одну точку во второй сетке. Хотя бы несколько из них должны были пролететь сквозь две дырки и попасть ему по ноге.
Так и случилось. Он упал, скорчившись от боли и хватаясь за ногу.
Оставалось надеяться, что в подъезде их было двое.
Я подбежал к парню, который уже выпустил оружие из рук. Приподняв стекло шлема, я приставил пистолет ко лбу.
– Дёрнешься – нажму. Встань!
Он повиновался. Я снял шлем и бронежилет, надев их на себя.
– Умничка, послушный ребёнок, – наградив его улыбкой, я спросил – Сколько их наверху?
Он молчал.
– Хочешь, чтобы твои мозги вылетели наружу?
– Так ты же всё равно меня убъёшь, – выдавил он. – Вы бессердечные, не любите и не жалеете свой народ.
Это была скользкая тема для меня, и он мог меня заговорить. Поэтому я, не отрицая сказанного, выбросил его оружие, перебросив через сетку, и полез по лестнице наверх.
Люк был открыт. Я второй раз за сегодня выставил голову.
На меня навели пистолет, но не выстрелили. Не узнали.
– Нет его?
Мои руки дрожали от страха. Я покачал головой, чтобы он не спалиться по голосу.
Он убрал прицел с меня и отвернулся, смотря на другие люки.
– ЭТО ОН!! – донеслось из подъезда.
Надо было убить его, но поздно.
Послышались автоматные очереди. Я положил двух – снайпера и того, кто меня ложно принял за своего.
Другой рукой я взял пистолет и убил парня на лестнице. Сам виноват.
На крыше больше никого не было видно. Я вылез в полный рост.
– Эй! Давай по-честному, без оружия?
Он вскинул руки.
– А если я умру?
Почему-то ни один герой в боевике не задаёт себе этот вопрос…
Я выстрелил.
– Пиф-паф, ойойой…
Когда я спустился и вышел на улицу, меня встретила бабуля.
– Я Вас всё жду, думаю – вернётесь или нет… Это всё, что у девушки было с собой, – она протянула руку и передала мне горсть монет, пару крупных купюр и сложенный листик бумаги.
Да я и сам не знал, вернусь я или нет!
– У вас сильно плохо с пенсией?
Она кивнула. Я отдал ей деньги и спрятал монетки в карман.
Наверное, опять какая-нибудь листовка, подхваченная у подростков, пытающихся заработать первые деньги.
Вскоре я забыл о ней и пошёл домой.
Нога слегка побаливала, но было терпимо.
Глава 9
Вернувшись домой, я достал бумажку и понял, что это была не листовка. Потому что это не была глянцевая бумага.
Это была записка, написанная её красивым, немного угловатым почерком:
«Дорогой Мишка!…
Меня всегда так удивляли её угловатые буковки «о».
… мне очень льстит быть девушкой такого человека, как ты. Быть любимой самим спасителем людей – тем, кто каждый день попадает в опасные перестрелки и рискует жизнью ради будущего. Но в то же время, я понимаю, что и сама из-за этого нахожусь в опасности.
Если ты это читаешь, то, наверное, ты напуган. Или расстроен. Или хочешь покончить с собой.
Я пишу это в случае, если меня больше нет рядом с тобой. Чтобы знать, что я смогла передать тебе последнее слово.
Ты был лучшим в моей жизни. Всегда и везде.
Надеюсь, таким и останешься.
Я знаю, ты будешь плакать. Говорят, что мужчины не плачут – я знаю, что это ложь.
Потому у вас тоже есть сильные эмоции.
Пожалуйста, не устраивай большие и длинные похороны в мою честь. Ты знаешь, я не люблю популизма…
Лишь скромных неизвестных героев;).
Я знаю, ты будешь грустить. Но помни, что я всегда с тобой. Морально.
Буду поддерживать тебя с небес. Я знаю, ты не веришь, что такое возможно. Но я хочу тебя утешить.
Люблю тебя, мой Архангел!
И, пожалуйста: живи и продолжай делать то, что у тебя так хорошо получается.
Ради меня.»
Я сидел и плакал. По щеке катились слёзы.
Внизу, видимо, было ещё дописано позже.
«Сегодня я попытаюсь вытащить тебя погулять. Тебе нужно развеяться.
Мне кажется, что после вчерашнего со мной может случиться что-то нехорошее. И ты знаешь, как много женщины уделяют своей интуиции.
Но я готова на всё ради тебя.
Люблю!»
Её «Архангел», которое всегда заставляло меня улыбаться, в этот раз ударило, как ножом по открытой ране.
Ведь я смог защитить всех, но не её.
Глава 10
Я сидел весь вечер, перечитывая её записку. Потом пошёл спать – минуя душ и не ужинав.
Жизнь для меня остановилась. Большой кусочек меня ушёл с ней. И в этом кусочке была вся моя душа, всё доброе во мне.
Осталась только тупая боль и физическое тело.
Белый мишка лежал на подушке.
Лилия…
Я снова расплакался, уткнувшись в подушку.
Это – та боль, которую доставил сотням людей.
Но это был первый вечер, когда я не боялся ночных кошмаров. Мне было всё равно.
На утро я проснулся, осознав, что мне ничего не снилось. Постель была ровная, не скомканная, как это происходит обычно.
Только пустота на душе.
Вчера мне пришло сообщение, что Лилия скончалась по пути в больницу. Я настолько не верил в чудо, что даже не ждал сообщения про неё.
Договорившись по телефону с Саней о том, что сегодня его ждёт визит, я достал суши из холодильника и разогрел их. Лилия заказала вчера сразу две порции.
Но есть их оказалось очень трудно, хоть и заставлял себя. Каждый раз я вспоминал позавчерашний вечер – когда мы кормили друг друга при свечах.
Больнее, чем сквозное ранение.
Телефон мой завибрировал. Ещё раз. Ещё раз.
Кто-то строчил сообщения.
– Спасай, срочно! Миха!! СПАСАЙ!!!
Через минуту я был в полном обмундировании. Собирался, как на последний бой: два автомата по бокам бронежилета; пистолет на поясе; винтовка, переброшенная через плечо; граната, запасные патроны, а также каска и бронежилет. Весило это немногим больше, чем 20 кг.
Через пять минут я бежал по улице, неся ещё в руках белый флажок с зелёным тигром. Такими в последнее время стали пользоваться все мятежники, чтобы самообозначаться.
Через десять минут – стоял в ста метрах от той больницы, где лежал мой друг.
И этих тварей нет ничего святого. Они окружили больницу, и никто даже не пытался им противостоять.
Они даже на больницы нападают.
Я достал телефон и позвонил Сане.
– Выносят всё оборудование. Всё, что можно продать. Нас пообещали не трогать, – ответила девушка шёпотом. Наверное, та,
