народов. Разработка модели новой страны и принципов национального общежития велась в острой дискуссии. Программа национально-государственного строительства должна была решить сложнейшие проблемы, поставленные распадом Российской империи и взрывом этнического национализма, который был порожден нарождающейся буржуазией нерусских народов.
Сейчас, обсуждая доктрину национально-государственного устройства СССР, надо не забывать, что во времена Николая II, Ленина и Сталина не было никакой связной «теории этничности» – ни в России, ни на Западе. И представления Ленина были ответственной и творческой систематизацией имеющихся знаний. Во многих отношениях его теоретические соображения, привязанные к динамике исторического процесса первой трети XX века, были шагом вперед.
Доктрина этого строительства осложнялась тем, что в борьбе с монархией все оппозиционные движения в конце XIX века ввели в обиход символический образ России как «тюрьмы народов». Воздействие его было очень сильным, он разрушал этническое самосознание русского народа («народ-угнетатель»!), порождал комплекс вины, обладающий разъедающим эффектом для национального сознания, и подпитывал сепаратистские настроения в элите нерусских народов. Февральская революция резко изменила установки и цели разных социальных групп, возникли новые противоречия. Не углубляясь в предысторию, кратко опишем новую ситуацию.
После Февральской революции Польша и Финляндия потребовали независимости. В этих странах был развитой национальный правящий класс, он имел поддержку Запада, и эти страны отделились (Польша была оккупирована Германией, в Финляндии социал-демократы попытались взять власть, но потерпели поражение.) После Октября вне РСФСР простиралось разорванное пространство, на частях которого националисты старались создать подобия государств. Возникла «независимая Грузия» с премьер-министром меньшевиком Жордания, которая «стремилась в Европу» и искала покровительства у Англии. Возникла «независимая Украина» с председателем Центральной рады националистом Грушевским, близким к эсерам, и социалистом Петлюрой, которая искала и покровительства Германии, а потом союза с Польшей. «Народная Громада» провозгласила полный суверенитет Белоруссии, возникла автономная Алаш Орда в Казахстане – везде уже существовала местная буржуазная и европеизированная этническая элита, занимавшаяся поисками иностранных покровителей, которые помогли бы ей учредить какое-то подобие национального государства, отдельного от России. Это на время удалось прибалтийским республикам, они были отторгнуты от России с помощью Германии, а затем Антанты.
Надо учесть, что форсированная трансформация монархической сословной России сочеталась с новой «сборкой» исторической России: требовалось одновременно разрушать старые институты и возрождать их в новый формах. Один из руководителей и идеологов «черносотенства» Б.В. Никольский писал о большевиках в 1918 году: «В активной политике они с нескудеющею энергиею занимаются самоубийственным для них разрушением России, одновременно с тем выполняя всю закладку объединительной политики по нашей, русской патриотической программе».
Модель «сборки». Сейчас многие ученые и политики, говорящие о советской национальной политике, считают одной из главных причин кризиса советской государственности в 1980-е годы ошибочное, по их мнению, решение лично Ленина создавать СССР как федерацию – с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи. Дескать, если бы поделили страну на губернии, без всякой национальной окраски, без каких-то «титульных наций» с их правом на самоопределение вплоть до отделения, то и не было бы никаких национальных проблем и никакого сепаратизма.
Для нас важнее не выдать оценки деятелям прошлого с высоты нашего нового мышления и проницательности, а разобраться, почему они приняли то или иное решение. Все решения принимались под давлением исторических обстоятельств, и вопрос: было ли это решение меньшим злом или были лучшие варианты? Такой анализ нам будет полезен, потому что подобные проблемы возникают перед нами сегодня и будут возникать впредь до того момента, как мы выйдем на новый виток стабильного развития – когда мы защитимся от кризисов.
Сегодня мы не можем надежно оценить, было ли верным принятое почти сто лет тому назад решение, – очень трудно точно «взвесить» значение каждого фактора, который тогда приходилось принимать во внимание, а также глубину и структуру неопределенности, с которой была сопряжена любая альтернатива. Мы уже не можем вернуться в ту неопределенность, ибо мы знаем, что произошло в результате принятого решения и развития всей совокупности факторов.
Рассмотрим исходное состояние. Еще до образования СССР сама Российская Федерация представлялась как «союз определенных исторически выделившихся территорий, отличающихся как особым бытом, так и национальным составом». То есть с самого начала государственного строительства в России стали возникать этнополитические территориальные образования.
Народностям и народам России были предоставлены территория и политическая (государственная) форма. Были официально закреплены имена этносов и зарегистрирована этническая (национальная) принадлежность граждан. Были созданы общественные и государственные институты, конституирующие определенную систему советской этнической «реальности».
Работа была очень сложной. Уже привязка народностей к территориям представляла собой задачу, которая не имела удовлетворительного для всех сторон решения (красноречивый пример – Нагорный Карабах). Исторически расселение племен и народов шло на территории исторической России вперемешку. Однородность, достигнутая в Западной Европе, возникла лишь в процессе «сплавления» народов и этносов в нации («Европа – кладбище народов»). Поскольку в России такого сплавления не производилось, мест с «чистым» в этническом отношении населением было очень немного.
В России была сильна историческая инерция типа межэтнического общежития, который был принят еще со времен Киевской Руси. Евразийцы называли его «симфония народов». Это значит – не должно было быть ни этнического плавильного котла (как в США), ни ассимиляции главным народом (как в Германии и Франции), ни апартеида, как в колониях. Кстати, те русские патриоты, которые не принимают устройства Советского Союза, никогда не говорят, какая из этих реально известных альтернатив им по душе. Похоже, им ближе альтернатива этнического тигля, хотя гласно этого никто не признает.
Многие философы, и российские, и западные, отмечают тот факт, что именно в программах большевиков сильнее всего проявилась преемственность с траекторией российской истории. Ничего не поделаешь!
Утверждения о неизбежности подавления этничности малых народов отражают историю формирования именно западных наций. Когда германский канцлер Бисмарк заявил, что единство наций достигается только «железом и кровью», Тютчев написал известные строки:
Единство, – возвестил оракул наших дней, — Быть может спаяно железом лишь и кровью…» Но мы попробуем спаять его любовью, — А там увидим, что прочней…
Ленин, говоря о типе государственности России после победы революции, имел в виду примерно то же самое, что и Тютчев (только вместо «любви» у него была солидарность трудящихся). Он писал в 1916 году: «Мы в своей гражданской войне против буржуазии будем
