Помимо уже известной нам Светланы, у покойной имелась родная сестра, Дарья Николаевна, которая, между прочим, тоже не бедствовала. Как мне рассказал Влад, Маргарита Николаевна любила сестру и племянницу, и практически содержала. Никто из них не работал, даже муж Светланы, Петр. Сестра постоянно жаловалась на слабое здоровье, как рассказывал Влад, у Петра тоже якобы были проблемы с позвоночником, и работать он не мог. А племяннице приходилось заботиться о них двоих, и работать она не могла. Маргарита Николаевна их жалела, говорила, что у нее денег хватит на сестру и ее дочь, мол, зачем одной столько. И квартиры им хорошие купила, да и денег не жалела.
Но муж этой Светланы совсем не показался мне нездоровым, когда принялся кидаться на Влада с кулаками. Тот поначалу растерялся, не зная, как поступить, вопросительно взглянул на меня.
— Да врежь ты ему уже, чего смотришь? Зря, что ли, мускулы такие накачал — используй хоть раз в жизни для дела, а не красоты! — рассвирепела я, не обращая внимания на вопивших мне на ухо Светлану и Дарью Николаевну.
Кивнув, словно получив разрешение, Влад размахнулся и от всей души так двинул прыгающему на него противнику, что тот растянулся на полу без сознания. Правда, наше несдержанность оказалась чревата, когда обиженные сняли побои, а именно — солидный бланш под глазом, и подали заявление о нападении. Но мы к этому были готовы, я ожидала от них именно таких действий. Поэтому, когда они пришли с заявлением, там уже было наше, и тоже о нападении. Правда, мне пришлось припечатать своему благоверному синяк на лицо и, для большей убедительности, пару штук на тело. Он покорно вытерпел экзекуцию, даже не огорчился, слишком довольный тем, что ответил, наконец, на оскорбления, которыми его щедро поливали родственники покойной супруги все пять лет.
Но, в конце концов, назойливые конфликтные родственники и бесконечные судебные тяжбы утомили Влада, и он предложил заплатить им отступные, чтобы отстали. Сама бы я на это ни за что не пошла, из принципа, а еще потому, что была куда упрямее их всех вместе взятых, к тому же, меня эта “война” забавляла и бодрила, я никогда не прочь была “пободаться”, особенно, когда сила на моей стороне, но ради спокойствия Влада уступила. В отличие от меня, его это изрядно напрягало и расстраивало. И вообще, он по жизни не любил конфликтовать.
Перед мысленным взором возник образ кота Леопольда из мультика, говорящий свою знаменитую фразу, которую я даже в детстве не понимала и не одобряла — “Давайте жить дружно!”. Я бы на его месте этих пакостных мышей на части порвала, как с удовольствием рвала бы дальше родственников Маргариты Николаевны, но — увы — мой добрый Леопольд-Влад от этого страдал, и пришлось сквозь зубы процедить ненавистную фразу тем, кого хотелось растерзать: “Давайте жить дружно! А чтобы легче дружилось, вот вам каждому по миллиону рублей, помимо этого, солидная доля в компании Маргариты Николаевны ее внуку, которой он сможет пользоваться после совершеннолетия, но только в том случае, если станет работать в ее бизнесе, а не просто таскать деньги на халяву, и… — уже не вслух, — отвалите! Устраивайтесь на работу и заботьтесь о себе дальше сами!”.
Племянница с мужем вроде бы согласились, но старуха заупрямилась. Не давала ей жаба покоя, что какой-то альфонс богатство сестры из-под носа увел. Ну, допустим, не он один увел, а с моей помощью, но это неважно. Влад считал, наверное, что они все-таки имели право на ее деньги, несмотря ни на что, как родственники, может, даже виноватым себя чувствовал, хотя вслух мне этого ни разу не сказал, потому и решил пойти на мировую. Я его мнения не разделяла, считая, что с волей Маргариты Николаевны надо все-таки считаться, а в том, что так случилось, они сами виноваты. Использовали всю жизнь женщину, пользуясь ее любовью, за ее счет жили, да еще при всем при этом смели с высокомерием и презрением на Влада смотреть, альфонсом и иждивенцем назвать. А сами-то кто? Он хотя бы свою покровительницу отблагодарил, в беде не оставил, а они чем ей отплатили? Какого ей было, когда самые близкие и любимые, о которых всю жизнь заботилась, в несчастье оставили, один на один с такой страшной болезнью, перед лицом смерти? Стояли в сторонке и наблюдали, как медленно угасает, ждали, облизываясь на наследство, даже не задумавшись, что Влад может стать такой помехой.
Короче, мне их жалко не было, и я была рада, что они не согласились. Глупо с их стороны.
Вскоре суды все-таки прекратились, подозреваю, причина была в том, что накопленные деньги кончились, и в долг перестали давать. И заявилась тогда ко мне Светлана, чтобы с надменным видом великого одолжения сообщить, что они согласны принять деньги, но по ДВА миллиона каждому, включая ее мужа и малолетнего сына, плюс пятьдесят процентов с прибыли от фирмы. Влад, слава богу, был в тренажёрном зале, поэтому я с удовольствием благополучно выпроводила гостью с ее одолжением из дома, сказав, что наше предложение больше не актуально.
И зажили мы спокойно, радуясь вновь обретенному счастью и богатству… но затишье это длилось недолго.
Пока я сосредоточилась на бизнесе Маргариты Николаевны, переключив на него внимание с борьбы за наследство и вникая в новое дело, Дарья Николаевна и Светлана, утратив надежду добиться своего через суд, придумали другой план, решив подобраться к наследству иным путем… через самое слабое звено в преграде к деньгам — Влада… Но он был не только слабым звеном в этой преграде, но и моим личным уязвимым местом, по которому коварные родственники и задумали нанести удар в стремлении во что бы то ни стало меня одолеть…
Итак, Светочка и ее мама пораскинули мозгами и решили, что если не могут отобрать у Влада наследство, то остается только один вариант — отобрать наследника у меня. Кстати, помимо этих двух назойливых особ, на горизонте постепенно начали появляться другие такие же желающие. Я привыкла еще раньше к тому, что вокруг него вьются женщины, но тогда их привлекала только его внешность, а сейчас к этому добавилось внушительное состояние, которым он теперь владел. А это было гораздо серьезней и опасней. Красавчик, привыкший сидеть на шее у женщины, да еще и с непомерными запросами, вряд ли вызовет желание переманить себе это сокровище, разве что на время, попользоваться, попробовать, но не посадить на шею. И хищниц, охотящихся за деньгами, такой бы не
