- Я не убирал ее с этого места и после того, как маршал пал жертвой клеветы.
...Маршал Блюхер не пал жертвой клеветы, его надо было убрать, ибо он посмел сказать друзьям, что не судил Тухачевского, хотя его именем был подписан приговор одному из самых блестящих военачальников двадцатого века. "Суда не было, - повторял он, - Тухачевского и Якира просто убили..."
Василий Константинович покончил с собой сразу после ареста, чтобы не оказаться сломанным, чтобы не предать свое прошлое чудовищными показаниями на очередном процессе, эти показания убивали не жизнь, а то дело, которому он служил, - Революцию...
...Петров устало поднял руку, указал пальцем на книжные стеллажи и, прикрыв веки, сказал:
- Посмотрите речи Сталина на февральско-мартовском Пленуме тридцать седьмого года... Обратите внимание, что там впервые не было привычных "бурных аплодисментов, переходящих в овацию". Просто - "аплодисменты"... И главный удар Сталин нанес по не названному Серго - по "хозяйственным успехам, которые привели к беспечности"... Серго постоянно говорил, что чем больше наши успехи, тем лучше живут люди, чем они явственнее ощущают прямую связь между трудом и благополучием, тем меньше будет врагов в стране, нет поля для вражды, то есть пришло гражданское замирение... А Сталин, наоборот, гнул свою линию: "чем больше успехов, тем сильнее сопротивление врагов"... А ведь Бухарин еще не был арестован, объявил голодовку, написал письмо членам ЦК о своей невиновности, сидел в кремлевском зале - кандидат в члены ЦК! Именно тот Пленум должен был решить его судьбу... "Бухарин - любимец партии" - не случайная фраза... Ее помнили... После того как Пятаков сказал на суде про аэродром в Осло и всему миру стало понятно, что второй процесс тоже построен на фальшивках, Сталин решил, что Пятаков это сделал намеренно - прокричал о своей невиновности из камеры тюрьмы. И помог ему в этом, считал он, Серго... - Петров говорил тяжело, с одышкой, часто замолкал, словно собираясь с силами. - А за Серго действительно была школа в Лонжюмо, Ленин открыто называл его своим другом. Серго никогда - в отличие от Сталина - против Ленина не выступал, он шел за ним ледоколом...
- А дело Мдивани? - спросил я. - Помните, как Ленин тогда обрушился на Серго? С какой яростью, открыто?!
Петров раздраженно пожал плечами:
- Политическая борьба предполагает чувство! Не надо из Ленина делать икону! Как всякий гениальный стратег, он был при этом ранимым человеком... Он не считал возможным скрывать того, что думал! Увидав, что вытворили его любимцы Каменев и Зиновьев в октябре семнадцатого, он прилюдно назвал их "проститутками"! Но ведь через пять дней после этого Каменев стал Председателем ВЦИКа! То есть президентом революцьённой России! (Петров сказал это именно так, "революцьённой", строкой Блока.) А Зиновьев - секретарем Петроградской парторганизации! А Троцкий, которого - опять-таки поделом Ленин называл в свое время "иудушкой", по его же, ленинскому, предложению был единогласно избран народным комиссаром иностранных дел, хотя сначала именно Ленин предложил его - председателя Петроградского Совета рабочих депутатов на пост Председателя Совнаркома! А Троцкий отказался! Троцкий сказал, что Председателем Совнаркома может быть только один человек - Ленин! Это же правда! Как ее ни прячь, она все равно не исчезнет... А как Ленин "колотил" Бухарина и Дзержинского во время Брестского мира?! Но ведь он не предлагал сместить Феликса Эдмундовича с поста председателя ЧК! А у Бухарина - отобрать редакторство "Правды"! Мы отучились дискутировать! Нас приучили к поранжирному повиновению! Мы поэтому... Нет, вы... Хотя это нечестно. - Петров прерывисто, всхлипывающе вздохнул, - мы, именно мы, вина моего поколения перед вами неизмерна... Мы поэтому не понимаем, как это можно обмениваться резкостями, но при этом продолжать оставаться на одной стороне баррикады... Нам стало важно слово, а не дело... Постепенно победила сталинская семинария, дисциплина казармы...
Медленно, словно бы собирая себя, Петров поднялся, отошел к кровати:
- Словом, говорили, что Сталин поручил начальнику охраны Ежова убить Серго. И Серго был застрелен у себя на квартире... Наиболее доверенным сказали, что Серго покончил с собой - слишком дружил с Бухариным, Рыковым, Пятаковым. Но ведь шила в мешке не утаишь: те, кто первым вошел в квартиру Орджоникидзе, подписали себе смертный приговор, составив акт о том, что в маузере Серго было семь патронов, а пороховой гари в стволе не было... Этих дзержинцев расстреляли, но - через неделю! Понимаете?! И мы узнали правду... И мы поняли: теперь все возможно, время вседозволенности, конец надеждам, крах вере в справедливость... А на похоронах Сталин рыдал на груди того, кто был им убит... А было тогда Серго сорок девять лет... А наркомздрав Каминский, который подписывал официальный бюллетень о "болезни" Серго, был расстрелян, как и все, кто знал трагедию или слышал о ней... Вот так и закончился термидор... А вот я уцелел...
Петров медленно поднял на меня серые глаза, в которых постоянно жили печаль и невысказанный укор:
- Да, я молчал, это правда... Но я и молчал-то для того лишь, чтобы дожить до сегодняшнего дня... Чтобы сохранить для вас мою память... Хоть какую-то, но все же... Притча о гласе вопиющего в пустыне еще ждет своего толкователя.
4
...Это случилось во время традиционного авиапарада в Тушине.
Рано утром к нам позвонил Бухарин:
- Семен, вы туда едете?
- Конечно, Николай Иванович.
- Слушайте, я ни разу не наблюдал этого зрелища с поля - всегда с трибуны... Заберите-ка меня с собой, а?
Отец заехал за Бухариным, тот взял огромный бинокль, две бутылки боржоми, сказал, что близкие за городом, поэтому бутербродов, увы, не будет, и, задержавшись возле окна, внимательно обсмотрел улицу.
- В пятом году, перед тем как уйти с квартиры, я всегда проверялся, нет ли слежки, - улыбнулся Бухарин. - Не думал, что привычка так въедлива... Даже когда меня охраняли как члена Политбюро, порою ловил себя на мысли: отчего сопровождающие не глядят, чисто ли на улице?.. Впрочем, - заключил он, - к несвободе привыкаешь значительно быстрее, странно...
...В ту пору брат моего отца, Илья, комбриг, вступивший в Красную Армию в восемнадцатом году, когда ему было четырнадцать, работал заместителем легендарного начальника московской милиции Буля. В тот день он отвечал за обеспечение и координацию деятельности ОРУДа. Поскольку на парад приехало все руководство во главе со Сталиным - Молотов, Ежов, Ворошилов, Калинин, Каганович, Андреев, Микоян, Хрущев, Чубарь, Рудзутак, Косиор, Постышев, регулировка движения на трассе от Кремля до Тушинского аэродрома была делом весьма ответственным, как и порядок на поле: "...страна кишмя кишит троцкистско-зиновьевскими диверсантами и шпионами, они готовят теракты против товарища Сталина, бдительность и еще раз бдительность, враг не дремлет..."
В отличие от отца, прослушавшего курс у Бухарина в ту пору, когда Николай Иванович возглавлял Институт красной профессуры, Илья был самоучкой, закончил четыре класса в деревне Березине, потом занимался в школе рабочей молодежи, будучи уже командиром эскадрона. Отличала его военная косточка, поэтому, заметив отцовский "фордик" (редакционный пропуск разрешал заезжать на поле), он подошел, никак не предполагая, что человек в косоворотке и кепчонке, устроившийся на капоте машины, не кто иной, как Бухарин; вскинув ладонь под козырек, Илья отрапортовал:
- Товарищ член Центрального Исполнительного Комитета, обстановка на поле нормальная, никаких происшествий не было!
Бухарин недоумевающе посмотрел на отца.
- Это мой брат, - чуть смущенно пояснил отец.
- Ах, это и есть ваш легендарный Илья?! - Бухарин протянул ему руку. Приятно познакомиться...
И в это как раз время над полем аэродрома пронеслись самолеты; Бухарин, взбросив бинокль, словно любопытный ребенок, приник к окулярам; проводив серебряные машины, подивившись слаженной стройности их треугольника, он случайно мазанул биноклем правительственную трибуну и увидел, как Сталин неотрывно рассматривает в бинокль его, Бухарина.
Не оборачиваясь к отцу, Николай Иванович негромко сказал:
- Семен, пусть ваш брат продолжает работу на поле, а вам бы лучше сесть на землю... Подстелите газету, вы хорошо сидите по-азербайджански, как настоящий кунак...
...Через двадцать минут Илья вернулся и, снова взяв под козырек, обратился к Бухарину:
- Товарищ член Центрального...
- Да вы проще, - досадливо попросил Бухарин, не отрывая глаз от бинокля, обращайтесь ко мне по-человечески...
- Николай Иванович, - товарищ Сталин просит вас подняться на правительственную трибуну, мне поручил это передать вам замнаркомвнудел товарищ Берман...
Бухарин снова мазанул окулярами места под полотняным тентом, где наблюдали парад члены Политбюро, и снова уткнулся в бинокль Сталина, направленный точно на него.
