я не смогу работать, то у меня не будет товара на продажу. Не будет товара — нечем станет платить за аренду.
В то же время денег на ремонт у меня тоже не осталось — почти все свои сбережения я потратила на многочисленные исследования, закупку материалов, приобретение зелий, большая часть которых пришла в полную негодность, а еще немалая часть средств утекла в карманы магов-артефакторов, которые создавали для меня медную заготовку для котла.
Руны на него я наносила лично, под бдительным присмотром мастера Дэврэ. Я столько всего вложила в этот проект и так на него рассчитывала…
А теперь все это полетело в бездну. Все пошло коту под хвост. И если учесть, сколько я потратила в надежде, что оно себя оправдает, то сейчас можно смело сказать, что отныне я разорена, а мою лавку, скорее всего, придется закрыть.
Да, можно еще было пойти в городской совет и написать пространную жалобу на действия сотрудников городской стражи. Дней через двадцать ее, если повезет, рассмотрят. Потом пришлют оценщика для определения величины нанесенного ущерба. Занизят значение, как водится, в несколько раз. Потом еще с полгодика помурыжат мое заявление в чиновничьих кабинетах. Попутно попытаются доказать, что это я спровоцировала стражников на нападение, поэтому компенсация мне не положена. А в итоге если мне и выплатят какие-то деньги, то где-нибудь через год, да и то смешные. Но к тому времени мне уже будет все равно, дадут мне их или нет.
И вот когда я об этом подумала, мне стало так грустно, что хоть вой. Неожиданно показалось — все, моя жизнь закончилась, и ничего хорошего от нее ждать уже не стоит. Более того, в тот самый момент, когда по моей щеке покатилась горькая слезинка, в соседнем доме распахнулось окно и под громкий лай собак оттуда зло проорали:
— Ведьма! Опять своей поганой магией весь воздух испортила! У меня из-за тебя окна в сарае вылетели! И собаки перепугались! Я на тебя жалобу в магнадзор подам! Я тебя засужу!
Следом снова залаяла свора мелких псов, которых я, признаться, терпеть не могла. Нет, в принципе к животным я нормально относилась. Однако господин Моррис являл собой редкий образчик отвратительного соседа и собак держал таких же — мелких, злобных, агрессивных, которые не только гуляли, гавкали и дрались друг с другом по ночам, но еще и вечно сбегали с хозяйского участка и постоянно гадили на моей лужайке.
При этом дрессировке псы абсолютно не поддавались. На них в городскую стражу неоднократно жаловались, пытались обращаться в разные инстанции, однако господин Моррис, несмотря на склочный характер, прекрасно знал законы и каждый раз умудрялся благополучно отписаться. Ночные выгулы он объяснял тем, что, по его мнению, именно ночью его собаки никому не мешают. Тот факт, что они гуляли сами по себе, был связан с тем, что хозяин уже длительное время был болен и не мог покидать дом, чтобы вывести своих питомцев на улицу. То, что они частенько подрывали заборы, увидеть, а значит, и проконтролировать он в силу болезни не мог. О возможном беспокойстве, причиненном соседям, на бумаге многословно сожалел. Более того, каждый раз добросовестно вызывал рабочих, чтобы те ликвидировали дыру в заборе, и тем самым себя оправдывал.
На деле же это был самый омерзительный старик, которого я только знала. Заняться ему было нечем, поэтому он сутками сидел у окна и не гнушался обливать грязью не понравившихся ему прохожих. К тому же ведьм он на дух не переносил, поэтому мне от него доставалось чаще всего. Тогда как его псы, словно надрессированные, в основном безобразничали именно на моей лужайке, грызли именно мои кусты и ломали мою калитку. По крайней мере, так было до тех пор, пока я не установила защитные артефакты и не начала оставлять в земле «вонючие» бомбочки, от которых невоспитанные звери потом по полдня чихали, кашляли и плакали горючими слезами.
После этого старик перестал их специально на меня натравливать, однако орать стал больше обычного. Причем и по поводу, и особенно без. Ну а поскольку этим утром взрывом потревожило не только меня, но и всех соседей в округе, то он при первой же возможности поспешил высказать свое возмущение и, как обычно, быстро скатился к угрозам.
Сердито утерев слезы, я уже собралась было уйти в дом, чтобы поменьше слышать чужие вопли, но тут из-под груды кирпичей донесся слабый стон. И, как мне показалось, там кто-то слабо пошевелился.
Пользуясь тем, что окно в спальне господина Морриса выходило на главную улицу, а не на мой двор, я присела на корточки и быстро разгребла тяжелые кирпичи. И каково же было мое удивление, когда среди уляпанных зеленой жижей обломков я вдруг увидела израненного, отощавшего, едва дышащего и абсолютно лысого кота, вокруг которого в изобилии лежала густая черная шерсть.
Ох ты ж… да неужели во время взрыва еще кого-то зацепило⁈ Причем не только обломками, но и моим собственным зельем⁈
Бедное животное. Наверное, это один из питомцев госпожи Левии, почтенной дамы из дома напротив, которая питала нежную любовь к кошкам, особенно к бездомным, и по этой причине тоже не ладила с мерзким господином Моррисом.
Наскоро осмотрев кота, я решила, что медлить нельзя, потому что бедняга и впрямь едва дышал. А госпожа Левия, с которой мы, можно сказать, дружили, наверняка не обрадуется, если я принесу ей полуживого питомца, даже не попытавшись ему помочь.
К тому же кот и впрямь выглядел хуже некуда. Похоже, обломками ему повредило задние лапы. Возможно, помяло ребра. А в довершение всего наверняка крепко приложило по голове, поэтому-то он и не отреагировал, когда я подняла его на руки и со всей доступной скоростью отнесла в дом.
Целительство, правда, несколько не мой конек, однако, как и любая приличная ведьма, соответствующие зелья я всегда держала в доме и далеко не только в лаборатории. Примчавшись на кухню, я уложила кота прямо на стол, наскоро обтерла чистыми тряпицами, отыскала на полках чудом уцелевшую склянку с нужным зельем, мысленно благодаря небеса за то, что следователи на забрали ее с собой в качестве улики. Затем напоила кота через пипетку. Забинтовала перебитые лапы. Укутала полотенцем, поскольку, оказавшись дома, облысевший зверь начал явственно дрожать. Несколько часов отслеживала его самочувствие. Испереживалась вся. Изнервничалась, на какое-то время даже о собственных проблемах позабыв. И только ближе к полуночи, когда стало ясно, что бедняга все-таки выживет, смогла перевести дух.
Уф. Не
