Чтобы осмысливать мир, надо уметь видеть и запоминать все его неисчерпаемое разнообразие и, мало того, - еще пользоваться его законами для борьбы за жизнь. Крупный мозг у животных возникал не раз в истории Земли, но все такие случаи были преждевременны, потому что организмы еще не поднялись на нужный уровень гомеостазиса и энергетики, как, например, спрут, о котором я уже упоминал. В других случаях большой мозг, даже больший, чем у человека, возник у дельфинов и других китообразных тогда, когда полное приспособление их организмов к воде исключило переход в другую среду. Невозможным стало и создание искусственной среды без наличия способности изготовлять орудия. Только человек сам облегчил себе окружающие условия, расширил кормовую базу с помощью огня и создания разумных запасов и тем смог освободиться от внешней среды настолько, чтобы наблюдать, осмысливать и подчинять себе мир своей планеты. Тем самым он стал на пороге высшей свободы человеческого общества, которое должно окончательно сбросить гнет среды, лежащий на живой клетке, наверное, уже 2 - 3 миллиарда лет с момента зарождения протожизни.
Человек не характерен никаким особым приспособлением и какой-либо узкой экологической нише, и в этом одно из самых поразительных его свойств. Жизненная форма человека столь же примитивна, как и у его отдаленных предков, и уходит на сотню миллионов лет в глубь геологического времени. Внешняя архаичность совмещается с высоким уровнем физиологической организации, энергетики и гомеостазиса, способным к несению огромной нагрузки - мозга. Чем выше уровень организации жизни, тем более конвергентны ее формы, и человек не только не исключение, но наиболее конвергентен. С увеличением палеонтологических данных "корни" человека уходят все глубже. Сейчас нам известны уже пользовавшиеся орудиями пралюди (австралопитеки) из слоев возрастом в два с половиной миллиона лет. Подобные же формы появлялись в разных отдаленных местах земного шара, конвергировали и, вероятно, скрещивались в пограничных областях обитания, т. е. нигде не образовывали специализированных видов, а лишь подвиды как дальнейшие ступени развития мозга и труда. Без сомнения, в дальнейшем будут найдены еще многие, так сказать, сопутствующие формы человекообразных вроде огромных гигантопитеков, мегантропов и т. п.
Как бы то ни было, путь от прачеловека до настоящих людей не был коротким и отражал ту же общую закономерность: чем совершеннее развитие высшей нервной деятельности, тем меньше "разброс" жизненных форм, тем больше их сходство.
Если окинуть взглядом все многообразие растительного и животного мира нашей планеты, как вымершего, так и ныне живущего, то придется признать, что на поверхности одной единственной планеты, в одних и тех же фазовых условиях внешней среды развились практически все мыслимые формы, заполнившие все пригодные для жизни экологические ниши и области обитания (биотопы). Не утомляя читателя перечислением, упомяну лишь о наглядных отклонениях: таящихся в глубинах океана погонофорах - особенных животных, приспособившихся переваривать пищу между щупальцами; о животных и растениях высших степеней симметрии - шаровидных, многолучевых, пятилучевых; морских лилиях, повторяющих форму растений, но снабженных покровными известковыми пластинками и щупальцами, иными словами, животных, настолько отличных от основной массы обитателей Земли, что они вполне могли бы появиться на другой планете.
Обличья колониальных животных - кораллов, мшанок, сифонофор - для нас столь же странны, как и чудовищно-механическая организация членистоногих. Чем совершеннее становятся методы исследования, тем сложнее оказываются приспособления и соотношения животных и растений с окружающей средой. Звуколокации у летучих мышей и дельфинов, электролокации у рыб; ориентировки гравитационные у мечехвостов, кориолисовой силой у птиц, или поляризованным светом у насекомых - все это лишь случайно взятые примеры. Наконец, припомним, что столь сложные животные, как насекомые, отделенные миллионами веков развития от колониальных кораллов и граптолитов, снова становятся коллективным организмом на иной, высшей ступени эволюционного развития. Интегральные части этого организма уже не неподвижные элементы целого, а якобы свободные индивиды, связанные в единый организм неуклонно действующим инстинктом и химическими способами управления. Таковы пчелы, муравьи или насекомые другого рода, которых часто смешивают с муравьями, - термиты.
В общем история органического мира Земли показывает очень примечательную особенность - чрезвычайное разнообразие низших форм, превосходящее наше представление о возможных формах жизни на других планетах и резко контрастирующее с ним подобие высших форм животных, с повторением однотипных конвергенций. Если сравнить лестницу эволюции жизни с ленинской спиралью развития, какой, по существу, она и является, то спираль будет широкой в основании и очень узкой в вершине. Размахи витков ее по мере хода времени становятся все меньше, и спираль скручивается теснее. Не отражена ли здесь некая общая закономерность развития вселенной - борьбы с энтропией в замкнутых системах? И не может ли энтропия в этом смысле играть активную роль в развитии мира, еще не понятую нами?
Не подлежит сомнению, что общие законы, действовавшие и действующие в процессе исторического развития жизни на Земле, те же самые, как на планетах и Солнечной системы и отдаленных звезд. Если принять с очень большой долей вероятности, что белково-кислородно-водяная жизнь наиболее распространена во Вселенной, то мы должны изучать нашу планету как гигантскую лабораторию эволюции жизни на пути ее самоусовершенствования. Фактические наблюдения в этой лаборатории, то есть изучение палеонтологических документов и их сопряжение с биологией ныне живущих форм, позволят нам понять и даже предсказать ход развития жизни в иных мирах, на что палеонтология как наука, обладающая фактической исторической документацией, имеет право прежде всех других наук.
Ныне начинается новый этап палеонтологии - благодаря успехам физических наук и кибернетики, обратная связь организмов со средой и формирующая роль условий обитания уже не являются для нас загадкой и ортогенетический характер эволюции более не пугает нас мнимым признанием неких особых сил. Более того, с полным основанием мы можем рассматривать палеонтологию как ключ будущего, открывающий понимание причинных связей в строении живых существ, а следовательно, и проблемы сохранения диалектического равновесия в биологии организмов и вообще всей живой природы. Что было отброшено, утрачено, и что осталось, прошло испытания миллионов веков, прежде чем получился человек с его мозгом, в котором мы находим все большее число нервных клеток и все более сложную структуру? Последние подсчеты намного превышают недавнюю цифру в 10 миллиардов и заставляют предполагать, что один лишь мозжечок, не участвующий непосредственно в мышлении, а управляющий центральной нервной системой, обладает несколькими десятками миллиардов нервных клеток. Последний известный нам в истории виток спирали развития жизни оказывается очень туго скрученным, и есть все основания полагать, что такое же строение имеют все мыслящие существа во Вселенной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
