на стенах и мягким ложем с изголовьем у самого окна в сад с его прохладой и ночным ароматом, шорохами и шелестом листвы. Особенно уютно было здесь в дождь, который барабанил по железной крыше, навевая сон в любом душевном состоянии. Вот и сейчас упали первые капли, и сразу пошла чудесная убаюкивающая музыка, под которую он закрыл глаза и провалился в привычные грезы, сменившиеся тревожным виртуальным техсоветом с отказом заказчика финансировать далее его тему. Начальник отдела тут же злорадно предложил "кандидату на госпремию" уйти в бессрочный отпуск без содержания, что равноценно увольнению. Гена проснулся весь в поту и с бьющимся сердцем. За окном черными облаками шевелились деревьев, за ними сияли чисто вымытые дождем звезды и заходящая за гору полная луна.
После такого вещего сна мне до утра не заснуть, подумал Гена. Надо уезжать, надо смываться из шатающейся страны с ее съездами народных депутатов, стремительно растущим антисемитизмом и интригами конкурентов. Надо срочно в корне менять судьбу - не только язык и общественный строй, но и климат, нелепое поясное время, так и не ставшее за столько лет привычным, когда биологически днем ночь, а ночью - день. Избавиться от необходимости без конца летать самолетами в столицы по любому поводу с унизительными бесконечными и мучительными задержками во всех аэропортах великой страны. Забыть о вечном доставании товаров и услуг вместо покупок из-за пустоты в магазинах. Не зависеть от жуткого общественного транспорта. Избавиться от уже ставшего невыносимым обитания двух семей в тридцатиметровой хрущебе без малейшей надежды на расширение. Покончить с вечным страхом остаться без темы и без зарплаты... Куда угодно! В Австралию, в Америку, в Израиль, наконец!
Он вспомнил свою бурную деятельность во вдруг возникшем Обществе русско-австралийской дружбы этой зимой, собачьи свадьбы вокруг заезжих русских австралийцев. Первые живые иностранцы в наглухо закрытом до того городе были искренне удивлены не столько поголовному желанию их визави как можно раньше покинуть свою родину, сколько общей наивной уверенности, что в жестком мире конкуренции на зеленом континенте их кто-то ждет.
Иллюзии советского ученого, считавшего себя уникальным, хоть и непонятым, фатально окончились среди нарядных павильонов первой в истории страны австралийской промышленной выставки. Здесь доктор Кацман впервые увидел себя в будущем. Капиталисты и их люди были посильно вежливы и внимательны. Все попытки объясниться на своем теоретически-книжном английском кончались любезным приглашением в павильон переводчика фирмы. От инновационных проектов Гены у собеседников лезли на лоб трезвые глаза и невольно дрожали от смеха холеные подбородки.
Но мир изобилия вместо мира дефицита таращился со всех стендов и слайдов, убеждая, что надо уезжать...
Надо... Надо... Только в тихих мечтах о чудесном перемещении в этот мир Гена видел спасение от разбудившего его сна-предчувствия.
== За окном балкона слегка шевелились свисающие гроздьями листья эвкалиптов на фоне ослепительно голубого жаркого неба. За тяжелыми ветвьями синело близкое море с четкой ниткой горизонта. Привычный простор его квартиры не вызывал ни изумления, ни восторга. У Геннадия Кацмана не было никакого сомнения, что, не смотря на эвкалиптовые рощи за окном, он не в Австралии, а давным-давно живет с Адой и взрослым сыном Арье именно в Еврейской стране. И что это уютное жилище с двумя балконами, двумя спальнями размером со всю их советскую квартиру, с персональными компьютерами для него самого и для сына вместо нескольких часов машинного времени в месяц в институте и пишущей машинки "Украина" дома, со всеми прочими атрибутами западного мира начала 21 века - привычная данность, давно не воспринимаемая, как подарок судьбы. Он лениво вспомнил зачем-то, что его дочь Кэтти с зятем Иони и внуком Арье живут в другом городе Израиля в таком же комфорте, а о спанье прежнего Вани на полу, на ковре и под столом в прежней жизни можно вспоминать только перечитывая от нечего делать синий блокнотик-дневник 1990 с робкими мечтами об эмиграции.
